Люди текут отовсюду, кажется, все улицы стали с одно-
сторонним движением. Многие даже не знают, что случилось,
спроси их - им нечего ответить, но и они спешат оказаться там же,
где остальные. В их движении решимость, весьма отличная от
обыкновенного любопытства. Они словно подталкивают друг
друга в одном и том же направлении. Но к этому дело не сводит-
ся. У них есть цель. Она есть раньше, чем они в состоянии ее
осознать, и цель эта - самое черное, то есть то место, где больше
всего людей.
Об этой экстремальной форме спонтанной массы можно ска-
зать многое. Там, где она возникает, то есть в подлинном своем
ядре, она вовсе не так спонтанна, как это может показаться на
первый взгляд. Но в (Остальном, если отвлечься от тех пяти, деся-
ти или двенадцати, с кого она начинается, она действительно тако-
ва. Раз возникнув, она стремится стать больше. Жажда роста -
это первое и высшее свойство массы. Она старается втянуть в
себя каждого, кто в пределах ее досягаемости. Влиться в нее
может каждый, кто выглядит человеком. Естественная масса -
это открытая масса: ее росту вообще не положено предела. До-
мов, дверей, замков она не признает; те, кто замыкается, ей подо-
зрительны. Открытость здесь можно понимать в любом возмож-
ном смысле, масса открыта всюду и во всех направлениях. От-
крытая масса существует, пока растет. Перестав расти, она начи-
нает распадаться.
Масса распадается так же внезапно, как возникает. В этой
спонтанной форме она крайне восприимчива. Открытость, обес-
печивающая рост, - одновременно ее слабое место. В ней постоян-
но живет предчувствие распада. Она старается его избегнуть
благодаря быстрому росту. Пока это удается, она втягивает в
себя всех и вся; когда все втянуты, она должна распасться.
Противоположностью открытой массе, которая может расти
до-бесконечности, которая существует везде и именно поэтому
привлекает всеобщий интерес, является закрытая масса.
Закрытая масса отказывается от роста и делает упор на струк-
туру- Что в ней прежде всего бросается в глаза, так это граница.
Она прочно обосновывается: ограничивая себя, она создает себе
место. Пространство, которое она заполняет, именно для нее пред-
назначено. Его можно сравнить с сосудом, куда наливают жид-
кость: заранее известно, сколько туда войдет. Внутрь простран-
ства есть специальные проходы, как угодно туда не попадешь.
Граница внушает уважение. Она может быть из камня, из проч-
ных глыб. Для ее преодоления может потребоваться акт приема
в члены сообщества, может быть, придется платить за вход. Ког-
да пространство заполнено, допуск прекращается. Даже если пуб-
лика продолжает прибывать, главное - это плотная масса, пребы-
вающая в закрытом пространстве; те, кто толпятся снаружи, по
сути дела, к ней не принадлежат.
Граница препятствует неупорядоченному приращению, но OHaj
же затрудняет и замедляет распад. Теряя в возможностях роста, 
масса приобретает в постоянстве. Она предохраняет себя от вне-
шних воздействий, которые могут быть враждебными и опасны- :
ми. Но особенно она рассчитывает на повторение. Благодаря 1
перспективе нового собрания, масса каждый раз возрождается^
после распада. Помещение ждет ее, оно вообще ради нее и суще- 1
ствует, и, пока оно есть, масса может собраться, как раньше. Это - \
ее пространство: даже если сейчас отлив, его пустота напоминает \
о времени прилива.
Разрядка
Важнейший процесс, протекающий внутри массы, - разрядка.
До момента разрядки массы практически не существует, лишь
разрядка создает массу в подлинном смысле слова. Это момент,
когда все, кто принадлежит к массе, освобождаются от различий
и чувствуют себя равными.
Из различий особенно важны те, что характеризуют человека
внешне, - различия звания, сословия и состояния. Человек как
единичное существо их всегда осознает. Они давят на каждого,
отделяя людей друг от друга. Человек занимает свое надежное
безопасное место и при помощи правовых норм держит на рас-
стоянии всех, кто к нему приближается. Он как ветряная мельни-
ца на просторной равнине. Отовсюду видно, как энергично кру-
тятся лопасти, а между нею и следующей мельницей - только
огромное пустое пространство. Вся жизнь складывается из дис-
танций: дом, где человек держит свое достояние и себя самого,
положение, которое он занимает, звание, к которому стремится, -
все служит созданию расстояний между людьми, их сохранению и
увеличению. Свобода глубинного порыва от одного человека к
другому подавляется. Побуждения и отклики иссякают как ру-
чьи в пустыне. Никому нельзя слишком близко, никому - на тот ,
же уровень. Жесткие иерархии, установившиеся в каждой об-
ласти^ никому не позволяют всерьез коснуться вышестоящего
или снизойти до нижестоящего, - разве что напоказ. В разных
обществах баланс этих дистанций различен. Где-то упор делается
на происхождение, где-то - на богатство, где-то - на род занятий.
Здесь не ставится задача изобразить эти иерархии в деталях. .
Важно, что они есть всюду, что всюду они глубоко внедрились в
сознание и определяют человеческие контакты. Удовлетворение
от того, что ты выше других по званию, не восполнит утраченной
свободы порывов. В дистанциях человек закостеневает. Они как
колодки, не дающие сдвинуться с места. Человек забывает, что
заковал себя сам, и тоскует по освобождению. Но как освобо-
диться в одиночку? Что6ыоннипредпринял,начто6ынира11ился, он
все равно в окружении, и окружающие сведут на нег все его усилия.
Пока они сохраняют дистанции, ему не стать им ближе.
Только все вместе, сразу и одновременно, могут ликвидировать
эти дистанции. Что и происходит в массе. При разрядке все
разделяющее отбрасывается, и все чувствуют себя равными, В
тесноте, где ничто не разделяет, где тело прижато к телу, каждый
близок другому как самому себе. Это миг облегчения. Ради это-
го мига счастья, когда каждый не больше и не лучше, чем другой,
люди соединяются в массу.
Однако этот желанный и счастливый миг разрядки таит в
себе одну опасность. В нем заключена фундаментальная иллю-
зия: почувствовав себя равными, люди не стали равными на са-
мом деле и навсегда. Они вернутся в свои отдельные дома, лягут
в свои постели. Они сохранят свое имущество и не откажутся от
имен. Они не оттолкнут родных и не уйдут из семей. Только при
обращениях глубочайшего свойства люди целиком обрывают ста-
рые связи и вступают в новые. Такие союзы, которые по приро-
де своей могут включать только ограниченное число членов и
жестко регулируют свой состав, я называю массовыми кристал-
лами. 06 их функциях речь пойдет ниже. Масса же распадается.
Она чувствует, что распадется. Она испытывает страх перед рас-
падом. Она выживет, только если разрядка будет продолжаться,
распространяясь на новых и новых примыкающих к массе инди-
видов. Лишь прирост массы не дает тем, кто к ней принадлежит,
согнуться вновь - каждому под своим личным грузом.
Мания разрушения
Часто говорят, что массе свойственна мания разрушения; дей-
ствительно, это бросается в глаза в массовых процессах, про-
исходящих в самых разных странах и культурах. Этот факт с
неодобрением признан, но никем не разъяснен.
Охотней всего масса разрушает дома и предметы. Поскол1
речь идет о хрупких предметах - стеклах, зеркалах, картинах, по^
де, можно предположить, что именно их хрупкость и рождает )
массе жажду разрушения. Верно, конечно, что звуки погрома
грохот бьющейся посуды, звон осколков - важны с точки зрения,
восторга, порождаемого разрушением: это как мощные звуки жизни!
^нового существа, крики новорожденного. Их легко вызвать, 4TOJ
делает их особо желанными: как будто все кричит вместе с нами,^
грохот - это аплодисменты вещей. Особая потребность в таком
шумовом эффекте возникает в самом начале событий, когда тол-
па еще мала и ничего или почти ничего еще не произошло. Гро-^
хот и треск пророчествуют о подкреплении, на которое все наде-
ются, они - доброе благословение на предстоящие подвиги. Одна-й
ко неправильно считать, что решающую роль играет легкостью
разрушения. Толпа бросается и на каменные изваяния, не успока-
иваясь, пока не изуродует их до неузнаваемости. Христиане отби-
вали головы и руки греческим богам. Реформаторы и революци-
онеры сбрасывали скульптурные изображения святых, часто рис- g
куя собственной жизнью. Разрушаемый камень иногда был так'1
тверд, что работу приходилось бросать не доделав. ;
Разрушение изваяний - это отрицание иерархий, которые от-.
ныне не признаются. Это покушение на установленные общезна-а
чимые дистанции. Твердость изваяний свидетельствовала об их^
постоянстве. Они стояли издавна, считается, они были всегда^
гордые и неприступные, нельзя было даже приблизиться к ним cj
враждебным намерением. И вот они лежат в обломках. Это акт?
разрядки, j
Но до этого доходит не всегда. Обычно разрушение - не что 1
иное, как покушение на границы. Окна и двери принадлежат j
домам, это самые уязвимые части их отграниченности от всего,
что вовне. С выбитыми окнами и высаженными дверьми дом
теряет индивидуальность. Внутрь теперь зайдет кто угодно, оби-
татели ничем больше не защищены. Обыкновенно считается, что
в домах скрываются люди, противопоставляющие себя массе, то
есть ее враги. Теперь преграды пали. Их ничто больше не разде- .
ляет. Они могут выйти и присоединиться к массе. А можно их
вытащить.
Но за этим стоит еще больше. Каждый ощущает, что, при-
мкнув к массе, он переступил границы собственной личности, лик-
видировал все дистанции, которые отбрасывали его назад - к
себе самому, запирали его в себе. Сбросив груз дистанций, чело-
век освобождается, и эта обретенная свобода есть свобода пере-
ступания границ. То, что он испытал, непременно должны испы-
тать и другие, он ждет от них того же. Глиняный горшок возбуж-
дает его потому, что он - граница. В доме его возбуждают запер-
тые двери. Церемонии и ритуалы, все, что порождает дистанции,
воспринимается им как невыносимая угроза. В эти заранее под-
готовленные сосуды должна быть загнана расчлененная масса.
Она ненавидит свои будущие тюрьмы, что всегда были ее тюрь-
мами. Голой массе во всем чудится Бастилия.
Самое впечатляющее орудие разрушения - огонь. Он виден
издали и притягателен как ничто другое. Он разрушает оконча-
тельно и бесповоротно. Из огня ничто не выйдет таким, как
было. Поджигающая масса чувствует себя неотразимой. Все, ох-
ватываемое огнем, присоединяется к ней. Все враждебное гибнет
в огне. Огонь, как это будет видно далее, - самый могучий символ
массы. Как и она, совершив разрушение, он угасает.
Извержение
Открытая масса - это и есть масса как таковая, свободно
отдающаяся своему естественному стремлению к росту. Открытая
масса не ощущает или не представляет, насколько велика она
могла бы стать. Она не ограничена привычным помещением, ко-
торое должна заполнить. Меры ей не положено - она хочет расти
до бесконечности; для этого ей нужны только люди, больше и
больше людей. Такая голая масса в основном и бросается всегда
в глаза. Однако есть в ней что-то выходящее за рамки нормаль-
ного и, поскольку она всегда распадается, не внушающее доверия.
Может, вообще не следовало бы брать ее всерьез, если бы не
постоянное увеличение численности населения и быстрый рост
городов, создающие в наш современный век все больше возмож-
ностей для ее образования.
Закрытые массы прошлого, о которых еще пойдет речь ниже,
все превратились в хорошо знакомые институты. Своеобразный
душевный настрой, который ощущали их участники, казался чем-
то естественным: ведь вместе они собрались для определенной
цели - религиозной церемонии, праздника, военного похода, а цель,
казалось, освящает настроение. Кто приходил к проповеди, разу-
местся, искренне верил, что все дело в проповеди, и очень удивил-
ся бы, а может, и возмутился, разъясни ему кто-нибудь, что вели-
чина аудитории возбуждает его больше, чем сама проповедь. Все
правила и церемонии, свойственные этим институтам, были наце-
лены на закрепление массы лучше надежная церковь, полная верую-
щих, чем ненадежный целый мир. Благодаря равномерности служб,
совершающихся в строго установленное время, точности воспро-
изведении знакомых ритуалов массе обеспечивалась возможность
как бы пережить самое себя в прирученном состоянии. Это был
эрзац удовлетворения потребностей более грубого и бурного ха-
рактера.
Возможно, этих институтов хватило бы, если бы количество
людей оставалось примерно тем же самым. Однако в города
стекалось все больше и больше народу, численность населения в
последние сто лет росла необычайно быстро, что привело к обра-
зованию новых огромных масс, и в такой ситуации никакое самое
опытное и изощренное руководство не смогло бы это предотвра-
тить.
Все нападки на устаревшие ритуалы, о которых сообщает ис-
тория религии, - это протест массы, которая хочет ощутить свой
рост, против навязываемых ей границ. Это и Нагорная пропо-
ведь из Нового Завета, совершающаяся под открытым небом на
глазах тысяч людей, направленная, несомненно, против ограничи-
вающего ритуализма официального Храма. Это и стремление пав-
линистского христианства высвободиться из родовых и фольк-
лорных границ еврейства и стать универсальной верой человече-
ства. Это и пренебрежительное отношение буддизма к кастовой
системе тогдашней Индии.
Даже внутренняя история мировых религий богата событиями
того же рода. Храм, церковь, каста всегда оказывались тесны.
Крестовые походы вели к образованию масс такой величины, что
их не смогло бы вместить ни одно церковное здание тогдашнего
мира. Позже целые города стекалисй яа представления флагел-
лантов, а они еще и путешествовали из города в город. Уэслиан-
ство возникло в XVIII в.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99