подопыт-
ное лицо погружается в деятельность, при которой мир должен
казаться неинтересным, причем это лицо бессознательно
концентрирует все свое внимание на гипнотизере, устанавливает
с ним связь и готовность к перенесению внутренних процессов.
Косвенные методы гипнотизирования, подобно некоторым при-
емам шуток, направлены на то, чтобы задержать известные разме-
щения психической энергии, которые помешали бы ходу бессоз-
нательного процесса, и приводят в конечном итоге к той же цели,
как и прямые влияния при помощи пристального взгляда и по-
глаживания'.
Ференчи правильно установил, что гипнотизер, давая приказа-
ние заснуть, что часто делается при вводе в гипноз, занимает
место родителей. Он думает, что следует различать два вида гип-
ноза - вкрадчиво успокаивающий - приписываемый им материн-
' Ситуация, в которой подопытное лицо-бессознательно установлено
на гипнотизера и в то же время сознательно занято однообразными и
неинтересными наблюдениями, находит себе параллель в случаях пси-
хоаналитического лечения, о котором здесь следует упомянуть. В каж-
дом анализе хотя бы раз бывает случай, когда пациент упрямо заявляет,
что сейчас ему решительно ничего не приходит в голову. Его свобод-
ные ассоциации обрываются, и средства, которыми их обычно вызыва-
ют, остаются безуспешными. Если врач настаивает на ответе, пациент,
наконец, говорит, что он думает о виде, открывающемся из окна врачеб-
ной комнаты, об обоях на стене перед ним или о свисающей с потолка
газовой лаяпе. Тогда сейчас же видишь, что он находится на пути к
перенесению внутренних процессов и занят пока еще бессознательными
мыслями, относящимися к врачу, что приостановка свободных ассоци-
аций пациента исчезает, как только ему дается соответствующее объяс-
нение,
скому прототипу, или угрожающий, приписываемый прототипу от-
цовскому. Но ведь приказание заснуть означает в гипнозе не что
иное, как отключение от всякого интереса к миру и сосредоточе-
ние на личности гипнотизера; так это субъектом и понимается,
потому что в этом отвлечении интереса от окружающего мира
заключается психологическая характеристика сна и на ней осно-
вана родственность сна с гипнотическим состоянием.
Гипнотизер, таким образом, применяя свои методы, будит у
субъекта часть его архаического наследия, которое проявлялось
и по отношению к родителям, в отношении же отца снова индиви-
дуально оживало: представление о сверхмогущественной и опас-
ной личности, по отношению к которой можно было занять лишь
пассивно-мазохистскую позицию, которой нужно было отдать свою
,волю и быть с которой наедине, <попасться на глаза>, казалось
рискованным предприятием. Только так мы и можем представить
себе отношение отдельного человека первобытной орды к праот-
цу. Как нам известно из других реакций, отдельный человек со-
хранил в различной степени способность к оживлению столь дав-
них положений. Однако сознание, что гипноз является всего лишь
игрой, лживым обновлением тех древних впечатлений, может все
же сохраниться и повлечь за собою сопротивление против слиш-
ком серьезных последствий гипнотической потери воли.
Жуткий, принудительный характер массообразования, прояв-
ляющийся в феноменах внушения, - можно, значит, по праву
объяснить его происхождением от первобытной орды. Вождь
массы - все еще праотец, к которому все преисполнены страха,
масса все еще хочет, чтобы ею управляла неограниченная власть,
страстно ищет авторитета; она, по выражению Ле Бона, жаждет
подчинения. Праотец - идеал массы, который вместо <Идеала Я>
владеет человеческим <Я>. Гипноз по праву может быть назван
<массой из двух>; внушение же можно только определить как
убеждение, основанное не на восприятии и мыслительной работе,
а на эротической связи'.
' Следует, как мне думается, подчеркнуть, что пояснение той главы
дает нам повод вернуться от берктеймовского толкования гипноза к
толкованию более старому и наивному Согласно Бернгейму, все гилио-
гические феномены выводятся из далее необъяснимого момента внуше-
ния Мы приходим к выводу, что внушение есть частичное явление пш-
нотического состояния, а оно, в свою очередь, имеет прекрасное обосно-
. вание в бессознательно сохраненном из праистории человеческой се-
мьв предрасположении.
XI
ОДНА СТУПЕНЬ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ <Я>
Если рассматривать жизнь отдельного человека нашего вре-
мени, пользуясь дополняющими друг друга описаниями массовой
психологии, то ввиду множества осложнений можно потерять
мужество и не решиться на обобщающее изложение. Каждый
отдельный человек является составной частью многих масс, он с
разных сторон связан идентификацией и создал свой <Идеал Я>
по различнейшим образцам. Таким образом, отдельный человек
участник многих массовых душ - своей расы, сословия, церковной
общины, государственности и т.д., и сверх этого может подняться
до частицы самостоятельности и оригинальности. Эти постоян-
ные и прочные массовые формации со своим равномерно для-
щимся воздействием меньше бросаются в глаза, чем наскоро об-
разовавшиеся текучие массы, на примере которых Ле Бон начер-
тал блестящую психологическую характеристику массовой души,
II в этих шумных, эфемерных массах, которые будто бы наслои-
лись на первых, как раз происходит чудо: только что признанное
нами, как индивидуальное развитие, бесследно, хотя и временно,
исчезает.
Мы поняли это чудо так, что отдельный человек отказывается
от своего <Идеала Я> и заменяет его массовым идеалом, вопло-
щенным в вожде. Оговоримся, что это чудо не во всех случаях
одинаково велико. Отграничение <Я> от <Идеала Я> у многих
индивидов не зашло слишком далеко, оба еще легко совладают,
<Я> часто еще сохраняет прежнее нарцистическое самодовольство.
Это обстоятельство весьма облегчает выбор вождя. Нередко
ему всего лишь нужно обладать типичными качествами этих ин-
дивидов в особенно остром и чистом чекане и производить впе-
чатление большей силы и либидинозной свободы, и сразу на это
откликается потребность в сильном властелине и наделяет его
сверхсилой, на которую он и не стал бы претендовать. Другие
индивиды, идеал которых не воплотился бы в нем без дальней-
ших поправок, вовлекаются <внушением>, т.е. путем вдеятификации.
То, что мы смогли добавить для объяснения либидинозной
структуры массы, сводится, как мы видим, к различию между <Я>
и <Идеалом Я> и возможному на этой почве двойному виду
идентификации и замещению <Идеала Я> объектом.
связи
Предположение такой ступени в <Я> в качестве первого шага к
анализу <Я> должно постепенно подтвердить свою обоснованность
в различнейших областях психологии. В моем труде <К введе-
нию нарциссизма> я объединил, в поддержку этого тезиса, преж-
де всего то, что можно было почерпнуть из патологического
материала. Можно, однако, ожидать, что при дальнейшем углубле-
нии в психологию психозов его значение окажется еще большим.
Подумаем о том, что <Я> становится теперь в положение объекта
по отношению к развившемуся из него <Идеалу Я>; возможно,
что все взаимодействия между внешним объектом и совокупным
<Я>, о которых мы узнали в учении о неврозах, снова повторяют-
ся на этой новой арене внутри человеческого <Я>.
.Здесь я прослежу лишь один из выводов, возможных, исходя '1
из этой точки зрения, и продолжу пояснение проблемы, которую
в другом месте должен был оставить неразрешенной.
Каждая из психических дифференцировок, с которыми мы
ознакомились, представляет новую трудность для психической
функции, повышает ее лабильность и может быть исходной точ-
кой отказа функции, т.е. заболевания. Родившись, мы сделали шаг
от абсолютного нарциссизма к восприятию изменчивого внешне-
го мира и к началу нахождения объекта; а с этим связано то, что
мы длительно не выносим этого нового состояния, что мы перио-
дически аннулируем его и во сне возвращаемся в прежнее состо-
яние отсутствия раздражений и к избеганию объекта. Правда,
при этом мы следуем сигналу внешнего мира, который своей
периодической сменой дня и ночи временно ограждает нас от
большей части действующих на нас раздражений. Второй пример,
имеющий большое значение для патологии, не подчинен подобно-
му ограничению. В процессе нашего развития мы производили
разделение нашего душевного мира на связное <Я> и на часть,
оставленную вне его, бессознательно вытесненную: и мы знаем,
что устойчивость этого достижения подвержена постоянным по-
трясениям. Во сне и при неврозе эта изгнанная часть снова ищет
доступа, стуча у врат, охраняемая сопротивлениями, в состоянии
же бодрствующего здоровья мы пользуемся особыми приемами,
чтобы временно допустить в наше <Я>, обходя сопротивления и
наслаждаясь этим, то, что нами было вытеснено. В этом свете
можно рассматривать остроты и юмор отчасти и комическое во-
обще. Каждый знаток психологии неврозов припомнит похожие
примеры меньшего значения, но я спешу перейти к входившему в
мои намерения практическому применению.
Вполне представимо, что и разделение на <Я> и <Идеал Я> не
может выноситься длительно и временами должно проходить
обратный процесс. При всех отречениях и ограничениях, налагае-
мых на <Я>, периодический прорыв запрещений является прави-
лом, как на это указывает установление праздников, которые ведь,
по сути своей, не что иное, как предложенные законом эксцессы;
это чувство освобождения придает им характер веселья. Сатур-
налии римлян и современный карнавал совпадают в этой суще-
ственной черте с празднествами примитивных народов, которые
обычно завершаются всякого рода распутством при нарушении
священнейших законов. Но <Идеал Я> охватывает сумму всех
ограничений, которым должно подчиняться <Я>; поэтому отмена
идеала должна бы быть грандиозным празднеством для <Я>, ко-
торое опять могло бы быть довольным самим собой'.
Если что-нибудь в <Я> совпадает с <Идеалом Я>, всегда бу-
дет присутствовать ощущение триумфа. Чувство виновности (и
чувство неполноценности) может также быть понято как выра-
жение напряженности между <Я> и идеалом.
Как известно, есть люди, у которых общая настроенность пе-
риодически колеблется, чрезмерная депрессия через известное
среднее состояние переходит в повышенное самочувствие, и при-
том эти колебания проходят в очень различных больших ампли-
тудах, от еле заметного до тех крайностей, которые в качестве
меланхолии и мании в высшей степени мучительно и вредоносно
нарушают жизнь таких людей. В типичных случаях этого цикли-
ческого расстройства внешние причины, по-видимому, не имеют
решающего значения; что касается внутренних мотивов, их мы
находим не больше, и они не иные, чем у всех других. Поэтому
образовалась привычка рассматривать эти случаи как непсихо-
генные. О других, совершенно похожих случаях циклического
расстройства, которые, однако, легко вывести из душевных травм,
речь будет ниже.
Обоснование этих спонтанных колебаний настроения, следова-
тельно, неизвестно; механизм, сменяющий меланхолию манией, нам
' Троттер выводит вытеснение из стадного инстинкта Но это скорее
иное изложение, чем противоречие когда во <Введении нарциссизма> я
говорю со стороны <Я> создание идеала было бы условием вытеснения.
непонятен. Это, наверное, как раз те больные, по отношению щ
которым могла бы оправдаться наша догадка, что их <Идеал Я>1
на время растворяется в <Я>, после того, как до того он власт-1
вовал особенно сурово. ^
Во избежание неясностей запомним следующее: на основе на-j
шего анализа <Я> достоверно выяснено, что в случаях мании;1
<Я> и <Идеал Я> сливаются, так что в настроении триумфа и
довольства собой, не нарушаемом самокритикой, данное лицо мот
жег наслаждаться устранением задержек, устранением учета чу-
жих интересов и упреков самому себе. Менее очевидно, но до- i
вольно вероятно, что несчастье меланхолика есть выражение ост-
рого раскола между обеими инстанциями <Я>, при котором чрез-
мерно чувствительный идеал беспощадно проявляет свое осуж-
дение <Я> в виде самоунижения и мании неполноценности. Оста-
ется лишь вопрос, следует ли искать причину этих измененных
отношений между <Я> и <Идеалом Я> в вышеустановленных
периодических возмущениях против новой институции или же за
это ответственны иные обстоятельства.
Переход к мании не является необходимой чертой в истории
болезни меланхолической депрессии. Бывают простые, единич-
ные, а также периодически повторяющиеся меланхолии, никогда
такого исхода не имеющие. С другой стороны, существуют ме-
ланхолии, в которых повод, по-видимому, играет этиологическую
роль. Таковы меланхолии после утраты любимого объекта, будь
то вследствие его смерти или вследствие обстоятельств, выну-
дивших отступление либидо от объекта. Такая психогенная ме-
ланхолия так же может перейти в манию, и цикл этот может
многократно повториться, как и при якобы спонтанной меланхо-
лии. Итак, соотношения здесь довольно неясны, тем более, что до
сих пор лишь немногие формы и случаи меланхолии подверга-
лись психоаналитическому исследованию. Пока мы понимаем лишь
те случаи, в которых от объекта отказались ввиду того, что он
оказался недостойным любви. Путем идентификации он затем
снова в <Я> утверждается и подвергается строгому суду со сто-
роны <Идеала Я>. Упреки и агрессии против объекта выявляют-
ся в виде меланхолических упреков самому себе*.
' Говоря точнее они скрываются за упреками 'собственному <Я>,
придают им ту тверда, упорство и неопровержимость, которыми отлича-
ются самоупреки меланхоликов.
И при такой меланхолии возможен переход к мании; следова-
тельно, эта возможность является чертой, не зависящей от осталь-
ных признаков картины болезни.
Я не вижу затруднений для того, чтобы момент периодического
возмущения <Я> против <Идеала Я> принять во внимание при
обоих видах меланхолии, как психогенной, так и спонтанной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99