Я имею в виду самую серьезную
опасность, грозящую сейчас европейской цивилизации. Как и все
угрожающие ей опасности, эта тоже родилась из недр самой куль-
туры. Более того, она представляет собою одно из ее славных
достижений: это наше современное государство. Мы встречаемся
снова с тем явлением, которое мы проследили в предыдущей гла-
ве, в случае с наукой - плодотворность принципов наугад приво-
дит к беспримерному прогрессу; но этот прогресс неизбежно
вызывает специализацию, которая грозит науку задушить.
То же самое происходит и с государством.
Вспомним роль государства во всех европейских нациях к
концу XVIII века. Она была ничтожна. Ранний капитализм и его
промышленные организации - в которые впервые победоносно
проникла новая техника - дали первый толчок росту общества.
Появился новый социальный класс, численностью и силой пре-
восходивший все предыдущие: буржуазия. Он обладал одним
важным качеством - практическим смыслом. Он знал толк в
организации, обладал дисциплиной и мегодичностью в работе, умел
вести <государственный корабль>. Эта метафора-изобретение са-
мой буржуазии, которая ощущала самое себя как океан, могучий и
чреватый бурями. Вначале корабль был миниатюрен: всего было
понемногу - и солдат, и чиновников, и денег. Его скологили еще в
средние века люди, совсем не похожие на буржуазию,- дворяне.
Эта порода отличалась поразительной храбростью, даром управ-
ления и чувством ответственности Им современные государства
Европы обязаны своим существованием. Но при всей этой ода-
ренности дворянам всегда не хватало одного - головы. Они об-
ладали ограниченным умом, сентиментальностью, инстинктом, ин-
туицией, словом, были <иррациональны>. Поэтому они не могли
развить технику - для этого необходима рационализация. Они не
могли выдумать пороха - это слишком кропотливо и скучно.
Сами не способные к созданию нового оружия, они допустили,
чтобы горожане - буржуазия - обзавелись порохом (привозя его
с Востока или еще откуда-то); и тогда горожане автоматически
выиграли войну у благородных дворян, рыцарей, которые были
так закованы в железо, что едва передвигались. Рыцарям в голо-
ву не приходило, что вечный секрет победы не столько в методах
обороны, сколько в оружии нападения - секрет, снова раскрытый
Наполеоном*.
Государство - прежде всего техника, техника общественного
порядка и администрации. <Старый режим> конца XVIII века
располагал очень слабым государственным аппаратом, который
не мог противостоять напиравшим со всех сторон волнам соци-
альной революции. Несоответствие между силой государства и
силой общества было настолько велико, что по сравнению с им-
перией Карла Великого государство XVIII века представляется
нам выродившимся. Несомненно, империя Каролингов располагала
несравненно меньшими средствами, чем королевство Людовика
XVI, но, с другой стороны, общество эпохи Каролингов было
совершенно бессильно**. Громадная разница между силой обще-
* Эта упрощенная картина великого исторического переворота, в
котором буржуазия выбила дворянство из господствующего положе-
ния, принадлежит Ранке. Но, конечно, эта символическая и схематичес-
кая картина требует многих дополнений, чтобы отвечать действительно-
сти. Порох был известен с незапамятных времен. Заряжаемый ствол
был изобретен кем-то в Ломбардии и не был в употреблении, пока не
отлили первую пулю. Дворяне мало пользовались огнестрельным ору-
жием из-за его дороговизны. Только горожане, экономически лучше
организованные,' дали ему широкое применение. Однако достоверно,
что бароны, представленные средневековым войском бургундцев, по-
терпели решительное поражение от нового, нс профессионального го-
родского войска швейцарцев, главная сила которых была в дисцип-
лине и в новой рациональной тактике.
** Стоило бы остановиться на этом и показать, что эпоха абсолют-
ных монархий в Европе располагала очень слабым государственным
аппаратом. Как это объяснить? Ведь общество только еще начинало
развиваться. Государство было всемогуще - оно было абсолютно. По-
чему же оно не обеспечило за собою полноты власти? Одну из причин
мы уже указали: неспособность наследственной аристократии к техни-
ческой и административной рационализации. Но это не все. Суть в том,
что в эпоху абсолютизма аристократия не хотела усиления государ-
ства за счет общества. Вопреки общепринятому мнению, абсолютное
государство инстинктивно уважало и ценило общество гораздо больше,
чем сегодняшнее, демократическое. Последнее умнее, но у него меньше
чувства исторической ответственности.
ства и силой государства была причиной ряда Революций, нет -
революций, вплоть до 1848-го.
Благодаря революции буржуазия захватила в свои руки об-
щественную власть и, применив неоспоримые способности госу-
дарственной деятельности, на протяжении одного поколения со-
здано мощное государство, которое быстро покончило с револю-
циями. С 1848 г., т.е. с началом второго поколения буржуазных
правительств, революции в Европе прекратились - конечно, не
потому, чтобы для них не стало оснований, но потому, что не было
средств. Силы государства и общества сравнялись. Прощай на-
всегда, революция! Отныне в Европе возможна лишь противопо-
ложность революции, государственный переворот. Все последую-
щее, что казалось революцией, было лишь замаскированным госу-
дарственным переворотом.
В наше время государство стало могучей, страшной машиной,
которая благодаря обилию и точности своих средств работает с
изумительной эффективностью. Эта машина помещается в самом
центре общества; достаточно нажать кнопку, чтобы чудовищные
государственные рычаги пришли в ход, захватывая и подчиняя
себе все части социального тела.
Современное государство - наиболее очевидный и общеизвес-
тный продукт цивилизации. Крайне интересно и поучигельно про-
следить отношение человека массы к государству. Он видит го-
сударство, изумляется ему, знает, что это оно охраняет его соб-
ственную жизнь, но не отдает себе отчета в том, что это - челове-
ческое творение, что оно создано известными людьми и держится
на известных ценных свойствах и качествах, которыми люди вче-
ра еще обладали, но завтра могут не обладать. С другой стороны,
человек массы видит в государстве анонимную силу и, так как он
чувствует себя тоже анонимом, считает государство как бы <сво-
им>. Представим себе, что в общественной жизни страны возни-
кают затруднения, конфликт, проблема; человек массы будет скло-
нен потребовать, чтобы государство немедленно вмешалось и раз-
решило проблему непосредственно, пустив в ход свои огромные,
непреодолимые средства.
Вот величайшая опасность, угрожающая сейчас цивилизации
подчинение всей жизни государству, вмешательство его во все
области, поглощение всей общественной спонтанной инициативы
государственной властью, а значит, уничтожение исторической са-
модеятельности общества, которая в конечном счете поддержи-
вает, питает и движет судьбы человечества. Массы знают, что,
когда им что-либо не понравится или чего-нибудь сильно захо-
чется, они могут достигнуть всего без усилий и сомнений, без
борьбы и риска; им достаточно нажать кнопку, и чудодейственная
машина государства тотчас сделает, что нужно. Эта легкая воз-
можность всегда представляет для масс сильное искушение. Масса
говорит себе: <Государство - это я>, но это полное заблуждение.
Государство тождественно с массой только в том смысле, в каком
два человека равны между собой, нотому что они оба - не Петры.
Сегодняшнее государство и массы совпадают только в том, что
оба они безымянны. Но человек массы действительно верит, что
он - государство, и все больше стремится под всякими предлога-
ми пустить государственную машину в ход, чтобы подавлять твор-
ческое меньшинство, которое ему мешает всюду, во всех областях
жизни - в политике, в науке, в индустрии.
Это стремление кончится плохо. Творческие стремления об-
щества будут все больше подавляться вмешательством государ-
ства; новые семена не смогут приносить плодов. Общество будет
принуждено жить для государства, человек - для правительствен-
ной машины. И так как само государство в конце концов только
машина, существование и поддержание которой зависит от живой
силы машиниста, то, высосав все соки из общества, обескровлен-
ное, оно само умрет смертью ржавой машины, более, отвратитель-
ной, чем смерть живого существа.
Такова была плачевная судьба античной цивилизации. Римс-
кая империя, созданная Юлиями и Клавдиями, была, без сомнения,
отличной машиной, далеко превосходившей старый республиканс-
кий Рим патрицианских фамилий. Однако (любопытное совпаде-
ние!) как только Империя достигла полного развития, обществен-
ный организм начал разлагаться. Уже во времена Антонинов (2-
й век по Р. X.) государство начинает подавлять общество своим
бездушным могуществом, порабощать его;, вся жизнь общества
отныне сводится к служению государству и постепенно бюрок-
ратизируется. К чему это приводит? К постепенному упадку во
всех областях жизни; богатство исчезает, деторождение падает.
Тогда государство для удовлетворения собственных нужд начи-
нает еще больше закручивать пресс, бюрократизация усиливает-
ся: вдет уже милитаризация общества. Наиболее острой, безотла-
гательной потребностью государства становится военная машина,
армия. Первая задача государства -безопасность страны (заметим,
кстати: та самая безопасность, которая порождает психологию
людей массы). Итак, прежде всего армия! Императоры Северы '
родом из Африки - милитаризовали всю жизнь империи. Тщет-
ные усилия! Нищета все растет, женщины становятся все бес-
плоднее. Не хватает уже и солдат. После Северов армия начина-
ет пополняться иностранцами.
Ясен ли нам теперь парадоксальный и трагический процесс
этатизма? Чтобы лучше организовать свою жизнь, общество со-
здает государственный аппарат, появляется <государство>. Затем
<государство> оказывается наверху, а общество отныне должно
жить для государства*. Но все же государство состоит еще из
тех же членов общества. Однако вскоре этих членов уже не
хватает для поддержания государства и приходится брать инос-
транцев - сперва далматов, потом германцев. Постепенно иност-
ранцы становятся господами, а коренное население обращается в
рабов этих пришельцев, с которыми у них нет ничего общего.
Вот к чему приводит экспансия государственного аппарата: на-
род обращается в горючее для питания государственной маши-
ны. Костяк государства пожирает живое тело нации. Мертвая
конструкция становится владельцем и хозяином жилого дома.
Кто это постиг, тот, естественно, почувствует тревогу, слыша,
как Муссолини с редкой наглостью проповедует формулу, якобы
только что чудесным образом открытую в Италии: <Все для
государства, ничего кроме государства, ничего против государ-
ства!>. Этого достаточно, чтобы убедиться, что фашизм - типич-
ное движение людей массы. Муссолини нашел превосходно орга-
' низованное итальянское государство, организованное не им, но
как раз теми силами и идеями, с которыми он борется,- либераль-
ной демократией, и начал безжалостно его истощать. Я не могу
здесь разбирать детально его достижения, но могу смело утверж-
дать. что результаты, им достигнутые до сих пор, не могут идти в
сравнение с тем, что сделано в области политики и администра-
ции либеральными государствами. Если Муссолини чего-нибудь
и достиг, это настолько незначительно, незаметно и несуществен-
но, что вряд ли может уравновесить то ненормальное увеличение
власти, которое позволило ему использовать государственную
машину до крайнего предела. Этатизм - высшая форма политики
 Вспомним последние слова Септимия Севера наследникам: <Будь-
те едины, платите солдатам и не заботьтесь об остальном>.
насилия и прямого действия, когда она возводится уже в норму, в
систему, когда анонимные массы проводят свою волю от имени
государства и средствами государства, этой анонимной машины.
Европейские нации стоят перед тяжелым этапом острых внут-
ренних кризисов, сложных проблем - правовых, экономических и
социальных. Приходятся опасаться, что государства, управляе-
мые людьми массы, не остановятся перед тем, чтобы подавить
независимость личности и групп и тем окончательно разбить наши
надежды на будущий прогресс.
Конкретный пример такого механизма представляет собою
одно из самых тревожных явлений последних 30 лет - огромный
рост полиции вод всех государствах. Как мы к этому ни привык-
ли, наша душа не должна забывать, что самый факт трагически
парадоксален: чтобы спокойно передвигаться и ходить по своим
делам, жителям большого города непременно нужна полиция. Но
любители порядка очень наивны, если они думают, что <силы
общественного порядка> ограничатся тем, чего от них хотели. В
конце концов решать станут они и наведут свой порядок.
Когда около 1800 г. новая промышленность начала создавать
новый тип человека - индустриального рабочего - с более пре-
ступными наклонностями, чем традиционные типы, Франция по-
спешила создать сильную полицию. Около 1810 года Англия по
той же причине - возросла преступность - вдруг обнаружила, что
у нее нет полиции. У власти были консерваторы. Что они сдела-
ли? Создали полицейскую силу? Ничего подобного. Они пред-
почли мириться с преступлениями, как только могли, <Народ со-
гласен лучше терпеть беспорядок, чем лишиться свободы>. <В
Париже, - пишет Джон Уильям Уорд, - отличная полицейская
сила, по французы дорого платят за это удовольствие. Я предпо-
читаю видеть каждые 3 или 4 года, как полдюжине парней рубят
головы на Ратклиф Род, чем подвергаться домашним обыскам,
шпионажу и всем махинациям Фушэ>.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99