— Нет-нет! Два слова, и вам станет все понятно.
— Слушаю, Иван Олегович.
— Я впервые оставляю ее одну. И не в Ленинграде, а тут, на стройке. Мне казалось, что между вами установились дружеские отношения. Она всегда очень высоко отзывается о вас. — Яновский опустил голову.
— Так что же?
Яновский переступил с ноги на ногу. Качался на ветру фонарь.. Пауза затягивалась.
— Она... доверяет вам... Я достаточно хорошо знаю Наташу. Она любит... И мне легко сказать вам это.— Иван Олегович облегченно вздохнул, точно решил сложнейшую задачу.
— Зря вы мне это сказали.
Известие ошеломило Базанова. Он не успел ни оценить его, ни порадоваться: решил — чепуха, мало ли что может показаться человеку, давно страдающему от безответной любви.
— У меня, конечно, нет доказательств, одни ощущения, но они меня редко обманывают.
— Может, следовало проверить ощущения, а потом затевать эту беседу?
— Презираете меня за слюнтяйский разговор?.. Поверьте, не сразу я и решился. Решиться было трудно.
— А я по-прежнему не понимаю, какую роль вы отводите мне, Иван Олегович? Чего ждете от меня, каких слов? Признаться, у меня в жизни ничего подобного не случалось. Я не знаю, как должен себя
вести. А вы? Все это, по-моему, глупо, а вы умный ведь человек.
— Завтра я уезжаю. Нервы сдали, простите... Как вы относитесь к Морозовой?
— Очень хорошо.
— И не больше?
— Послушайте, Иван Олегович, так, чего доброго, вы и подписку у меня начнете требовать.
— Подписку? — не понял Яновский.— Какую? При чем тут подписка?
— Документ о том, что я обязуюсь делать и от чего буду решительно отказываться.
— Идите вы к черту! — Яновский круто повернулся, чтобы уйти, но Базанов схватил его за руку и задержал.
- Это уже лучше, Иван Олегович... Давайте считать, что сегодняшнего разговора просто не было, а? Мы с вами не встречались. А хотите, оставайтесь в Солнечном. Вы же нужны здесь не меньше, чем в Ленинграде. Разрешите, я поговорю с Морозовой?
— Нет, пожалуй,— сказал Яновский своим обычным насмешливым тоном. — Тут в вас заговорил партийный руководитель. Не стоит, товарищ Базанов. Вы не тонкий человек. Разговор не получился, к сожалению. Я ошибся. Прощайте. — И он быстро зашагал в сторону управления.
Глеб посмотрел ему вслед и неожиданно действительно почувствовал себя виноватым в этом несостоявшемся разговоре. Уже в вагончике он пришел к выводу, что произошло это потому, что ни Яновскому, ни самому себе он не мог бы ответить на вопрос о своем отношении к Наталье Петровне. Она была красива, нравилась ему с их первой встречи, но разве он любил ее? Разве, когда они шли по Кировскому проспекту, он испытывал то, что испытывал много лет назад, когда впервые познакомился с Асей в Кара-Таше и шел с ней по солончаку? И так ли глухо билось его сердце? Так ли трепетна была его радость? То ли испытывал он, когда коснулся впервые Асиной руки, почувствовал ни с чем не сравнимый запах ее волос? Разве сопоставимы эти на всю жизнь оставшиеся ощущения, точно были они вчера, с теми, что испытал он осенним ленинградским вечером в ресторане, любуясь Натальей
Петровной, восхищаясь ею, как восхищаются картиной знаменитого художника? А сама Наталья Петровна? Чем привлек ее он?
Глеб стал вспоминать их встречи и их разговоры, анализировать все, что говорила она, и все, что отвечал он, и все, что могло стоять за словами, и пришел к выводу: ошибается Яновский, они с Морозовой не были настроены на одну волну, как тогда с Асей, — Глеб знал это. Да и могло ли повториться теперь то, что было два десятилетия назад, когда он, молодой и сильный, встретил Асю, когда они полюбили друг друга и признались в этом сразу же, в первую встречу. И стали мужем и женой.
Все эти годы, что прошли после гибели Аси в горах, образ ее и все, из чего он складывался, не уходил, не стушевывался, не забывался: ее насмешливые глаза, лицо с высокими скулами и упрямым подбородком, ее быстрая, легкая походка, любимые словечки и привычки и даже любимая поза — часами сидеть поджав под себя ноги. Все эти годы он. хранил верность Асе и се памяти. И в любой момент мог представить ее рядом с собой, попросить у нее совета, оцепить с ее помощью каждый свой поступок и даже тех женщин, с которыми порой сводила его судьба. Каждую он мерил Асей. За два десятилетия были у него и романы — одни мимолетные, другие, случалось, затягивались. Была и женщина, к которой, казалось, у него возникло на-' стоящее чувство. Но все прошло: и быстрые увлечения, и то, что представлялось любовью. Женщина хотела мужа всегда рядом, а он мотался по Азии, месяцами не появлялся в Ташкенте, где она работала преподавателем в университете. Была по-своему права, наверное, но не выдержала проверку временем. Ася выдержала бы, точно выдержала бы. Позднее Глеб узнал, что женщина та вышла замуж, и без сожаления встретил это известие, определив тем самым, что, как видно, и любви-то никакой не существовало...
И все же разговор с Яновским задел Глеба, не отпускал, заставлял вновь возвращаться ко всем своим встречам с Морозовой, анализировать свое и ее поведение. Наталья Петровна снова проходила с ним по Кировскому проспекту, пыталась раздобыть билеты в кино, сидела в ресторане, шла улицей Солнечного,
независимо держа руки в карманах потертых джинсов. Она хмурилась и улыбалась, спорила и соглашалась, а надо лбом у нее светился пепельный нимб, и тяжелый узел на затылке оттягивал голову назад, придавая лицу независимое и гордое выражение.
Глеб долго не мог заснуть. Он гасил и зажигал свет, брался за книгу, пил чай. И, видя тщетность всех своих усилий, разрешил себе принять снотворное. И уже в какой-то полудреме он поймал себя на мысли о том, что Наталья Петровна во многом напоминает Асю и во многом, пожалуй, она выдержала бы «испытание на Асю». А вот как выглядела Ася, Глеб вспомнить уже не мог. Сон охватывал, обволакивал его. И вместо резкого и несимметричного Асиного лица стояло перед ним лицо Морозовой,— это был уже сон...
Богин вернулся из Москвы в плохом настроении. И хотя итоги строительства были оценены весьма положительно, он был мрачнее тучи. Оказалось, имел неприятности в Госплане и Госстрое, получил предупреждение в министерстве. Вызвал Базанова, сказал мрачно:
— Ну и подбросили мне свинью твои друзья-архитекторы! Разошлись, слабину почуяли! Такого нароектировали — ахнешь! Никаких денег не хватит, город на тебя кинул, думал, ты это дело контроли-уешь, а по шее мне надавали. Поделом! Никому ниче-о передоверять нельзя.
— А конкретней? — попросил Глеб.
— Что конкретней? Каждый новый их проект! Девятиэтажный дом, общежитие-трилистник, кинотеатр, административный центр. Меня спрашивают: «А вы что — особенные ? Почему не берете типовых проектов ? Считали, насколько это удорожит стоимость? Не удорожит? Докажите». И тут еще эта комиссия!.. На кой черт мне все это надо! Будет комбинат — и баста! А люди что в пятиэтажном, что в стоэтажном доме — все авно где жить. Лишь бы квартира и не капало! Надо акрывать всю эту лавочку, вызывать сюда срочно воего этого Петрова, Попова, как его там?
— Зачем?
— Разбираться!
— Давай сначала решим, в чем именно мы станем разбираться. А потом, тут же есть представитель института — Морозова. Она в курсе всех проектных и строительных дел, толковый человек. Ее вызвать проще.
Богин схватился за телефон: срочно, немедленно разыскать и доставить начальника архнадзора.Пришла Наталья Петровна. Спокойная и сосредоточенная. Сказала с достоинством:
— Слушаю вас.
— Хотелось бы послушать вас! — сказал, сдерживая гнев, Богин.
— В таком случае разрешите, я сяду.
— Разумеется, — буркнул Богин.
Базанов подвинул ей стул. Богин принялся излагать свои злоключения и обиды на архитекторов, которые подвели его потому, что ряд новых нетиповых зданий города предварительно не согласовали с ним, а сразу послали в Москву. Он не потерпит положения, при котором что-то делается через его голову, он — начальник строительства.
— Вы правы, хотя и не сказали мне ничего нового,—кивнула Наталья Петровна, поигрывай многоцветной шариковой ручкой. Она достала из заднего кармана джинсов большой блокнот и раскрыла его. — Вы говорите о буре, которая для нас уже прошла. Мы, как видите, уладили ее своими силами и к строительству этих зданий приступаем. Это первое. Будут ли такие бури еще? Думаю, будут. Предупреждали мы вас-об этом? Предупреждали. И договорились как будто: мы спроектировали вам хороший город и следим за тем, чтобы строители сделали его таким. Это второе. И третье — не надо вслед за иными консервативно настроенными чиновниками говорить: нетиповые здания. Мы используем типовые проекты. Почти все элементы, изготовляемые ДСК, типовые. — Морозова чуть заметно улыбнулась. — Лучше говорить так: модернизированные типовые проекты, экспериментальные здания. Вы же дипломат, Степан Иванович. Вам же и жить станет легче.
— А вам? — уже значительно спокойнее сказал Богин. — Вы решили мою жизнь облегчить — благодарю. Принимаете огонь на себя?
— У проектов много защитников. В Москве — заместитель министра Тулин и начальник главка. В Ленинграде — директор нашего института Попов. Здесь — товарищ Базанов. Город еще Государственную премию по архитектуре получит. Тогда у него еще больше защитников будет, вот попомните.
— И все же я попросил бы вас, Наталья Петровна, подготовить мне объяснительную записку. — Богин уже сдавался. Базанов видел это.
— Объяснительная — звучит как оправдательная,— заметила Морозова. — Скажите, в чем мы должны перед вами оправдываться? Конкретно.
Теперь наступающей стороной стала она. Богин усмехнулся, посмотрел на Базанова: «Ну и баба! Смотри-ка, вывернулась!» — сказал улыбаясь:
— Конкретно? Люблю и сам это слово, Наталья Петровна. Значит, так: ближайшие новостройки. Начало работ, задания ДСК, новые их изделия, которые предстоит освоить, экономика — стоимость одного метра площади. И все преимущества. Коротенько и ясно. Цель? Хм... Ввести в курс дела начальника строительства полностью.
— Для жесткого контроля? Не доверяете нам?
— Что вы, что вы! Просто хочу все знать.
— Сроки?
— Ну, сколько вам дать?
— Сутки.
— Отлично! А вы молодец, товарищ начальник.
— Спасибо за комплимент, Степан Иванович. У вас есть ко мне еще вопросы ? Тогда до свидания, — и она вышла.
Богин проводил ее взглядом, сказал:
— Какая женщина! Был бы свободен — увлекся. Серьезно, увлекся. Хотя в любовницы такая не пойдет... Ведь не пойдет, как считаешь, Глеб Семенович?
— Ты что? — удивился Базанов.
— А что? Монахи мы здесь? И она ведь не замужем, Шемякин говорил.
— Шемякин, смотрю, у тебя всеми вопросами ведает. — Начавшийся разговор уже тяготил Базанова.
Богин хохотнул:
— Ему положено быть информированным.
— И снабжать начальство всем необходимым?
— Постой, а чего ты-то кипятишься? Может, и ты лицо заинтересованное? Так и скажи. Я отступлюсь.
Базанов встал, сказал непреклонно:
— Ну, все, Степан Иванович. Это не разговор, и я тебе не Шемякин!
— И все же королева! Представляешь, с такой на курорт съездить или в Москве появиться? В Главке паника начнется!
— Я таких разговоров не понимаю и не терплю! — сказал Глеб глухо. — Раз и навсегда.
— Договорились. - Богин еще не знал, как вести себя. Он сел и снова встал. И вдруг засмеялся: - Ну, Базанов! Ну, парторг! Откуда это в тебе? Вот не думал! Непримирим, как Галилей! Сердечник, черт бы побрал тебя совсем! — Успокоившись, он сказал недовольно: — Не хватало еще, чтоб мы с тобой и по женскому вопросу сражались.
— Именно!
— Но пойми — шутил я.
— Ну, понял.
— Забудем?
— Забудем, — согласился Глеб.
Богин протянул Глебу руку и вдруг опять рассмеялся.Разговор с Яновским и начальником строительства внезапно осложнил отношения Глеба с Морозовой. Он стал чувствовать себя зажатым, скованным. Ему каза-1 лось, десятки внимательных глаз наблюдают за ними, стоит им встретиться на улице, в коридоре управления или в столовой. Глеб удивлялся происходящему с ним и ругал себя, но ничего сделать не мог. Он избегал Наталью Петровну, а уж если и случалось им столкнуться так, что не разойдешься, предпочитал вопросов не задавать и отвечал односложно, будто с трудом. Позднее придумал поездку по всей стройке и чуть ли не на десять дней исчез из Солнечного.
Морозова почувствовала, конечно, перемену в его отношении к себе и попыталась при первой же возможности выяснить, что произошло. Базанов ответил, что ничего не произошло. И тогда Наталья Петровна обиделась. Обиделась всерьез, точно девчонка, и не стала скрывать этого от Базанова. И даже демонстративно
показывала ему свою обиду, вызывая у Глеба противоречивые чувства, из которых главным, как ни странно, было все усиливающееся раздражение.Что он мог сказать ей, себе? Он знал только одно — ему стало вдруг трудно общаться с ней, трудно, неудобно и от всего этого неприятно. Морозова — красивая, образованная женщина с гордым, независимым лицом — стала раздражать его без всяких на то оснований — он понимал это... Придумывая поездку за поездкой, бежал ли он от нее? Или от себя?.. И этого не знал Базанов, потому что все, что происходило с ним в то лето, происходило впервые. И опять ему не с кем было посоветоваться...
Спустя некоторое время Базанов вспомнил, что Морозова собиралась привезти в Солнечный сына еще в начале лета. И тогда он еще сказал, что ей необходима квартира или хотя бы комната в новом доме. Почему же она молчит? Что-то случилось и что-то изменилось в ее планах? И как он мог забыть это? Ругая себя за невнимательность, Глеб в первую же свободную минуту отправился в физкультурный зал школы, занятый ныне группой архитектурного надзора. Натальи Петровны не было — поехала с утра на ДСК посмотреть, как у Либеровского пошла новая серия, обещала после обеда вернуться.
Толя Бакулев, оставшись вместо Яновского заместителем Морозовой, повел Базанова вдоль столов и кульманов. Принялся показывать работу группы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105