Любопытно заметить, как масса в глазах того, кто борется
внутри нее самой, обретает характер огня. Она возникла из нео-
жиданного отблеска пламени или крика: <Пожар!>; как пламя,
она играет с тем, кто хочет из нее ускользнуть. Он сталкивается
с людьми как с горящими предметами, соприкосновение с кото-
рыми опасно, шарахается, что бы ни коснулось его тела. Все сто-
ящие на пути как бы заражены огнем; сам способ, каким огонь
распространяется, - вспыхивая то там, то тут, внезапно охватывая
все вокруг, - похож на поведение массы, угрожающей человеку
отовсюду. В ней все неожиданно: внезапно возникающие локти,
кулаки или ноги напоминают языки пламени, вырывающиеся в
самых неожиданных местах. Огонь как лесной или степной по-
жар и есть враждебная масса; это ощущение дремлет в каждом
человеке. Огонь как символ массы живет в каждом душевном
обиходе и составляет его неизменную часть. Упорное затаптыва-
ние людей, которое часто случается при панике и кажется столь бес-
смысленным, есть на самом деле не что иное, как затаптывание огня.
Панику как распад можно предотвратить, продлив перво-
начальное состояние объединяющего массового страха. Так, в
подожженной врагами церкви общий страх рождает коллективную
молитву о том, чтобы всемогущий Бог вмешался и чудом истре-
бил огонь.
Масса как кольцо
Вдвойне закрытую массу представляют собой люди, собрав-
шиеся на арене. Стоит рассмотреть ее в этом любопытном каче-
стве.
Снаружи арена четко ограничена. Она обычно видна ото-
всюду. Ее положение в городе, место, которое она занимает, обще-
известно. Каждый чувствует, где она находится, даже не думая о
ней. Крики с нее разносятся далеко вокруг. Если она открыта
сверху, разыгрывающаяся в ней жизнь сообщает нечто от себя
всему окружающему городу.
Но как бы волнующи не были эти сообщения, беспрепят-
ственный доступ к арене невозможен. Число мест на охваты-
вающих ее скамьях ограниченно. Плотность размещения оп-
ределяется целью. Места расположены так, чтобы люди не тесни-
ли друг друга. Они должны чувствовать себя удобно, все хорошо
видеть, каждый со своего места и без помех.
Наружу, то есть городу, арена демонстрирует безжизненную
стену. Вовнутрь она повернута стеной из людей. Все при-
сутствующие сидят к городу спиной. Они изъяты из строения
города, из его стен и улиц. Пока они пребывают на арене, их не
касается, что происходит в городе. Они оставили позади его
жизнь, его связи, правила и привычки. На определенное время им
гарантировано пребывание вместе в большой массе и обещано
возбуждение, но с одним решающим условием: масса должна раз-
рядиться вовнутрь.
Ряды расположены друг над другом, чтобы всем было видно
происходящее внизу. В результате оказывается, что масса сидит
против самой себя. Перед каждым тысячи людей, тысячи голов.
Пока он здесь, все они тоже здесь. Что приводит в возбуждение
его,- возбуждает также и их, и он это видит. Они сидят в некото-
ром отдалении от него, черты, которые их отличают и превраща-
ют в индивидуумов, стерты. Они все похожи и ведут себя похо-
же. Он замечает в них лишь то, чем в этот миг переполняется
сам. Их видимое возбуждение усиливает его собственное.
Масса, таким образом демонстрирующая себе самое себя, ни-
чем не разделена. Образуемое ею кольцо замкнуто. Из него ни-
кому не ускользнуть. Круг захваченных зрелищем лиц, рас-
положенных друг над другом, удивительно гомогенен. Он окру-
жает и заключает в себя все, разыгрывающееся внизу. Он притя-
гивает, не давая никому уйти. Любая дыра в кольце могла бы
напомнить о распаде, о будущем разбегании. Но ее нет: масса
замкнута двояким образом - наружу и в себе.
Свойства массы
Прежде, чем предпринять попытку классификации масс, стоит
кратко резюмировать ее основные свойства. Мы выделили четы-
ре главЯйе характеристики.
1. Масса всегда стремится расти. Ее росту по йрироде не
положение границ. Если границы ставится искусственно, то есть
путем создания институтов, применяемых для сохранения закры-
тых MacCjTO всегда существует опасность извержения массы, ко-
торое время от времени и происходит. Инструментов, которые
навсегда и гарантированно предотвратили бы рост массы, не су-
ществует.
2. Внутри массы господствует равенство. Оно абсолютно и
неоспоримо и самой массой никогда не ставится под вопрос. Оно
фундаментально важно, настолько, что массовое состояние можно
было бы определить именно как состояние абсолютного равен-
ства. Голова - это голова и не более того, рука - это рука и не
более того; то, что головы или руки могут быть разными, никого
не интересует. Ради такого равенства люди и превращаются в
массу. Все, что способно от этого отвлечь, не заслуживает внима-
ния. Все требования справедливости, все теории равенства черпа-
ют свою энергию в конечном счете из переживания равенства,
которой каждый по-своему знает по массовому чувству.
3. Масса любит плотность. Она никогда не может стать слиш-
ком тесной или слишком плотной. Не должно быть чего-то в
промежутках между людьми, не должно вообще быть промежут-
ков, по возможности все должно стать ею самою.
Ощущение наибольшей плотности она переживает в момент
разрядки. Можно будет точнее определить и измерить эту плот-
ность.
4. Масса требует направления. Она в движении и двигается
по направлению к чему-то. Направление, общее для всех участни-
ков, усиливает ощущение равенства. Цель, которая лежит вне
каждого отдельного индивида и для всех одна и та же, отменяет
и уничтожает неравные частные цели, признание которых для
массы смертельно. Для ее постоянства направление необходимо.
Страх перед распадом, всегда бодрствующий в ней, позволяет
направить ее к какой-либо цели. Масса существует, пока есть
недостигнутая цель. Но еще в ней имеются смутные тенденции
движения, ведущие к образованию новых, более высокого поряд-
ка связей. Часто бывает невозможно предсказать природу этих
связей.
Каждое из этих четырех выясненных свойств может при-
сутствовать в массе в большей или меньшей мере. В зависимости
от того, на каком из них сосредоточить внимание, можно полу-
чить разные классификации массы. Когда речь шла об открытой
и закрытой массах, было объяснено, что это разделение основы-
вается на признаке роста массы. Если рост не встречает препят-
ствий, масса открыта, если рост ограничивается, она закрыта.
Другое разделение, о котором предстоит узнать, это разделение
между ритмической и замершей массами. Оно основывается на
двух следующих качествах - на равенстве и плотности, и даже на
обоих вместе.
Замершая масса стоит непосредственно перед разрядкой. Она
в ней уверена и поэтому старается, насколько можно, замедлить ее
приход. Ей хочется растянуть период максимальной плотности,
чтобы подготовиться к мгновению разрядки. Можно было бы
сказать, что она разогревает себя, оттягивая разрядку. Массовый
процесс здесь начинается не с равенства, а с плотности. Равен-
ство же становится главной целью такой массы: в него она в
конечном счете изливается, и тогда о нем свидетельствует каж-
дый общий крик, каждое общее движение.
В ритмической массе, наоборот, плотность и равенство с само-
го начала совпадают. Здесь все связано с движением. Жадно
алкаемое телесное возбуждение реализуется в танце.
Расхождения и новые сближения как бы сознательно прово-
цируют и искушают массу, испытывая ее плотность. Равенство
демонстрирует себя в ритме. Эти инсценировки плотности и ра-
венства искусственно вызывают массовое чувство. Ритмические
структуры молниеносно возникают и изменяются, и только физи-
ческое изнеможение кладет этому конец.
Следующая пара понятий - медленная и быстрая массы, разли-
чия которых основаны исключительно на специфике их целей.
Бросающиеся в глаза массы, представляющие собой важную часть
современной жизни, то есть политические, спортивные, военные
массы, с которыми мы ежедневно сталкиваемся, все быстры. От
них весьма отличаются религиозные массы потустороннего мира
или массы паломников: цель их далека, путь долог, и подлинная
масса возникнет где-то в дальней стране или в царствии небес-
ном. Мы можем наблюдать, по существу, лишь притоки этих мед-
ленных масс, конечные же состояния, к которым они стремятся,
невидимы и для неверующих недостижимы. Медленная масса
собирается очень медленно и видит себя принявшей некоторый
конкретный облик только в отдаленной перспективе.
Все эти формы, сущность которых здесь лишь кратко обоз-
начена, требуют более детального рассмотрения.
РИТМ
Ритм - изначально ритм ударов ног. Человек ходит, а так как
ходит он всегда на двух ногах, попеременно ударяя ими о землю,
то стоит лишь ему двинуться, как удары повторяются, и возника-
ет, преднамеренно или нет, ритмический шум. Обе ноги никогда
не ступают с одинаковой силой. Различие может быть большим
или меньшим в зависимости от конституции человека или от
настроения. Можно пойти быстрее или медленнее, побежать, вдруг
остановиться или прыгнуть.
Человек всегда прислушивался к шагам других людей, они
интересовали его, конечно, больше, чем свои собственные. Живот-
ные также имеют свою излюбленную походку. Многие из их
ритмов богаче и внятнее, чем у человека. Стада копытных мча-
лись от него как полки при звуках барабанов. Знание животных,
которые его окружали, ему угрожали, на которых он охотился,
было древнейшим знанием человека. Он знакомился с ними по
ритму их движения. Древнейшим письмом, которое он сумел про-
честь, были следы - род ритмической нотной записи, данный изна-
чально; она сама по себе впечатывалась в мягкую почву, и чело-
век, читая ее, связывал с ней звук ее возникновения.
Иногда следы появлялись в огромном множестве на тесном
пространстве. Люди, которые сначала жили маленькими ордами,
даже спокойно наблюдая эти следы, могли осознавать контраст
между собственной малочисленностью и неисчислимостью стад
животных. Они были голодны и всегда искали добычу; чем больше
добычи, тем лучше. Но им хотелось, чтобы их самих стало боль-
ше. В людях всегда сильно было желание собственного умноже-
ния. Под этим нельзя понимать только то, что недостаточно точ-
но именуют инстинктом размножения. Люди хотели, чтобы их
стало больше прямо сейчас, на этом самом месте, в это самое
мгновение. Многочисленность стада, на которое они охотились, и
их собственная численность, которую они страстно желали уве-
личить, особенным образом сливались в их ощущении, что выра-
жалось в определенном состоянии совместного возбуждения, ко-
торое я называю ритмической или вздрагивающей массой.
Средством к ее образованию был в самую первую очередь
ритм ног. Где идут многие, идут и другие. Шаги наслаиваются в
быстром повторении на другие шаги, имитируя движение боль-
шого числа людей. Танцующие не сходят с площадки, упорно
воспроизводя тот же ритм на том же месте. Танец не ослабевает,
сохраняя ту же громкость и живость, что и в начале. Чем меньше
танцующих, тем выше темп и громче удары. Чем сильнее они
топают, тем их кажется больше. На всех в округе танец действу-
ет с притягательной силой, не ослабевающей все время, пока он
длится. Кто живет в пределах слышимости, присоединяется к
танцующим. Было бы естественно, если бы со всех сторон прите-
кали все новые люди. Но, поскольку, очень скоро никого вокруг
не остается, танцующим приходится изображать прирост как бы
из самих себя, из собственного ограниченного количества. Они
топают так, будто их становится больше и больше. Возбуждение
растет и скоро переходит в неистовство. Но как они возмещают
невозможность реального прироста? Прежде всего важно, что
все делают одно и то же. Каждый топает, и все одинаково. Каж-
дый взмахивает рукой, и каждый дергает головой, и все - одно-
временно. Равноценность участников разветвляется на равноцен-
ность их конечностей. То, что движется у человека, обретает соб-
ственнукц^изнь, каждая рука и каждая нога начинает жить сама
по себе. Но одинаковые члены связаны единым ритмом. Они
рядом и соприкасаются. К их одинаковости добавляется плот-
ность, равенство и плотность соединяются в одно. В конце
концов танцует единое существо о пятидесяти головах, сот-
не рук и сотне ног, двигающихся все как одна в одном и том
же порыве.
На высшей ступени возбуждения они действительно чувствуют
себя одним, и побеждает их только физическое изнеможение.
Все вздрагивающие массы именно благодаря господствующему
в них ритму имеют между собой нечто общее. Сообщение, в
котором наглядно изображен только один из таких танцев, при-
шло из первой трети предыдущего столетия. Речь идет о хака,
когда-то военном танце новозеландского племени маори.
<Маори образовали длинную змею в четыре человека ши-
риной. Танец, называемый хака, должен был каждого, кто видит
его впервые, наполнить страхом и содроганием. Все участники -
мужчины и женщины, свободные и рабы - стояли вперемешку,
независимо от положения, которое они занимали в общине. Муж-
чины были совершенно голыми за исключением патронташей, на-
крученных вокруг тела. Все вооружены охотничьими ружьями
или штыками, привязанными к концам копий и палок. Молодые
женщины и даже жены танцевали с обнаженной верхней полови-
ной тела.
Ритм пения, сопровождавшего танец, соблюдался очень стро-
го. Все танцующие вдруг подпрыгивали вертикально вверх, все в
одно и то же мгновение, будто бы всеми ими повелевала единая
воля. В тоже мгновение они взмахивали оружием и изображали
гримасу на лице, так что с длинными волосами, которые у них
часто носят не только женщины, но и мужчины, - они походили
на войско Горгоны. Приземляясь, они громко ударяли одновре-
менно обеими ногами о землю. Эти прыжки повторялись все
чаще и быстрее.
Черты их кривились и искажались, насколько это могла позво-
лить лицевая мускулатура;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99