Триумф масс и последующий блистательный подъем жизнен-
ного уровня произошли в Европе в силу внутренних причин, в
результате двух столетий массового просвещения, прогресса и
экономического подъема. Но вышло так, что результаты евро-
пейского процесса совпадают с наиболее яркими чертами амери-
канской жизни; и это сходство типичных черт заурядного чело-
века в Европе и в Америке привело к тому, что европеец впервые
смог понять американскую жизнь, которая до этого была для
него загадкой и тайной. Таким образом, дело не во влиянии (это
было бы даже несколько странным), а в более неожиданном яв-
лении - нивелировке, выравнивании. Для европейцев всегда было
непонятно и неприятно, что стандарт жизни в Америке выше, чем
в Европе. Это ощущали, но не анализировали, и отсюда родилась
идея, охотно принимаемая на веру и никогда не оспариваемая, что
будущее принадлежит Америке. Вполне понятно, что такая идея,
широко распространенная и глубоко укорененная, не могла ро-
диться из ничего, без причины. Причиной же было то, что в
Америке разница между уровнем жизни масс и уровнем жизни
избранных меньшинств гораздо меньше, чем в Европе. История,
как и сельское хозяйство, черпает свое богатство в долинах, а не
на горных вершинах; ее питает средний слой общества, а не выда-
ющиеся личности.
Мы живем в эпоху всеобщей нивелировки; происходит вы-
равнивание богатств, прав, культуры, классов, полов. Происходит
и выравнивание континентов. Так как средний уровень жизни в
Европе был ниже, от этой нивелировки она может только выиг-
рать. С этой точки зрения, восстание масс означает огромный
рост жизненных возможностей, т.е. обратное тому, что мы слы-
шим так часто о <закате Европы>. Это выражение топорно, да и
вообще неясно, что, собственно, имеется в виду - государства
Европы, культура или то, что глубже и бесконечно важнее ОС-
ТРИЛЬНОГО, - жизненная сила? О государствах и о культуре Европы
мы скажем позже (хотя, быть может, достаточно и этого); что же
до истощения жизненной силы, нужно сразу разъяснить, что тут -
грубая ошибка. Быть может, если я исправлю ее сейчас же, мои
утверждения покажутся более убедительными или менее неправ-
доподобными; так вот: теперь средний итальянец, испанец или
немец менее разнятся в жизненной силе от янки или аргентинца,
чем тридцать лет назад. Этого американцы не должны забывать.
III. Полнота времен
Итак, господство масс имеет и положительную сторону: оно
способствует подъему исторического уровня и показывает на-
глядно, что средний уровень жизни сегодня выше, чем был вчера.
Это напоминает нам, что жизнь может протекать на разных высо-
тах и что выражение <уровень эпохи>, часто употребляемое бес-
сознательно, полно глубокого смысла. Мы должны задержаться
на этом, так как это дает нам возможность установить одну из
самых поразительных черт нашего века.
Принято говорить, например, что то или иное явление не стоит
на высоте своей эпохи. Здесь имеется в виду, конечно, не абст-
рактное время хронологии, у которого нет ступеней, а время, ко-
торое каждое поколение называет <нашим>; оно может сегодня
быть на высшем уровне, чем вчера, или держаться на том же
самом, или снижаться. Идея падения, заключенная в слове <упа-
док>, вытекает именно из этого представления о разных уровнях
времени. Каждый человек ощущает более или менее ясно соот-
ношение между его личной жизнью и уровнем его века. Неко-
торые чувствуют себя в современных условиях fcaK потерпевшие
кораблекрушение, которые не могут удержаться на поверхности
моря. Быстрый темп сегодняшней жизни, сила и энергия, необхо-
димые для нее, пугают и мучают человека старого склада, а страх
и боль выражают собою разницу между биением его пульса и
пульса нашего времени. С другой стороны, тот, кто легко и с
удовольствием воспринимает все формы сегодняшией жизни, ясно
сознает соотношение между уровнем нашего века и предшеству-
ющих эпох. Каково это соотношение?
Было бы заблуждением предполагать, что человек одной эпо-
хи непременно считает все прошлые эпохи низшими по уровню
только потому, что они прошлые. Достаточно вспомнить <рече-
ние> Хорхе Манрике: <Время былое лучше всегда>. Но и это
неверно. Не всякая эпоха чувствовала себя ниже предыдущих, и
не всякая считала себя выше их. Каждый исторический период
иначе, по-своему ощущает столь странное, неуловимое явление,
как <уровень>. Удивительно, что мыслители и историки никогда
206
не обращали внимания на такой очевидный и существенный
факт.
Мнение Хорхе Манрике, вообще говоря, распространенней.
Большая часть исторических эпох не считала свое время луч-
шим; наоборот, обычно вспоминали <доброе старое время> - <зо-
лотой век> у нас, воспитанных Грецией и Римом, и Альчеринги - у
австралийских дикарей. Люди чувствовали, что пульс их жизни
неполон, и смотрели с почтением на прошлое, на <классические>
эпохи, чья жизнь им казалась полнее, богаче, совершеннее и на-
пряженнее, чем их собственная. Глядя назад и видя там эпохи
более совершенные, они чувствовали не превосходство свое, а
падение, словно упала ртуть в термометре. Начиная со 150 года
по Р.Х., ощущение убывающей жизни, снижение уровня, упадка,
утраты все возрастало в Римской империи. Собственно, еще Гора-
ций сказал: <Отцы наши хуже наших дедов, зачали нас, еще худ-
ших, мы же породили совсем плохих> (<Оды>, кн. Ill, 6). Двести
лет спустя во всей Империи уже не хватало мужчин, рожденных
в Италии, чтобы занять должности центуриона, и приходилось
нанимать сперва далматинцев, позднее - варваров с Дуная и Рей-
на. Тем временем и женщины стали бесплодны, Италия обезлюдела.
Обратимся к другому типу эпох, жизненное ощущение кото-
рых прямо обратно предыдущему. Здесь перед нами крайне ин-
тересное явление, и для нас очень важно определить его поточ-
ней. Когда на пороге XX века политики критиковали перед тол-
пой ошибки и эксцессы правительства, они обычно мотивировали
это том, что некие меры <недопустимы в наш век прогресса>.
Любопытное совпадение: ту же форму мы находим в знаменитом
письме Траяна Плинию, где император рекомендует не пресле-
довать христиан по анонимным доносам:
(<Но подобает нашему времени>). Значит, в истории были эпохи,
которые чувствовали себя достигшими полной, окончательной
высоты; были времена, когда люди верили, что они подходят к
концу долгого странствия, к достижению заветной цели, к испол-
нению древних чаяний. Это - <исполнение времен>, полная зре-
лость исторической жизни. Действительно, в начале XX века ев-
ропеец верил, что человеческая жизнь наконец стала тем, чем она
должна быть; тем, к чему издавна стремились все поколения, тем,
чем она отныне будет навсегда. <Эпохи исполнения> всегда ощу-
щают себя конечным результатом многих подготовительных эта-
пов, предыдущих эпох, не достигших полноты, низших по разви-
таю, над которыми <эпоха исполнения> доминирует. Этой эпохе
с ее высоты кажется, что все подготовительные периоды были
преисполнены мечтаниями, неудовлетворенными желаниями, нео-
существимыми иллюзиями, нетерпеливыми предтечами, конечная
цель и несовершенная действительность болезненно противоре-
чили друг другу. XIX век смотрел так на средневековье. Нако-
нец наступает день, когда давнишняя, многовековая мечта, по-види-
мому, осуществляется; действительность принимает ее и подчиня-
ется ей. Мы достигли высот, маячивших перед нами, цели, к кото-
рой мы стремились, исполнения времен! Горестное <еще нет> сме-
няется торжествующим <наконец-то!>.
Так воспринимали свою эпоху поколение наших отцов и весь
XIX век. Не забывайте, нашему времени предшествовала эпоха
<исполнения времен> Отсюда неизбежно следует, что человек,
принадлежащий к этому старому миру, глядящий на все глазами
прошлого века, будет страдать оптической иллюзией: наш век
будет казаться ему упадком, декадансом. Но тот, кто издавна
любит историю, кто научился различать пульс эпохи, не поддаст-
ся иллюзии и не поверит в мнимую <полноту времен>.
Как я уже сказал, для наступления <полноты времен> необхо-
димо, чтобы заветная мечта, пронесенная через столетия, напол-
ненные жадными, мучительными, страстными исканиями, в один
прекрасный день была достигнута. Тогда настает удовлетворение,
эпоха <исполнения времен>. И впрямь, такая эпоха очень доволь-
на собой; иногда, как в XIX веке, слишком самодовольна*. Но
сейчас мы начинаем понимать, что эти эпохи самоудовлетворения
- снаружи такие гладкие и блестящие - внутренне мертвы. Под-
линная полнота жизни - не в покое удовлетворенности, а в про-
цессе достижения, в моменте прибытия. Как сказал Сервантес,
<путь всегда лучше, чем отдых>. Когда эпоха удовлетворяет все
свои желания, свои идеалы, это значит, что желаний больше нет,
источник желаний иссяк. Значит, эпоха пресловутой удовлетворен-
ности - это начало конца. Есть эпохи, которые не умеют обновить
свои желания; они умирают, как счастливые трутни после брач-
ного полета **.
* Характерны надписи на монетах императора Адриана: Счастли-
вая Италия, Золотой век, Счастливая эра. Tellus stabilita.
** См. изумительные страницы Гегеля о периодах самоудовлетво-
ренности в его <Философии истории>.
Вот почему эпохи <исполнения чаяний> в глубине сознания
всегда ощущают странную тоску.
Цели и стремления, которые так долго вызревали и, наконец, в
XIX веке, казалось бы, осуществились, получили название <новей-
шей культуры>. Самое имя вызывает сомнения: эпоха называет
себя новейшей, т.е. окончательной, заключительной, перед кото-
рой все остальное - лишь скромная подготовка, как бы стрелы, не
попавшие в цель.
Не подходим ли мы к самой сущности различия между нашей
эпохой и предшествующей, только что отошедшей в прошлое?
Ведь наше время действительно не считает себя окончательным;
в глубине нашего сознания мы находим, хотя и смутно, интуитив-
ное подозрение, что таких совершенных, закопченных, на веки
кристаллизованных эпох вообще не бывает, наоборот: претензия
какой-то <новейшей культуры> на законченность и совершенство
- заблуждение, навязчивая идея, которая свидетельствует о том,
что сильно сузилось поле зрения. Почувствовав так, мы испыты-
ваем огромное облегчение, словно из замурованного склепа мы
выбрались снова на свободу, под звездное небо, в живой мир,
неизмеримый, страшный, непредвидимый и неисчерпаемый, где
возможно все, и хорошее, и плохое.
Вера в <новейшую культуру> была унылой. Люди верили, что
завтра будет то же, что и сегодня, что прогресс состоит только в
движении вперед, по одной и той же дороге, такой же, как прой-
денная нами. Это уже и не дорога, а растяжимая тюрьма, из
которой не выйти.
Когда в начале Империи какой-нибудь образованный провин-
циал, например, Лукиан или Сенека, прибывал в Рим и видел
величественные здания, символ совершенного могущества, у него
сжималось сердце: ничего нового быть не может. Рим вечен.
Если меланхолия исходит от руин, как запах тления от стоячих
вод, то и в Риме чуткий провинциал ощущал меланхолию не
менее острую, но обратного смысла - меланхолию вечности.
По сравнению с этим не напоминает ли наша эпоха шаловли-
вую резвость детей, вырвавшихся из школы? Сегодня мы ничего
уже не знаем о том, что будет завтра, и это нас втайне радует, ибо
непредвидимое, таящее в себе все возможности,- вот настоящая
жизнь, вот полнота жизни!
Этот диагноз, который, конечно, имеет свою обратную сторону,
противоречит толкам об упадке, излюбленной теме многих совре-
--оп^ескомоб^е ^
Се^ас я хочу ^ов^^^^ "^Рые из ни,.
в том, что, следуя определи' "^ ^видной, 0ши6ка1
ной,-из^ейи^ор^^^^^-намойвзгляд, невер.
<У^РУ,упуск^изв^ТоТо^Г^""Ї^"^^1
кая реальность корени^в^ ^^ ^^ность. Историчес. 1
биолоп^^ой BHT'J^ ^^^ " ^^"м пла^е - в 1
космическим; это не сама^^"Ї" ^- "Ї^"ой силам .1
Родсш.ннаятой,чтокол^^^ ^- не природная, н^
вает дерево цветами зажи^^' ^"^<оряет зверя, покры-1
^кеяп^длагаю^^^^-- Взаментолков^ 1
вано, конечно, на сравненТ^^^ "^ ^^^^ ^о- 1
сравнение это мо^о вестТс^ ^^ ^ ^Ї^о; по 1
Дляфабрикантамундштук^жТ ^^^ "о^ зрения. 1
^мупжпука.Д^е^^^"^когдалюдикурят 1
так же односторонни произвоТ^''^^^ЇоРЯ.они 1
шении к самой жизни^н^""^"^^воемотно- 1
опр^елить. Естьтолько^^^ ^^ мы хотим f
^^Увнутрожиз^ S^^'^^^> ПОДХОД: 1
1
с^дТм^Г^-^-узнать,чтооначув.
Щее предпочитает ^рош^^^^ ^^ ^орая нас^я-
"ой. К этому и шелвес^ой^ску^^^"^-
^воритнам.чтонашевремя^^ ^ '^^ ^^ Он
бывалую позицию, занимает весьма странную, еще не-
^^^^^"в^""^-^неизменно
Каждыйна^^^^^Увыхогелибыжи^
^орая подходит к^л^^^" < "--х эпохи,
^^ ^ой совершенной эпохой бь ^ ^^ ^^ " ^ал
стоял у него на плечах- он ^ов^ ^"Ї ^^ " ^^
шением всего прошлого
периоды - век Перикла Рене^^ ^ ^^ Ї ^ссические
^ими он сам те'перь пол^^я ^ ^ "^ ^ости,
^но, чтобывнушитьнамне^ри^Г^^^^^^-
обращены лицом назад в прош^ ^ "^ноты^: они
^^ "^^-в прошлое, которое, по их мнению, завер-
Ну, хорошо. А каков был бы откровенный ответ представите-
ля нашего века? Я думаю, что тут не может быть никакого со-
мнения: всякая прошлая эпоха, без исключения, показалась бы
ему тесной камерой, в которой он не мог бы дышать. Значит,
современное человечество чувствует, что его жизнь - в большей
степени жизнь, чем любая прошлая; или наоборот: для современ-
ного человечества все прошлое сделалось слишком малым. Это
жизнеощущение современных людей своей категорической ясно-
стью опрокидывает все измышления об упадке, как непродуман-
ные и поверхностные.
В наше время жизнь имеет - и ощущает в себе - больший
размах, чем когда бы то ни было. Как же она могла бы чувство-
вать себя на ущербе? Наоборот, именно потому, что она чувству-
ет себя сильнее, <живее> всех предыдущих эпох, она потеряла
всякое уважение, всякое внимание к прошлому. Таким образом,
мы впервые встречаем в истории эпоху, которая начисто отказы-
вается от всякого наследства, не признает никаких образцов и
норм, оставленных нам прошлым, и, являясь преемницей многове-
ковой непрерывной эволюции, представляется нам увертюрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99