— Вам не жалко ваших зверей? — спросил Глеб.
— Ничего с ними не сделается,— беспечно ответил лысый.
— Вы бы хоть свой вентилятор им поставили и клетки накрыли.
— А вы что — агент Общества по охране животных? — Лицо директора затвердело, и он жестом отослал мальчика, определив, что разговор на этой его милой шутке не кончится.
— Я секретарь парткома стройки, — жестко сказал Базанов. — Идите-ка со мной, идите. А шляпу можете здесь оставить. Ваши звери ведь без шляп на всеобщее обозрение выставлены, на солнце.
— У меня есть все документы, — поспешно сказал директор. Он вышел вслед за Базановым и потащился за ним от входа по кругу, бормоча: —У меня документы. Мне дают маршрут, и я еду. Дают зверей, автомашины, и я еду. Что я могу сделать?
— Вы что — попка?
— Да, я как попка,— послушно кивнул директор.—А что делать, когда нет специальности?
— Переквалифицироваться в управдомы, — сказал Глеб. — Вот, вот, вот и вот, — показал он на клетки с медведями и бегемотом. — Это же варварство, уважаемый! Подобное зрелище безнравственно. Разве настоящие звери похожи на ваших?
— А что я могу сделать? С меня план требуют. Приходится залезать в глубинку. Вообще-то мы шли по другому маршруту, но один человек из цирка мне посоветовал — поезжайте в Солнечный: новый город, то-се, там и кошке удивятся. Я вам откровенно.
— Спасибо за откровенность, но я не понимаю. Вы же человек, а это — беззащитные животные. Они к тому же и кормят вас, и одевают, по-видимому. Так позаботьтесь о них. Хоть немного. Накройте клетки, что ли, кормите их как положено, поите.
— Знаете, им ничего не поможет уже. Верьте мне.
— Вы плохой человек. Я не хочу с вами разговаривать. — Глеб нахмурился. — И вот что! День вам на сборы. Я позвоню в соответствующие организации. И в Москву сообщу.
— Стойте! — вскричал директор. — Вы же нас режете! Я буду жаловаться! — он заметался, смешно заламывая руки. — Я так не оставлю!
— Куда вы сможете жаловаться? Вас к зверям и на пушечный выстрел подпускать нельзя. Чтоб завтра вас здесь не было. — Глеб зашагал к выходу. Директор зоо-цирка шел следом, бормоча умоляюще, но Глеб не оборачивался. У кассы директор отстал наконец, но продолжал что-то кричать вслед.
И сразу же Базанова догнал Антон. Он был всклокочен и возбужден, лицо его пылало. Сказал с прорвавшимся восхищением:
— А я все слышал. Здорово вы его, дядя Глеб! Так и надо ему, гаду! Что он со львом сделал? А с медведем?! Здорово!
Оказалось, Антошка очень любит животных, мечтает быть биологом. А Глеб-то думал прельстить его «Техникой молодежи»...
— А куда вы теперь, дядя Глеб? Можно, я провожу вас? — спросил Антон.
— Я буду рад, идем.
— Мама говорила, что вы нашли здесь золото, да?
— Не один я, конечно. Много людей искало золото в пустыне. И много лет — сто, а может, и тысячу... Вот послушай одну историю. Хочешь?
— Давайте.
— В давние времена неподалеку от мест, где мы с тобой идем, стояла юрта чабана, а рядом был колодец. И вот однажды вечером из песков к колодцу вышел человек. Он шатался от слабости и жажды, был гол и бос и на плечах тащил большой черный камень. «Интересно, — подумал чабан, — зачем несет этот сумасшедший такой тяжелый и бесполезный камень?» Он не мог спросить об этом у незнакомца: незнакомец не понимал его языка. Чабан хотел, по обычаю, пригласить его в юрту, чтобы гость мог напиться, поесть и отдохнуть, но пришелец, оттолкнув чабана и его детей, кинулся к колодцу и припал к ведру, в котором была вода, и пил жадно и долго, пока не выпил всю воду. Опорожнив ведро, он снова бросил его в глубокий колодец, а когда вытаскивал, вдруг отпустил веревку и упал. Полежав неподвижно, человек пополз к своему камню и, обняв его, умер. Чабан вырыл могилу и похоронил в ней незнакомца, о котором он не знал ничего, кроме того, что ему очень дорог был большой черный камень, ставший, по-видимому, причиной его путешествия и гибели. Чабан прочел молитву и, чтобы как-то отметить место безымянной могилы, положил на нее тот самый черный камень... Тебе интересно?
— Интересно.
— Прошло много лет. И вот в один прекрасный день к тому же колодцу подошел большой караван. Наверное, сто тяжело навьюченных верблюдов столпились у воды, предводитель каравана - светловолосый караванбаши - говорил на чужом языке, он был прост и добр с чабанами и хорошо знал законы песков. Едва лучи солнца осветили степь и барханы, караван стал собираться в путь. Светловолосый увидел могилу и подошел к ней. Он потрогал большой черный камень, поковырял его ножом и вдруг закричал: «Золото! Это золото!» И стал расспрашивать чабанов, откуда принес его умерший тут человек. Но разве чабаны знали откуда? - из песков, из пустыни... Всю свою жизнь этот
светловолосый - он был ученый - напрасно искал здесь золото. А его друг, которому он приказал продолжать поиски, погиб на войне. К счастью, и у того был верный друг. А он был моим учителем, Антон. Сообща мы и нашли золото в пустыне.
— Здорово как! — восхитился мальчик. И без всякого перехода, поистине с детской непосредственностью спросил: - А правда, вы моим папой стать хотите? Правда это, дядя Глеб?
— Как тебе ответить, Антон? — Глеб словно споткнулся. - Я очень люблю твою маму. И бабушку. Но Я не могу ведь так просто стать твоим отцом, правда? Ты ведь не маленький... Зато мы можем стать настоящими друзьями. Настоящими и верными.
— Я буду стараться, — серьезно сказал мальчуган.
- А потом, когда мы сдружимся, ты сможешь, если захочешь, назвать меня отцом, а я тебя — сыном. У меня никогда еще не было сына, и я очень хотел бы насыпать тебя сыном. Ты понимаешь?
— Да. А почему вы старый уже, а у вас не было своего сына? - безжалостно спросил Антон.
- Так случилось, мальчик. Моя жена давно умерла. Она утонула на Памире, в горной речке. У нас не было детей. И жены другой у меня больше не было.
— И мама станет вам другой женой?
— Я очень хочу этого. И мама хочет, и бабушка.
— А когда у вас с мамой родится новый ребенок, ваш? Разве такое не может случиться?
— Может, вероятно... Но почему тебя это волнует?
— Кем же я тогда буду? Вам и маме?
— Как кем? — в первый момент не понял База-нов. — Все равно сыном.
— И фамилия у меня будет Базанов? Или останется старая, Морозов? А у него будет Базанов? Какие же мы братья — никто не поверит.
— Какую ты захочешь, такая и будет фамилия. Мы это не обсуждали еще.
— Но вы еще ничего не обсуждали, выходит?
— Вот что! - живо воскликнул Глеб. - Давай вечером соберемся и все обсудим, во всем разберемся сообща — я и мама, ты и бабушка. Идет?
— Я не знаю, дядя Глеб,- сказал мальчуган погрустневшим голосом.— Приходите...
Девятиэтажный дом, построенный яковлевцами методом подряда, готовили к сдаче торжественно. Собралось много народа: государственная приемочная комиссия, представители общественности, строители из других СМУ. Еще бы! Первый девятиэтажный хозрасчетный дом в Солнечном и во всей Средней Азии. Экзамен держали не только каменщики, монтажники, отделочники, сантехники, электрики и установщики лифтов, экзаменовались и архитекторы.
Богин позвонил Базанову, пригласил его «сообща погулять по девятиэтажному», и они поехали на площадку. Внизу встретили Полуднякова, приехавшего из областного центра с рекомендацией Лазиза Сафарова и назначенного начальником маттехенабжения. Он только что спустился и беседовал с прорабом, парторгом СМУ Сладковым и Яковлевым, бригадиром.
— Ну, навалилось на вас начальство! — пожимая всем руки, констатировал Богин. — Как твой обход, Анатолий Михайлович? Уложатся они к сроку? Не сорвут нам торжество?
Полудняков дипломатично промолчал, предоставляя возможность ответить бригадиру. И Яковлев ответил, что уложатся, обязательно уложатся, теперь — без сомнения. '
— С комиссией пойдут рабочие из других СМУ,— предупредил Базанов,— Пусть глядят и учатся.
— А нам что? — хмыкнул Яковлев.— Пусть учатся на здоровье, язви их!
— Главное, качество, — уже весело сказал Богин. — Чтоб качество не страдало, было высоким. — И приказал: — Вы делами занимайтесь. Нас сопровождать не надо. Мы с парторгом сами ходить и смотреть умеем. Кто там у вас командует, Яковлев?
— Отделочник Фесенко, — сказал бригадир.
— Пошли, Семеныч, — приказал Богин. Он шагнул в парадную, вызвал лифт. Кабина тут же подошла — была невысоко, видно, — и дверцы бесшумно растворились. Богин нажал кнопку девятого этажа, и они поехали. — Ничего, а? — сказал он, довольный. — Добро, если все так отделали. Давай присматривайся повнимательней.
— Помнишь, говорил: закончим девятиэтажный, Инну привезу? Дал телеграмму или сам навстречу поедешь?
— Нет еще.
— Чего ж так?
— Инна уже выехала. А здесь все распределено. Поживем пока на старом месте.
— Вот это да! — удивился Базанов.— Сапожник без сапог, выходит, начальник стройки без квартиры?
— У нас тут много начальников,— неопределенно хмыкнул Богин.
Они вышли из кабины лифта и двинулись по открытой галерее. В одной из квартир трудились отделочники. В другой — паренек в солдатском мундире без погон, в щегольских когда-то галифе и сандалетах на босу ногу отчитывал пожилую полную женщину. Женщина годилась ему в бабушки. Он называл ее тетка Дарья и упрекал в том, что слишком много кафельной плитки идет в отходы. Увидев начальство, паренек лихо выскочил из окна на галерею, предста-вился:
— Фесенко, Иван! Здравия желаю, товарищ начальник! Здравия желаю, товарищ парторг! — и чуть не козырнул по армейской привычке.
— Показывайте хозяйство, товарищ Фесенко! — в том же приподнятом тоне ответил Богин. — И рассказывайте, на что жалуетесь, пока у нас время есть.
— Никто не экономит на фундаменте, товарищ начальник. Зато каждый стремится «зажать» на отделке. Хотя отделка-то всем и видна — паркет, пластик, плитка. Отсюда и качество, и замечания.
— Это точно, Фесенко, — подбодрил его Богин.— А еще что заметил?
— Зачем, к примеру, стенной шкаф, если он занимает жилплощадь? Какой смысл покупать стиральную машину, если она в ванную не влезает? Кухню надо бы метра на два еще увеличить.
— Ну, Фесенко, глаз у тебя — ватерпас! — прервал его Богин.
— Не за туманами сюда приехали, товарищ начальник,—паренек был явно польщен вниманием.
— Как это?
— Как в песне: не за туманами и запахами тайги — мы сюда работать приехали, шарахнуть в небо железобетоном, как сказал товарищ Маяковский.
- А ты агитатор, Фесенко!
- Так точно — агитатор, товарищ начальник, - согласился паренек. - Скоро год, как партийное поручение исполняю.
- Ладно, - сказал Богин. - Все в порядке. Разреши, мы у тебя походим?
- О чем говорить! - воскликнул Фесенко. - Выбирайте себе хоть любую квартиру, пожалуйста!
- Вот именно... А какую из трехкомнатных ты бы нам посоветовал? Какую бы себе взял?
- И сомнений быть не может, товарищ начальник. На нашем этаже. У торца. Вид оттуда исключительный! И не думайте!
- Высоковато, пожалуй. Теща у меня старая, а тут, глядишь, лифты откажут, вода не пойдет.
- Эксплуатационники придут приличные - ничто не откажет.
- Так рекомендуешь?
- Непременно!
- Ну, спасибо за совет, агитатор.
- Ничего не стоит, товарищ начальник...
По галерее они дошли до последней квартиры. Богин внимательно осмотрел паркет и кладку кафеля на кухне и в ванной, потрогал, не «гуляют» ли форточки и двери, покрутил краны. Вышли в лоджию.
- Нравится? — спросил Богин.
- Отлично! - ответил Глеб. - Вознеслись мы над пустыней. Не загордиться бы. Она этого не терпит.
- С тобой не загордишься!.. Помнишь, приехали сюда с Милешкиным ? Ничего не было. «Да и будет ли здесь город, может ли быть?» - спрашивал я себя. А ты приволок своих земляков с их проектами. «Ну, это уж прожекты, сказал я тогда себе, интеллигентский выпендрон». И смотр и-ка - ошибся. Красивый город получается.
- И не только красивый, Степан, - удобный, умный. Специально для пустыни.
- Вода пришла — можно стадион форсировать. Футбольную команду создадим, лучшую в Азии. На моих условиях и из «Пахтакора» и из «Кайрата» сюда побегут.
— Команда — это хорошо, — согласился Глеб. — Но я о техникуме продолжаю думать, о помещении для него.
— Ох и трезвая ты голова, Базанов!
— Должность такая, Богин.
По-дружески положив ему руку на плечо, Богин сказал:
— Я вроде бы начал понимать тебя, ты — мужик настоящий, Глеб сын Семенов. Ты бы помогал мне, мы горы бы перевернули вдвоем.
Я и помогаю тебе, Степан. Помнишь, когда познакомились, первый разговор? Ты меня сориентировал, нацелил — так я и действую.
— Издеваешься?
— Шучу.
- Ну, сегодня тебе все можно. Шути.
- А хочу я одного — чтоб у нас с тобой был постоянный контакт, он необходим.
- Какой контакт! — уже иным тоном, задиристо И самоуверенно сказал вдруг Богин. - Да у нас с тобой психологическая несовместимость. Мы преодолевать ее должны. В первую очередь, учти! Я некоммуникабельный человек, выражаясь современным языком. Ты некоммуникабельный... Нет, вообще-то ты коммуникабельный, но не со мной, нет,— с другими.— И повторил задумчиво: — А надо со мной, понимаешь?.. Ты не обижайся. Я гиперболизирую, конечно. Но мысль! Мысль — та, учти, комиссар.
— Я учту, Степан. Я уже учел.
- Ну и порядок... Так ничего квартирка? Одобряешь выбор?
- Непременно, как говорит Фесенко.
— Вот и будешь здесь жить, тихушник. С женой, тещей и готовым сыном. Мог бы, кажется, и меня посвятить в свои семейные тайны. — И Богин, очень довольный произведенным эффектом, пошел обратно на галерею, крикнул оттуда: - На свадьбу хоть не забудь пригласить, Глеб Семенович!.. — и засмеялся.
















































1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105