Более того, внушенным решениям можно
придать видимость добровольности. К тому же, можно сделать такое
внушение, когда загипнотизированный и не заподозрит вовсе, что это
побуждение пришло к нему от гипнотизера>.
Такие отсроченные эффекты явно напоминают разные формы
воздействия, наблюдаемые в обществе. Разве мы не встречаем на
каждом шагу людей, безотчетно и не желая того, воспроизводя-
щих много времени спустя жесты или слова, которые они видели
или слышали, считающих своими идеи, которые кто-то, не спраши-
вая их, самым категоричным образом вдолбил им в голову. Эти
эффекты, кроме всего прочего, доказывают, какое огромное мно-
жество мыслей и действий, кажущихся намеренными, осознанны-
ми и обусловленными внутренним убеждением, в действительнос-
ти представляют собой автоматическое исполнение внешнего при-
казания.
Излишне было бы обсуждать дальше результаты, полученные
гипнотизерами. Нам лишь остается кратко рассмотреть психичес-
кие изменения, обнаруженные благодаря гипнотическому состоя-
нию, и их возможную причину, согласно этим авторам. Предпола-
гается, что это идея, внедренная, взращенная и усиленная в созна-
нии субъекта: идея, что он Наполеон, что он здоров, что ему
должно быть холодно и т.п.
<Именно идея, - утверждает Бернгейм, - и представляет собой гип-
ноз; именно психическое, а не физическое воздействие, не влияние флю-
идов обусловливает это состояние>.
Идея прокладывает дорогу к человеку, более или менее глу-
боко усыпленному. Она навязывает ему новую манеру видения
самого себя и предметов, скорое и прямое суждение, сопровожда-
емое внутренним убеждением. Возникает вопрос: кто совершает
это чудо, придает идее необходимую силу, чтобы его сотворить?
Обычные идеи не достигают этого. А гипнотическая идея черпа-
ет свою силу в образах, которые она с собой приносит, о которых
напоминает, то есть в своем конкретном, а не абстрактном содер-
жании. Благодаря серии превращений она приводит в действие
совокупность образов нашего сознания. Эти образы, в свою оче-
редь, вызывают и запускают весь ряд элементарных ощущений.
Таким образом будет совершаться упорядоченное превращение
обобщенного понятия в непосредственное восприятие, переход от
концептуального мышления к мышлению образному.
Эта гипотеза подкрепляется тем фактом, что загипноти-
зированные разговаривают сами с собой, находятся во власти
зрительных иллюзий, как в сновидении, и испытывают яркие ощу-
щения в связи с внушенными идеями. Кроме того, и это многое
объяснило бы, память усыпленного человека чрезвычайно богата
и обширна, много богаче и обширней, чем память того же челове-
ка в состоянии бодрствования. К огромному удивлению всех и к
своему, в первую очередь, человек в состоянии транса вспоминает
места, фразы, песни, которые он в обычном состоянии не помнит.
Гипноз высвобождает воспоминания, активизирует память до та-
кой степени, что <порой заставляет думать о загадочной просвет-
ленности испытуемых>. Однако погружение в сон, тягостный или
легкий, никогда не отменяет сознательной жизни. Просто она
вступает место другому состоянию и расщепляет его. На заднем
плане продолжают существовать мысли и они сохраняют воз-
можность истолковывать внушения, хотя и не смогли бы остано-
вить их действия и воспрепятствовать их ментальным идя физи-
ческим последствиям.
Ill
Вот как резюмируют Бине и Фере эволюцию, которая развер-
тывается в мозге загипнотизированного:
<В каждом образе, представленном в мозгу, в зачаточном состоянии
имеется галлюцинаторный элемент, который лишь ждет своего разви-
тия. Именно этот элемент развивается в процессе гипноза, когда доста-
точно бывает назвать испытуемому какой-нибудь предмет, просто ска-
зать ему <вот птица> для того, чтобы внушаемый словом эксперимента-
тора образ тотчас стал галлюцинацией. Итак, между идеей предмета и
галлюцинаторным образом этого предмета разница только в степени>.
В этой декларации много свежести мысли и слишком много
ясности для этого достаточно непонятного явления, по поводу
которого у нас все меньше и меньше уверенности. Однако я
должен был его представить, ведь мы только что видели, как
много гипноз может подсказать любой психологии толп. Он при-
дает ей авторитет науки, как экспериментальной, так и клиничес-
кой, не высказывая ничего, что не было бы надлежащим образом
подтверждено. И особенно то, что в рассудке толпы, как и в
рассудке загипнотизированного,
<любая идея становится действием, любой вызванный образ стано-
вится для них реальностью, они уже не отличают реального мира от
мира внушенного и воображаемого>.
В связи с этим кажется полезным отметить три элемента, ко-
торые останутся почти неизменными в психологии толп: прежде
всего, сила идеи, от которой все и зависит, затем немедленный
переход от образа к действию и, наконец, смешение ощущаемой
реальности и реальности внушенной. Что же из всего этого сле-
дует? В гипнозе врачи выходят за пределы индивидуального
сознания, переступают границы ясного рассудка и чувств, чтобы
достичь пространства бессознательной психики. Там, как излуче-
ние, исходящее из какого-то источника, воздействие подспудной
памяти ощущается очень живо. Это как если бы, однажды погру-
зившись в сон, человек, вырванный из своего привычного мира
другим миром, пробудился бы в нем.
Однако аналогия между группой загипнотизированных и груп-
пой бодрствующих людей не кажется достаточной для того, что-
. бы переносить явление с одной на другую. Это условие способ-
ствующее, но, тем не менее, не решающее. Поскольку у вас немед-
ленно возникнут сомнения: гипнотизер может воздействовать
взглядом, а не словами. Кроме того, гипноз, по-видимому, возника-
ет вследствие особого патологического состояния - внушаемости
больных истерией, что относится к компетенции психиатров, - и в
норме невозможно. Если гипноз представляет собой так называ-
емое <искусственное безумие>, <искусственную истерию>, ошибо-
чно было бы пытаться обнаружить его у толп, особенно после
того, как мы установили, что они не являются ни <истерически-
ми>, ни <безумными>. Как же можно переходить из одной сферы
в другую, если одна находится в ведении медицины, а другая -
политики? Тем более, что в толпах <ненормальные> субъекты
составляют явное меньшинство, а группы, в которые мы включа-
емся в большинстве своем, состоят из людей нормальных.
Льебо и Бернгейм справедливо отвели этот род сомнений. На
основе своей клинической практики они утверждают, что гипноз
вызывается посредством словесного внушения какой-то идеи, то
есть чисто психологическим путем и что его успешность не зави-
сит ни от чего другого. Но каждый ли человек восприимчив к
внушению? Или же необходимо, чтобы субъект имел болезнен-
ную предрасположенность к этому? Иначе говоря, для того, что-
бы быть внушаемым, должен ли человек быть невропатом или
истериком? Ответ на этот вопрос категорически отрицательный.
Все явления, наблюдаемые при гипнотическом состоянии, явля-
ются результатом психической предрасположенности к внуше-
нию, которая в некоторой степени есть у всех нас. Внушаемость
присутствует и в состоянии бодрствования, но мы не отдаем себе
в ней отчета, поскольку она нейтрализуется критикой и рассуд-
ком. В состоянии вызванного сна она легко проявляется:
<Воображение царит властно, впечатления, поступающие в сенсор-
ную систему, бесконтрольно принимаются и трансформируются моз-
гом в действия, ощущения, движения, образы>.
Вот, что снимает последние преграды и позволяет перейти от
одной сферы к другой, от индивидуального гипноза к гипнозу в
массе. Человек тогда кажется психическим автоматом, действую-
щим под влиянием внешнего импульса. Он легко исполняет все,
что ему приказано делать, воспроизводит хабитус, запечатленный
в его памяти, сам того не осознавая. Психиатры в своих клиниках,
похоже, имитируют автоматы, сделанные Вокансоном в его мас-
терских. Они завораживают так же, как эти последние, и очарова-
ли даже психологов Ле Бона и Тарда, а еще поэта Андре Бретона.
Сопоставление напрашивается само собой: сюрреализм воплоща-
ет открытия гипноза в живописном плане, как психология толп
использует их в социальном плане. Самопроизвольное письмо и
психологические фантазии сюрреалистов больше обязаны нан-
сийским мэтрам, чем венскому мэтру. Фрейд хорошо это понял
отказав им в своем покровительстве, которого они добивались.
В этом смысле подобным образом действует и Гюстав Ле
Бон. Он вводит в науки об обществе то, что считалось за ди-
ковину или вообще не-фактом:
<Внушение, - пишет МакДауголл, - представляет собой процесс, ко-
торым психологи могут настолько пренебрегать, что они не занимаются
социальной жизнью: и, это исторический факт, оно действительно дол-
гое время не принималось в расчет, в частности, совершенно порази-
тельные и невероятно поучительные феномены внушения, происходя-
щие с загипнотизированным субъектом, были отброшены в сторону в
качестве диковин, уродств или жульнических демонстраций и сегодня
еще есть немало профессоров психологии, которые ими пренебрегают,
избегают их или даже оспаривают>.
Однако понимая, что речь идет об общем явлении, которое
беспрестанно действует среди нас, его выдвигают в центр психо-
логии толп. Утверждается, что внушение описывает и вполне
объясняет, чем человек в группе отличается от человека, когда
он один, - точно тем же, чем человек в состоянии гипнотического
сна отличается от человека в состоянии бодрствования. Наблю-
дая действия толпы, были убеждены, что наблюдают людей, находя-
щихся в состоянии своего рода опьянения. Как любая другая
интоксикация, словесная или химическая, она выражается в пере-
ходе из состояния ясного сознания в состояние грез. Это суме-
речное состояние, когда многие реакции тела и рассудка оказы-
ваются преображенными.
16-2457 ^
Все это подводит нас к пониманию того, почему общеупотре-
бимая теория человеческой природы, рациональной и сознатель-
ной, оспаривает явления, вызванные этим состоянием, и отказыва-
ется допустить их влияние на социальную активность и полити-
ку. Ле Бон зато принимает их и противопоставляет себя этой
теории, поскольку для него именно внушение определяет раство-
рение человека в массе. По его мнению, это научный факт, что
человек, погруженный в такое состояние,
<подчиняется любым внушениям оператора, который заставил его
утратить се (свою сознательную личность) и совершать действия, иду-
щие вразрез с его характером и привычками. Но вот внимательные
наблюдения, похоже, обнаруживают, что человек, на какое-то время по-
груженный в недра активной толпы, вскоре впадает - вследствие исхо-
дящих от нее веяний или по совсем другой, еще неизвестной причине -
в особое состояние, очень сходное с гипиотическим состоянием во вла-
сти своего гипнотизера>.
Итак, под действием этого магнетизма люди утрачивают со-
знание и волю. Они становятся сомнамбулами или автоматами -
сегодня мы бы сказали роботами! Они подчиняются внушающим
воздействиям вождя, который предписывает им, о чем думать, с
чем считаться и как в связи с этим действовать. Благодаря зара-
жению они разве что механически копируют друг друга. Из
этого получается что-то вроде социального автомата, неспособно-
го творить или рассуждать, но могущего предаваться любым не-
благовидным занятиям, которым человек воспротивился бы на-
яву. Толпы и видятся нам столь угрожающими, так как кажется,
что они живут в другом мире. Они как будто пребывают в плену
видений, которые их терзают.
IV
Гипноз для психологии толп является основной моделью со-
циальных действий и реакций. Вождь же - это эпицентр, от кото-
рого исходит первая волна. Потом другие концентрические вол-
ны сменяют ее, все дальше и дальше, как при землетрясении, рас-
пространяя ту же идею. Очевидно, что обе эти формы распрост-
ранения, прямая и непрямая, постепенно расширяют эти концент-
рические круги, которые несут всякий раз дальше тот род гипно-
тических волн, которые привел в движение вождь. Процесс вну-
шения развивается, таким образом, уже сам собой, активизируе-
мый лидерами второго ряда, ускоряемый средствами массовой
информации, подобно клевете остановить которую не могут ника-
кие доводы и никакие опровержения.
Однако гипноз в большом масштабе требует инсценирования.
В самом деле, нужно за стенами врачебного кабинета обеспечить
возможность фиксации внимания толпы, отвлечения его от ре-
альности и стимулирования воображения. Несомненно, вдохнов-
ленный иезуитами и, например, Французской революцией, Ле Бон
превозносит театральные приемы в политической сфере. Именно
в них он видит модель общественных отношений, разумеется дра-
матизированных, и своего рода плацдарм для их изучения.
Между тем, в духе психологии масс был бы гипнотический
театр. Его орудие - внушение, и если он хочет добиться искомого
эффекта, то должен применять соответствующие правила. Ведь
<ничто в большей степени не поражает воображение народа, чем
театральная пьеса. Весь зал одновременно переживает одни и те же
эмоции, и если они тотчас не переходят в действие, это потому, что даже
самый несознательный зритель не может не понимать, что он является
жертвой иллюзий и что он смеялся и плакал над воображаемыми пери-
петиями Однако порой чувства, внушенные образами, бывают достаточ-
но сильны, чтобы, как и обычные внушения, иметь тенденцию вопло-
титься в действия>.
Усердный читатель Ле Бона, Муссолини, если ограничиться
его именем, должен был помнить этот пассаж и другие ему по-
добные. Он предписывал проведение блестящих парадов, митин-
гов на роскошных площадях и побуждал к многоголосой поддер-
жке ритмизованных возгласов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99