Дважды пропускал колонну, а потом, словно застоявшийся жеребенок-однолетка, мчался на полном газу вперед — так, что снег веером летел из-под траков,— занимать свое место во главе колонны.
Они прошли взъярившееся снежное море — то, что еще недавно называлось полосой барханных песков. Выползли на небольшой такыр. Он и теперь был голым, снег не задерживался здесь, ветер не давал ему зацепиться, да и зацепиться было не за что. Глеб увидел триангуляционную вышку невдалеке и сориентировался. Колонна шла правильно. Геолог все же сидел в нем крепко, сидел навечно.
— Красиво работаете, Василий Васильевич,— сказал он Лысому. — Где наловчились так?
— На лесоповале,— с показным равнодушием ответил тот. — Трелевочный трактор водил, — и отвернулся, показывая, что не очень расположен к продолжению разговора на эту тему.
Глеб почувствовал это и не стал ни о чем спрашивать. Некоторое время они ехали молча, а потом Лысой, благодарный, что не пытают его из простого любопытства, сам заговорил и вернулся к вопросу Ба-занова, сказал, что он имел срок и был в колонии, но осужден он был исключительно по недоразумению и по своей всегдашней невезучести, которая ходит за ним следом и года не пропускает, чтобы не напомнить о себе и не ужалить.
По мелочам началось его невезение с тех дней, как он себя помнит. Сильно не повезло ему еще до войны, тогда в Москве только-только метро начали прокладывать. Он — совсем пацан еще — учеником бетонщика работал на будущей станции «Комсомольская». Ее открытым способом строили. Шел Вася Чысой ка смену,
спрыгнул на деревянный щит, а тот плохо закрепленным оказался. Перевернулся щит, и Вася вниз рухнул.
— Метров двадцать пять летел, — говорил Лысой. — Руки, ноги раскинул — лечу. Плечом зацепился, потом распоркой по бедру ударило, и пошел я молотиться в штопоре. Внизу бетон клали, ровняли его — еще и застыть не успел. Так вот, в него я и угодил. Сапогом резиновым, помню, одного парня по голове задел. Тот матюгом меня — и сообразить не может, откуда я взялся. Ну, поднялся, почистился кое-как. И сразу круги перед глазами пошли. Меня на руки, наверх и в больницу. Сотрясение, ушибы, переломы — отлежался я, а вот плечо неверно срослось, так косым и остался.
— А кто вы по профессии, Василий Васильевич?
— Строитель я по образованию и по профессии, Глеб Семенович. Человек у меня на участке погиб. За это я и сел — за так называемое отсутствие техники безопасности. Знаете, что это? Все и ничто — как повернуть. Для меня плохо повернулось. А иначе и быть не могло: невезучий я.
— Бросьте!
— А вы везучий?
— По-разному бывает, Василий Васильевич. Я не очень задумываюсь над этим. И вам не советую: себя жалеть начинаешь, а уж это никуда не годится, согласитесь.
— Везунчиков ненавижу, ненадежные они.
— Напускаете вы на себя сердитость. Семья есть?
— Замуж меня не больно берут. Ни рыла, ни биографии.
— А не поработать ли вам для начала бригадиром на строительстве? Покажете себя — станете прорабом. Вы же инженер!
— Нет уж, увольте. Я — механизатор. Этими вот двумя,— вытянул он вперед длинные руки с большими, как саперная лопатка, ладонями,— и работаю. В голове — ветер. Ни за кого я не отвечаю, сам за себя отвечаю, и баста! Грошей мне достаточно. Отработаю — и на боковую.
— Встречал. Теория малых дел — это удобная теория для некоторых. Вспомнить вот только нечего. А надо, чтобы было что вспомнить.
— Я-то хорошо помню, как меня судили!
— Вы и обиделись? На всю жизнь?
— А вы бы не обиделись?
— Не знаю. Я же не знаю, в чем дело.
— Я мост через Лиелуппе - речонка такая возле Риги есть — строил. Сижу как-то вечером в конторе. Приходит бригадир, заявку на материалы приносит: подпишите, мол, товарищ начальник. «А где мастер? Где сменный инженер?» - спрашиваю. «Инженера в райком вызвали, а мастер на часок-другой отлучился».— «Как это с объекта отлучился? Куда? Кто разрешил?» - прижимаю я бригадира. Тот мнется, жмется, начальника своего выдавать, конечно, не хочет. Только я уж и без его объяснений понимаю: отправился мастер в сельцо на предмет закусить. И пока он не закусит, а может, еще и с бабой не погуляет, если баба у него там имеется,— не вернется этот мастер на мост. И как там идет сейчас работа и идет ли вообще, когда и бригадир в контору пошел, никому не известно.
Идем мы к мосту. И уже на подходе вижу - толчея, суетня какая-то, крики: «Водолаза! Водолаза! Человек в опору упал!» Надо сказать, вторую опору мы уже сооружали — оконтуренный ящик с арматурой, шесть на восемнадцать и высотой метров пять. Побежали и мы с бригадиром. Я шинель, сапоги снял — и в октябрьскую воду. Вынырнул - нет никого. Кричу: «Где он?» — «В другом конце пузыри были», — отвечают. Поплыл я, руки развожу, нашариваю. И, представьте, с другой стороны опоры наткнулся, схватил. Мне веревку бросили, обвязал я его — вытащили. А потом и меня. Вылез, вижу, фельдшер подошел, искусственное дыхание работяге моему по всем правилам делает. Ну, думаю, будет жить. И бегом в контору: спирта глотнуть, переодеться, согреться. Возвращаюсь на мост — уже «скорая» там, двое в белых халатах хлопочут. Руки утопленнику крутят, трясут его, на грудь давят, только не получается у них ничего — ни пульса, ни дыхания. Все: умер бедняга. Погрузили в машину и увезли, а на другой машине следователь появляется и дело на меня заводит, потому что я — начальник, а техника безопасности у меня-де отсутствует, из-за этого и человек погиб. Начинает следователь крутить, вертеть, свидетелей запутывать. Вижу, с готовым реше-
нием приехал и никто ничего ему не докажет. Тут мост кончать надо, самое горячее время, а он меня ежедневно с пристрастием допрашивает и показательным судом в клубе судить собирается.
Лысой замолчал. Такыр кончился. Колонна вновь пошла степью, которая все больше холмилась к северо-западу, как раз в том направлении, куда им предстояло двигаться. Порывы ветра казались будто потише, зато налетали они почему-то с разных сторон, несли плотные снежные заряды, залепляли лобовое стекло. Базанов зябко ежился, его знобило. Лысой вел трактор временами вслепую, лишь чутьем выбирая путь, часто высовывался из кабины, чтобы помочь «дворнику» и скинуть рукой снег со стекла.
Пройдя по диагонали довольно крутой спуск и с ходу форсируя заснеженный овражек между двумя увалами, Лысой вернулся к рассказу и закончил его коротко, будто и не прерывал.
— Следователь хитер оказался, но и я хитер, — точно насмехаясь над самим собой, сказал он. — Выпросил условие. Дайте мне, мол, мост закончить, потом что хотите делайте, никуда я не сбегу. Разрешили. Подошло время — два акта мне вручают. Один — акт комиссии о досрочной приемке объекта с оценкой хорошо, другой — и не акт вовсе, а протоколы допросов — я их не только не подписал, смотреть не стал. Не помогло: получил на полную катушку — три года. Они не стали, признаться вам, лучшими годами моей жизни...
В этот момент сзади раздался резкий автомобильный гудок. Другой, третий — и сразу загудела отчаянно вся колонна. Не окончив фразу, Лысой лихо развернул трактор на пятачке и остановил его, не заглушая двигателя. Он и Базанов, каждый со своей стороны, вылезли из кабины на траки. Сзади стояли ЗИЛы — лишь три, остальных не было видно.
— Ну, что там?! — крикнул Лысой.
— А хрен знает, — ответил шофер первой машины, стоя на подножке. — Все гудят, и я гудю.
— Чудно! — проворчал Лысой. — Садитесь, товарищ Базанов, поедем, взглянем.
Никакой фамильярности, никакого Глеба Семеновича — словно и не было долгого разговора, установившего взаимную приязнь. В деловой обстановке отношения сугубо официальные. Лысой сразу показал эту черту своего характера, и Базанов отметил ее и, давая понять Лысому, что понял и оценил его деликатность, сказал подчеркнуто дружески:
— Смотаемся, Василий Васильевич.
Оказалось, ЗИЛ, груженный бочками с горючим, спускался с увала, водитель не рассчитал, видно, крутизны склона и специфики груза в кузове и завалился набок. Хорошо, что не перевернулся. Вполне мог перевернуться, запросто. Непонятно только, как все бочки в кузове удержались. Видно, приторочены и закреплены были на совесть.
Вокруг, увязая выше колен в снегу, толпились шоферы, размахивая руками, что-то, очевидно, советуя незадачливому водителю ЗИЛа, — их слов из-за шума двигателя и свиста ветра не было слышно.
Лысой повел свой трактор вниз — легко, точно по бетонке, и остановил его возле грузовика. Он был просто виртуоз — этот тракторист с высшим образованием.
Глеб спрыгнул в снег. В овражке между увалами неожиданно оказалось тихо: ветер гулял поверху, его порывы шли здесь перпендикулярно гряде увалов, били в противоположные их склоны. Увидев начальство, все примолкли, и только водитель ЗИЛа, прихрамывая, выступил вперед и, прикрывая платком саднившую скулу — видно, здорово ударился о стойку, — сказал смущенно:
— Бывает... С кем не бывает, товарищ начальник.
— Что будем делать, хлопцы? — спросил Базанов. Послышались голоса:
— Разгружать и нагружать!
— Оставить его, нехай кукует!
— Провозимся тут дотемна!
— Пока бочки ворочаем — точно! — послышались голоса.
— Неужели все горючее на одной машине? — спросил Глеб у механика, который, ловко спрыгнув с гребня противоположного увала, проскользил по склону и оказался рядом, досадуя на себя, что начальник, едущий во главе колонны, оказался тут раньше него. Он не понял, что спросил Базанов, и ошалело посмотрел на него, ожидая разноса, угроз, размахивания руками и мата, к которому привык на прежней своей работе.
Базанову пришлось повторить вопрос. До механика наконец дошло, о чем его спрашивают, и он закивал:
— Да-да, горюче-смазочные погружены на одну автомашину. — И, как показалось всем, обрадованно подтвердил : — Надо снять груз, иначе машину не поднять. Это займет немало времени, но другого выхода нет, в городе ведь сидят без капли горючего.
Глеб, не выдержав, спросил, чему тот, собственно, радуется? Механик затравленно посмотрел вокруг и сказал, что ничему не радуется, а, наоборот, озабочен случившимся, а когда он озабочен или взволнован, у него тик на лице появляется, и всем кажется, будто он смеется.
— Придется разгружать, — сказал Глеб.
Но тут опять Лысой — светлая голова — вывернулся. Он уже трижды обошел завалившийся грузовик, что-то обдумывая и прикидывая, пока все столбами стояли, и предложил, снег пораскидав, тремя тракторами ЗИЛ на ноги поставить и до бочек не дотрагиваться, разве только еще покрепче их привязать к бортам и друг к дружке. Идея же его заключалась в том, что два трактора, зацепив тросы за раму грузовика с одной стороны, и третий, стоящий на противоположном гребне увала и зацепленный тросом за большую петлю, затянутую поверх груза, сработают разом и в разные стороны. Дернут, и должен ЗИЛ на ноги встать; главное только — чтоб все трое разом дернули, вот в чем задача. Для этого пусть кто-нибудь хоть ракету пустит. Попытка—не пытка, много времени на это не уйдет.
Лысой сам зацеплял тросы, показывал, где расставить трактора, куда тянуть,— подробно и обстоятельно инструктировал водителей. Свой трактор он поставил на гребень увала: ему предстояло тянуть за верхнюю петлю — дело самое трудное, как отметил про себя Глеб. И еще отметил, как настойчиво, по нескольку раз уговаривал Лысой отойти всех подальше: не ровен час, не выдержит трос, лопнет, полетит неизвестно куда, точно сорвавшаяся пружина. Убить может. «Научили, — подумал о нем Базанов. — Теперь у него на первом месте всегда техника безопасности будет, за что бы он ни брался, что бы ни делал».
Трактора разошлись, изготовились, натянув тросы.Базанов пальнул из ракетницы. Закричали шоферы Бешено молотили по снегу траки. ЗИЛ качнуло, но действительно тут же отлетел один из тросов: петля развязалась, и операцию приостановили. Пришлось начинать все сызнова.
Со второй попытки ЗИЛ не только поставили на колеса, но и вытащили сразу же из овражка. Головной трактор занял свое место, и колонна тронулась. «Минут на сорок и задержались. А если бы пришлось выгружать и нагружать бочки? Часа три-четыре наверняка потеряли бы», — думал Глеб, с уважением поглядывая на человека, который сидел рядом с ним в кабине и вел трактор, выбирая путь колонне так же легко, ловко и спокойно, будто и не произошло ничего. «Что он — скромничает или хитрит? - задавал себе вопрос Глеб. — Простодушие ли это характера, выработанная способность всегда прийти на помощь товарищу или неукротимое желание проявить находчивость и смекалку, показать себя?» И, чтобы проверить правильность своих предположений, Глеб сказал: . — Вы очень помогли нам, Василий Васильевич.
— Знаю, — спокойно отозвался тот, словно не принимая благодарности.
— Спасибо.
— Ничего не стоит.
— Почему же? Так воспитаны?
— Более того — таким рожден.
— Значит, не скромничаете?
— Скромных нынче с перцем и горчицей едят. Замолчали. Лысой все более привлекал и заинтересовывал Базанова.
Колонна снова вышла на ровное место. Снег летел косо. Он сыпал крупный и плотный, как град. Крупные градины молотили по брезентовой кабине трактора, точно пущенные пескоструйным аппаратом.
— Небо,— сказал Лысой,— посмотрите-ка, вон очищается.
Базанов посмотрел вперед и чуть направо. В серо-белой, низко висящей над головой мгле образовалось небольшое, кажущееся очень светлым окно. Оно растягивалось, углублялось. Выше появилась синь, а над нею клочок совсем белого облака, освещаемого сбоку золотыми лучами. И сразу стало видно, с какой силой
и скоростью несет ветер над землей полные снегом тучи. Они мчались в несколько слоев, захлестывая и будто бы даже обгоняя друг друга. Окно уже затянулось, но вскоре, сразу в нескольких местах, стали возникать, открываться и закрываться светлые, голубые и освещенные солнцем проплешины.
— Что, кончается ураган? — спросил Лысой.
— Нет, повоюем еще, Василий Васильевич, — ответил Базанов. — Ветер прежний, не переменился, вот переменится — тогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105