город, полный разочарований для рабо-
чего человека. На его необъятном рынке рождается массовая
культура и массовые формы потребления. Один за другим на
подмостках общества появляются коллективный служащий, кол-
лективный интеллектуал, коллективный потребитель: стандарти-
зированными становятся мысли и чувства. Все эти <циклотро-
ны> , эти социальные ускорители низводят индивидов до уровня
все уменьшающихся частиц. Они обрекают их на существование
анонимное и эфемерное. Гигантский штамповочный станок уже
выполняет свою роль фабрики коммуникаций: он отливает умы в
единообразные, стандартные формы и обеспечивает каждой чело-
веческой единице соответствие заданной модели. Эта эволюция
не противоречит Грамши, который отмечал
<тенденцию к конформизму в современном обществе более обшир-
ную и глубокую, чем раньше; стандартизация образа мысли и действия,
достигает национального или даже континентального размаха>.
Тем самым возвещается появление нового человеческого типа
человека-массы, полностью зависимого от других, обработанного
этим исключительного размаха конформистским течением. Он
подвергается по сути дела двум типам конформизма: один спус-
кается сверху - от меньшинства, а второй снизу - от большинства.
Между обоими идет постоянная борьба:
<Сегодня, речь идет о сражении между <двумя конформизмами>, а
именно, о сражении за гегемонию, о кризисе гражданского общества>.
Если довести идею Грамши до логического конца, мы придем
к выводу, что в эпоху человека-массы цель конфликтов, терзаю-
щих общество, не составляет исключительно и преимущественно
власть, которую берут или теряют соответственно расстановке
сил. Эта цель - влияние, поскольку оно приобретается или утра-
чивается согласно тому, какой из двух типов конформизма во-
зобладает над другими.
Образ века, предшествующего нынешнему, совершенно очеви-
ден: это век взрыва mobile vulgus*, бурной, необузданной и по-
датливой. Наблюдатель со стороны видит в нем концентрацию
аморфного человеческого материала, в котором растворяется каж-
дый из индивидов, будучи жертвой некоего общественного пси-
хоза. Флобер показал своего героя Фредерика, зараженного этим
коллективным опьянением, которое породила революция 1848 года:
<Его захватил магнетизм восторженных толп>.
Именно эта экзальтация зачаровывает и волнует, когда масса
на ходу принимает вид коллективного Франкенштейна. Флобер
так описывает Толпу, штурмующую Пале Рояль:
<Эта кишащая масса, все время поднимавшаяся, как бурлящий по-
ток морского прилива в равноденствие, с протяжным ревом, влекомая
стихийными порывами>.
Эти сильные впечатления придают особую объективность про-
стому образу: собранные в общественные стада, одурманенные
той таинственной силой, которую источает всякая пе-
ревозбужденная группа, люди впадают в состояние внушаемости,
сходное с наркотическим или гипнотическим. И пока они пребы-
вают в этом состоянии, они верят всему, что им скажут, и сделают
все, что им прикажут сделать. Они будут подчиняться каждому
призыву, каким бы бессмысленным он ни был. В любом случае
реакции людей обостряются, как это видно на примере паломни-
чества и патриотических парадов, музыкальных фестивалей и по-
литических митингов.. Флобер обнаруживает у своего героя при-
знаки состояния, свойственного человеку-массе:
<Он трепетал от нахлынувшего чувства безмерной любви и всеобъ-
емлющего, возвышенного умиления, как если бы сердце всего человече-
ства билось в его груди>.
Впрочем, вплоть до современной эпохи такие толпы появлялись
спорадически и играли лишь второстепенную роль. Они, по сути
дела, не представляли особой проблемы и не нуждались в специ-
альной науке. Но с того момента, когда они становятся расхожей
монетой, ситуация меняется. Если верить Ле Бону, такая возмож-
ность толп влиять на ход событий и на политику посредством
голосования или же восстания является новшеством в истории.
* Mobile vulgus - возбудимой народной массы (лат.) - Прим. пер.
408
Это признак того, что общество трансформируется. В самом деле,
история проявляет себя все более и более как разрушитель: под-
рывает религиозные верования, разрывает традиционные связи и
разрушает солидарность групп. Разобщенные, люди остаются по-
кинутыми в одиночестве со своими нуждами: в джунглях горо-
дов, в пустынях заводов, в серости контор. Эти бесчисленные
атомы, эти крупицы множестаа собираются в зыбкую и воспламе-
няющуюся смесь. Они образуют нечто вроде газа, который готов
взорваться в пустоте общества, лишенного своих авторитетов и
ценностей - газа, взрывная сила которого возрастает с объемом и
все собой подавляет.
<В то время, как наши старые убеждения, - пишет Ле Бон как заин-
тересованный свидетель. - оказываются поколебленными и утрачива-
ются, прежние опоры общества рушатся одна за другой, единственной
силой, которой ничто не угрожает и авторитет которой ширится посто-
янно, становятся выступления толп. Век, в который мы вступаем, будет
поистине эрой толп>.
Ill
Всегда можно подправить этот образ. И даже необходимо это
сделать, чтобы еще больше приблизить его к реальности. С тем,
что эти толпы являются симптомом какого-то нового состояния
человечества, поднимающегося из низов восстания, которое угро-
жает общественному порядку, согласны все теории. Но согласие
по поводу фактов не влечет еще за собой согласия в их объясне-
нии. В связи с этим не удивительно, что катаклизмы истории
льют воду на мельницу двух диаметрально противоположных
концепций: общества классового и массового.
Первая обрела теоретическую форму у Маркса и Вебера, имея
общую почву в политической экономии. Согласно ей, толпы яв-
ляются явными признаками нового общественного порядка, ко-
торые ясно обнаруживают раздробленные и обнищавшие массы,
обратившиеся против гнета бюрократии капитала. Сосредоточи-
вая людей, концентрируя машины, он обобществляет производи-
тельные силы, превращает общество в гигантский рынок, где все
покупается и все продается, включая труд. Тем самым он создает
неизвестный до того времени класс - класс пролетариев. Можно
принимать или отвергать эту концепцию, безусловно одно: она
рассматривает классы как активные действующие силы истории.
409
А среди них выделяется один класс - пролетариат, глашатай с-.
менности и главная фигура будущей революции. Массы,
полняющие города, развязывающие гражданскую войну, участ-,
ющие во всех этих мятежах, собственно и являются сырьем
внешним выражением трудящейся массы. Ей присущи р
уровни^сознательности от пассивного допролетарского до.
ного героического и истинно пролетарского.
Стало быть, чем они обширнее, тем более ясным видени
своих сил и целей обладают эти массы и тем большее они бул
оказывать давление на развитие общества. Отворачиваясь от i
шлого, разрывая тысячи тонких нитей, связывающих их с рел
ей, нацией, с пристрастиями господствующих классов, они тян,
к новому миру, одушевленному наукой и техникой, тогда как с
рый клонится к закату. Озаренная светом истории, эта моде
общества придает смысл коллективным движениям. Она та
объясняет их истоки с самых первых шагов. Остальное
более чем эпифеномены и шлаки бредовой идеологии.
Вторая концепция была представлена несколькими пс
ледовательными эскизами, сделанными с оригинала, родившего-^
в недрах психологии толп. Оставляя в стороне ее пре^
дшественников, таких как Тэн или Токвиль, необходимо главны^
образом упомянуть Ле Бона и Тарда, обозначивших ее в ocHOflj
ных чертах. <Можно сказать, что именно эта социальная теорЩ
имеет, вероятно, сегодня наибольшее влияние в западном мире>, .я
отмечает один социолог по поводу гипотезы массового общества. .,
В этой концепции те эпифеномены и шлаки, о которых я тол*
ко что говорил, как раз и составляют существо дела. Действц
тельно, снятые с креплений, лишенные привилегий по рождению;
по званию, дезориентированные бесконечными переменами, п
ставшие друг к другу люди и создают невероятный простор;
разрастания тех человеческих туманностей, которыми являю"
толпы. Разумеется, толпы существовали всегда, невидимые и
слышимые. Но в этом своеобразном ускоренном движении ис.^
рии они разорвали путы. Они восстали, став видимыми и слышит
мыми - и даже несущими угрозу существованию индивидов
классов из-за их тенденции все перемешивать и все обезлич
вать. Маскарадные костюмы сняты, мы их замечаем в самом п{
стом одеянии:
<Со времен Французской революции, - пишет Канетти, - эти взр
приобрели форму, которую мы считаем современной. Быть может,
потому, что масса была так скоропалительно освобождена от религиоз-
ных традиций, нам сейчас гораздо проще увидеть ее освобожденной от
тех смыслов и целей, которые ей некогда приписывались>. .
Оглянитесь вокруг: на улицах или на заводах, на парламентских
собраниях или в казармах, даже в местах отдыха вы увидите
толпы, движущиеся или неподвижные. Некоторые люди прохо-
дят сквозь них, как через чистилище. Другие ими поглощаются,
чтобы уже никогда не выйти обратно. Ничто не выразило бы
сути нового общества лучше, чем определение <массовое>. Оно
узнаваемо по его многочисленности, по нестабильности связей
между родителями и детьми, друзьями и соседями. О нем можно
догадаться по тем превращениям, которые испытывает каждый
человек, становясь анонимным: реализация присущих ему жела-
ний, страстей, интересов зависит от огромного числа людей. Можно
видеть его подверженность приступам общественной тревожнос-
ти и тенденции уподобляться, соответствовать какой-то коллек-
тивной модели.
Согласно этой концепции, изменение состоит не в проле-
таризации человека или в обобществлении экономики. Напротив,
мы имеем дело с массификацией, то есть со смешением и стирани-
ем социальных групп. Пролетарии или капиталисты, люди обра-
зованные или невежественные, происхождение мало что значит:
одни и те же причины производят одни и те же следствия. Из
разных, совершенно разнородных элементов образуется однород-
ное человеческое тело: масса состоит из людей-массы. Это они
действующие лица истории и герои нашего времени. Не стоит
искать причин такого положения вещей в концентрации средств
производства и в товарообмене, как к этому стремилась теория
классового общества; причина в средствах коммуникации, массо-
вой информации, газетах, радио, т.п. и феномене влияния. Внедря-
ясь в каждый дом, присутствуя на каждом рабочем месте, прони-
кая в места отдыха, управляя мнениями и обезличивая их, эти
средства превращают человеческие умы в массовый разум. Бла-
годаря своего рода социальной телепатии у многих людей
вызываются одни и те же мысли, одни и те же образы, которые,
как радиоволны, распространяются повсюду. Так что в массе они
всегда оказываются наготове. Когда это на самом деле проис-
ходит, то можно наблюдать волнующее незабываемое зрелище,
как множество анонимных индивидов, никогда друг друга не ви-
девших, не соприкасавшихся между собой, охватываются одной и
той же эмоцией, реагируют как один на музыку или лозунг, ^
хийно слитые в единое коллективное существо. Марсель Мс
подробно описал это превращение:
<Все социальное тело одушевлено одним движением. Индивиду^
больше нет. Они становятся, гак сказать, деталями одной машины, ]
еще лучше, спицами одного колеса, магическое кружение которого, та
ющее и поющее, было бы образом совершенным, социально прими
ным, воспроизводимым, разумеется, еще и в наши дни в упомяну.-,
случаях, да и в других тоже. Это ритмичное, однообразное и безостая*
точное движение непосредственно выражает то душевное состояние, ко)
сознание каждого захвачено одним чувством, одной немыслимой иде
идеей общей цели. Все тела приходят в одинаковое движение, на в(
лицах одна и та же маска, все голоса сливаются в одном крикс; ..
говоря уже о глубине впечатления, производимого ритмом, музыкой)
пением. Видеть во всех фигурах отражение своего желания, слышат
из всех уст подтверждены своей убежденности, чувствовать себя захва
ченным без сопротивления всеобщей уверенностью. Смешавшиеся)
исступлении своего танца, в лихорадке возбуждения, они составля
единенное тело и единую душу. Именно в это время социальное п
действительно существует. Так как в этот момент его клетки люди, 6ь
может, так же мало отделены друг от друга, как клетки индивидуаль
го организма. В похожих условиях (которые не реализуются в нав
обществах даже самыми перевозбужденными толпами, но об этом гс
рится в другом месте) согласие может творить действительность>.
Поразительно, не так ли?
Пора обратиться к следствиям. Логический ход, который с^
дали авторы этой концепции, прост и смел. Для каждого масса 4
это спущенная с цепи толпа, находящаяся во власти инстинктов^
без совести, без руководителя, без сдерживающих начал, такая^
какой она, в глазах мудреца, проявляет себя на баррикадах. Гщ
гантский, орущий, истеричный монстр, она наводит ужас:
<Похоже, - писал Фрейд, - достаточно оказаться вместе больше
массе, огромному множеству людей для того, чтобы все моральные д<>
тижения составляющих их индивидов тотчас рассеялись, а на их мест-,
остались лишь самые примитивные, самые древние, самые грубые пси>1
хические установки>. '1
'^
К счастью, можно добавить, иногда случается обратное, и мы ^
видим множество других людей, отдающих свои жизни, идущих^
на неслыханные жертвы за самые возвышенные этические цен-
ности, за справеяливость и свободу.
Но с того момента, как массы признаны эмблемой нашей циви-
лизации, они перестают быть продуктом разложения старого ре-
жима. Это уже не превращенная форма общественных классов
или эффектные артефакты общественной жизни, не повод к при-
поднятым, красочным описаниям, сделанным зачарованными или
потрясенными свидетелями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99