«Победителей не судят». Он почувствовал вдруг уважение к Базанову и подумал, что они даже похожи чем-то. И, поняв чем - преданностью
делу, которому служат, — почувствовал облегчение и даже некоторую радость оттого, что у него сильный и твердый соратник-соперник. Богин любил таких...
Партийная конференция постановила: объединить коммунистов — строителей и монтажников — в единую организацию. Был избран партком строительства. Секретарем его выдвинули Глеба Семеновича Базанова — члены парткома проголосовали единогласно, без воздержавшихся.
В коридоре к Базанову подошел Александр Трофимович Яковлев. Его хрящеватый длинный нос гордо и воинственно задирался, с лица не сходило выражение важной значительности: впервые в жизни председательствовал он на таком громадном собрании.
- Как считаешь, товарищ Базанов,— острый кадык Яковлева напряженно дернулся, — не допустил лишка, справился ли я с порученным?
- Все правильно, Трофимыч. Держал собрание в руках, но вожжи без толку не натягивал. Так мне показалось, — ответил Глеб. — Но скажу по секрету — это и в моей жизни первая партийная конференция.
- Да ну!-изумился бригадир. - Выходит, скрытный ты, Глеб Семенович. А у меня все на лице, все на виду!
...После окончания конференции Азизян объявил выступление архитектора Попова с сообщением о будущем города Солнечного. Заместитель главного диспетчера был человеком восторженным. Ему всегда хотелось, чтобы на той стройке, где трудился он, работали самые лучшие специалисты, самые знаменитые люди. Вот и теперь он считал искренне: раз приехали люди из Ленинграда, значит, самые главные в своем деле, самые способные. Так и представил он коммунистам смутившегося Кирилла Владимировича как главного архитектора Ленинграда, а затем под аплодисменты зала и всю группу.
Архитекторы развешивали на стене эскизы, планы домов, микрорайонов будущего центра города, гостиницу, бассейн и стадион. Яновский и Комов с трудом доволокли и водрузили на стол президиума рельефный макет будущего Солнечного. Зал замер: все это казалось фантастикой. Попов с длинной указкой кинулся к одному из эскизов. Казалось, к самому маловырази-
тельному и неинтересному. На нем был изображен пятиэтажный дом.
— Я очень прошу вас, говорите проще, популярнее, — успел шепнуть ему на ходу Глеб.
В наступившей тишине Яковлев сказал восторженно:
— Так это ж, братцы, считай, Бразилия! — Фраза прозвучала неожиданно громко, и в задних рядах засмеялись.
— Бразилия! — воскликнул Попов обрадованно и взволнованно. — Нет, товарищи! Город Оскара Немей-ера, восхитивший мир полетом фантазии великого архитектора, признан ныне городом-выставкой. Он задавил человека, его огромные пространства неудобны.—' Попов сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и заговорил уже значительно спокойнее, как на лекции: — У нас, советских архитекторов, иные принципы,— он сделал еще паузу и улыбнулся, — хотя, признаюсь, каждый был бы не прочь стать Немейером, если честно.
Контакт с залом установился, и Попов продолжал:
— В стране нынче множество городов рождено с нулевой отметки. Тут вся ответственность ложится на нас, архитекторов, и на вас, строителей. Хотя, сидя у себя, в Ленинграде, мы несколько переоценивали свои возможности и недооценили трудности четвертого климатического пояса, к которому принадлежит и Солнечный, ибо одно дело знать, другое осязать, чувствовать на своей шкуре, простите за грубое слово.
— Пожалуйста! — крикнул молодой и задорный голос. — Мы люди простые!
В зале заулыбались: «главный архитектор Ленинграда» явно пришелся по душе всем.
— Ознакомившись с выводами трех наших товарищей, посетивших эти места летом, мы решили: да, нужен принципиально новый дом, которого в строительной практике нашей страны — увы! — еще не было. Дом требовалось сочинить, изобрести, выдумать, не забывая при этом, что таких домов понадобится много и сооружение их пойдет индустриальным методом — значит, с учетом возможностей вашего ДСК при самой небольшой модернизации уже действующего оборудо-
вания... Жилые дома будут обеспечены центральным отоплением, электричеством, газом, холодной и горячей водой, естественно, канализацией и вытяжной вентиляцией.
Перед строителями предстал на эскизе их новый дом. И его собрат — пятиэтажный крупнопанельный, у эскиза которого Попов чуть задержался, заметив лишь, что это модифицированная и приспособленная к жизни в пустыне известная серия 1-464... Он быстро подошел к прекрасной картине, на которой, словно фрегаты, строем «выступ», плыли в голубом небе, как в бездонном море, девятиэтажные галерейные гиганты, и сказал:
— Мы гордимся домом, о котором я рассказывал вам. Но даже чудо, многократно повторенное, перестает быть чудом. А город, застроенный однотипными домами, становится стандартным. Мы решили: Солнечный пойдет ввысь. Мы застроим его семи-, девятиэтажными домами, в основе которых будут все рациональные ячейки того, о чем я говорил. Это повысит плотность застройки, удешевит строительство и явится ценным в эстетическом отношении градостроительным элементом, который позволит нам создать запоминающиеся ансамбли современного города.
Попов перескочил, как кузнечик, к макету, стоящему чуть наклонно на столе президиума.
— На возведение девятиэтажного дома вместе с освоением ДСК новых железобетонных изделий кладем восемь-девять месяцев. Дальше дело пойдет быстрее, и мы поведем Солнечный на отметку двенадцатого этажа. Таким он будет, наш город. — Попов, точно дирижер по пюпитру, постучал указкой по макету. — Его первая очередь займет сравнительно небольшую территорию, протянувшуюся на шесть километров с севера на юг, что и решает его композиционное построение: основные профильные направления и короткие поперечные связи. Административно-общественный центр подчинен общей планировочной идее и тоже имеет протяженную композицию. Параллельное построение жилых кварталов и центра позволяет вести постепенное освоение городских территорий, будет способствовать стилевому единству застройки на всех этапах строительства.
— Кирилл Владимирович! Кирилл Владимирович! — перегнулся через стол президиума Базанов. — Умоляю : говорите чуть проще и медленней, так, как вы начали.
— Что? — Попов посмотрел удивленно. — Как проще? Проще быть не может! Вот проект торгового центра. Вот гостиница. Школа и детсад. Общежитие, стадион, медико-профилактический комплекс. Я тогда сейчас кончу, а желающие пусть подойдут к макетам. Нас, архитекторов, тут чуть ли не взвод, дадим объяснения по всем вопросам... Позволю себе лишь сказать пару слов о микрорайоне — первичной структурной ячейке селитебной, то есть жилой, территории города. Вы не возражаете, товарищи? — обратился он к залу и к президиуму. — Я не замучил вас ?
— Да-а-ать! Не возражаем! Пусть говорит ученый! Отставить регламент! — закричали со всех сторон.
— Спасибо,— поднял руки Попов.— Но я сам себя ограничиваю — пять минут. Иначе я проговорю час! Итак, замечаю — пять минут... Планировка микрорайона решает задачу обеспечить функциональную связь жилья с элементами культурно-бытового обслуживания.
— Это чтоб все под рукой было? — выкрикнул Яковлев.
— Совершенно справедливо! — обрадовался Попов. — Ядро микрорайона — это комплекс общественных зданий: школа, детские учреждения, торговый центр, все в радиусе триста — четыреста метров... Я не говорю об озеленении и обводнении микрорайона. Это особая тема. Во многом это еще планы. А время у меня кончилось. Все, товарищи, все! Да и воды, насколько я осведомлен, у вас еще нет. Я закругляюсь. Проведете воду из Карадарьи, поговорим.
Улучив момент, к Попову подошел Милешкин. Взял под руку, отвел к окну, заговорил с несвойственным ему излишним восторгом:
— Вашим микрорайоном, коллега, я поражен и распропагандирован ! Выразительно, целесообразно, просто, все очень просто! Если строители не подведут вас, как подвели меня поначалу, победа на всех уровнях очевидна. Я поздравляю вас, поздравляю!
— Спасибо, спасибо, коллега,— чуть растерявшись от неожиданного натиска и забыв имя и отчество Милешкина, пожал протянутую руку Попов.
— И так умело прячете вы мой первый квартал, — продолжал столь же восторженно Милешкин. — Питерский стиль! Нам сто лет учиться у вас.
— Ну что вы, право. — Попов чуть отступил. Он все еще никак не мог вспомнить имя и отчество Милеш-кина и от этого чувствовал страшное неудобство.
- Нет, нет, не говорите! — наступал Милешкин. — Наш опыт застройки в условиях пустыни достоин внимания и изучения. Его и станут изучать, увидите! Я первый своих работничков привезу сюда учиться.
— А вы что же, уезжаете? - Явно тяготясь беседой, Попов старался переменить тему.
— Конечно, конечно! Рядом с вами... Что мне делать тут?
Пу, вы уж совсем... Забичевали себя, коллега. Зачем же так?
— Уезжаю, уезжаю! Получено наконец распоряжение — институт отзывает. Два дома последние без меня доведут. Так что возвращаюсь... Не со щитом, не со щитом, Кирилл Владимирович! Но, надеюсь, увидимся, увидимся. Очень бы хотелось приехать как-нибудь, посмотреть все в камне и кирпиче, если вы разрешите. Посмотрсть, поучиться.
— Да мне что! Приезжайте, смотрите! — Попов начинал окончательно терять терпение. И тут же снова обрел спокойствие и даже улыбнулся про себя удовлетворенно: вспомнил, Милешкина зовут Алексей Алексеевич, — что может быть проще! — и сказал любезно: — Может, вы нашим товарищам тут кое в чем поможете? Подскажете, посоветуете, Алексей Алексеевич.
— Непременно, непременно! — обрадовался Милешкин. — Не смею вас задерживать, Кирилл Владимирович. — И он поклонился, торопливо потирая руки, словно умывая их.
Богин внезапно изменил обычной ежевечерней привычке проводить час-полтора у селектора. Он решил дать прием в честь ленинградских архитекторов — познакомиться поближе, поблагодарить за работу, поднять
бокал шампанского за Солнечный. Позвал он и человек двадцать своих, из руководства. Собрались в столовой. Распоряжался всем Шемякин. И, надо отдать ему должное, за короткий срок, отпущенный начальником стройки, сумел он организовать все по самому высшему разряду — икра, рыба, буженина и сервелат, огурцы и редиска, коньяк и шампанское, минеральная вода «ташкентская». А на улице шашлычник уже ман-галку раскочегаривал. Всего понемногу, но есть все, все красиво, без суеты, спокойно. Вот он какой, Шемякин. И еще пошутил, столкнувшись в дверях с Базановым: «Мы, снабженцы, без утвержденных проектов работаем. Не архитектура: тут головой думать надо». Самоуверенный, неприятный, но ведь нужный, временами просто необходимый. Живучий — кинь в воду, он и там через день-два приспособится, брось со скалы — полетит, крылья отрастут.
Сначала за столом было чинно, торжественно-тихо. Царила атмосфера предупредительной вежливости. «Мы тоже не лыком шиты, — говорили, казалось, строители. — Не забурели тут, в песках, знаем, в какой руке вилку держать». А архитекторы старались выглядеть этакими рубахами-париями и свойскими девахами и тоже вроде бы подчеркивали: «А мы и не думаем заноситься, хоть мы из Питера и городишко мы вам спроектировали — будь здоров».
Постепенно обстановка менялась. Уже произнесли несколько тостов, уже говорил сосед с соседом и летели реплики-шутки через стол и возвращались обратно, словно теннисные мячи. И все усиливался общий гомон, и накурили порядочно. И тут встал Попов, снял очки и, решительно потребовав внимания, предложил выпить за Базанова Глеба Семеновича, за одного из тех, кому пришла идея создать наконец хороший город «с нуля», перебороть все попытки архитекторов и строителей соорудить очередной блочный ширпотреб... Высказавшись, Кирилл Владимирович вскинул на лоб очки и спросил:
— А интересно, как и когда впервые пришла вам в голову идея Солнечного, Глеб Семенович? Вы вот геолог, все в землю смотрели. А тут — город солнца в небе увидали. Расскажите. Столько раз мы говорили, а про это никогда.
Морозова поддержала шефа. И все закричали разом, требуя ответа, будто ответ этот имел для всех наиважнейшее значение. И даже Богин, благосклонно обняв Базанова за плечи, сказал, будто разрешая:
— Давай ответ, парторг, раз гости требуют. Чуть-чуть подумав, Глеб встал.
— Лет двадцать назад я был в этих местах. Целый день мы ехали по иссушенной солнцем, задыхающейся от жары пустыне. И именно здесь, где мы с вами пируем, остановились у юрты чабана. Помню, как заставил меня думать над его судьбой черномазый пятилетний малыш, сын нашего гостеприимного хозяина. Он смотрел на гостей, редких в этих краях, с любопыт-ством. Наша аппаратура вызвала у него желание все крутить И Трогать. Моя сумка, пикетажная книжка, МОлоток, компас все было ощупано и исследовано досконально. А я думал: где он будет учиться, этот малыш, когда вырастет, если не захочет покинуть отца, мать? II когда он увидит первый кинофильм? И доведется ли ему подойти когда-нибудь к библиотечным полкам? Или броситься с вышки в бассейн, ударить мячом по воротам? Стать к станку? На много километров вокруг не было жилья. Колодец с горько-соленой водой, древний, как бурдюк, который в него опускали; отара овец; лохматые собаки с теленка, тяжко дышавшие от зноя; яростное солнце над головой — неужели это весь мир, в котором будет жить маленький мой современник? Скромный комфорт юрты — с тенью над головой, с поднятой кошмой, чтоб обдувало сквозняком, с пиалой терпкого и горького зеленого чая — казался после пашей раскаленной машины блаженством. Но мы уедем, а они останутся здесь. На месяцы? На годы? И этот молодой еще чабан с суровым лицом, и его жена в ярко-красном до пят платье, и этот черномазый, уди-вленный до восторга малыш? Для жизни всего этого в прошлом забытого богом края появление здесь такого города, как Солнечный, — великое благо... По-прежнему, конечно, будут бродить в пустыне бесчисленные отары овец. Но, приезжая в город, люди почувствуют современный темп и размах жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105