Это - свойство-еще не вполне образованного темперамен-
та и результат отсутствия воспитания. Ничто их не удивляет, но
все приводит в замешательство. Дрожащие, боязливые и в то же
время бесстрашные и героические, они бросаются в огонь и от-
ступают перед тенью.
Им неизвестны следствия и отношения вещей. Столь же быс-
тро приходя в уныние, как и в состояние возбуждения, склонные
к панике, они всегда хватают или слишком высоко, или слишком
низко и не придерживаются никогда должной меры <'степени.
Более подвижные, нежели вода, они отражают в себе все цвета и
принимают все формы. Какую же основу для правительства мог-
ли бы они составить?>.
К счастью, необходимы особенные условия, чтобы все эти чер-
ты сделались постоянным явлением в парламентских собраниях.
*22 прериаля 1 года по республиканскому календарю (нач. июня
1793 г. ) были арестованы и на следующий день казнены 29 дспутатов-
жирондастов; позже арестованы и казнены Дантои и <атеисты>; 8 тер-
мидора II года арестован Робеспьер со своими сторонниками; 9 тер-
мидора (27 июля 1794 г.) они были казнены.
Эти собрания становятся толпой лишь в известные моменты. В
огромном большинстве случаев люди, составляющие их, сохраня-
ют свою индивидуальность, и вот почему собрания могут изда-
вать превосходные технические законы. Правда, эти законы рань-
ше были выработаны каким-нибудь специалистом в тиши кабине-
та, поэтому в сущности, они представляют собой де^о одного
индивида, а не целого собрания. И такие законы, конечно, всегда
бывают самыми лучшими и портятся только тогда, когда целый
ряд неудачных поправок превращает их в коллективное дело.
Деятельность толпы всегда и везде бывает ниже деятельности
изолированного индивида. Только специалисты спасают собра-
ния от принятия слишком беспорядочных и нецелесообразных
решений, и в таких случаях специалист всегда является времен-
ным вожаком. Собрание на него не действует, но зато он сам
действует на него.
Несмотря на все трудности, сопряженные с их деятельностью,
парламентские собрания все-таки являют собой лучшее, что до
сих пор могли найти народы для самоуправления и, главное -
чтобы оградить себя, насколько возможно, от ига личной тираний.
Разумеется, парламент является идеалом правительства, по край-
ней мере, для философов, мыслителей, писателей, артистов и уче-
ных, словом, тех, кто образует вершину цивилизации. В сущности
же парламентские собрания представляют серьезную опасность
лишь в двух направлениях: в отношении насильственной растра-
ты финансов и в отношении прогрессивного ограничения инди-
видуальной свободы.
Первая опасность является неизбежным последствием требо-
ваний и непредусмотрительности избирательной толпы. Пусть
какой-нибудь член собрания предложит какую-нибудь меру, удов-
летворяющую якобы демократическим идеям, например, обеспече-
ние пенсии рабочим, увеличение жалования железнодорожным
сторожам, учителям и т.д.; другие члены, чувствуя страх перед
избирателями, не посмеют отвергнуть предложенные меры, так
как побоятся показать пренебрежение интересами вышеназван-
ных лиц, хотя и будут сознавать, что эти меры должны тяжело
отозваться на бюджете и потребуют новых налогов. Колебания,
таким образом, не возможны. Последствия увеличения расходов
отдалены и не касаются непосредственно членов собраний, зато
последствия отрицательного вотума могут дать себя знать в тот
день, когда понадобится предстать перед избирателем.
Кроме этой первой причины, вызывающей увеличение расхо-
дов, существует другая, не менее повелительная - обязанность
соглашаться на все расходы, представляющие чисто местный ин-
терес. Депутат не может противиться этому, так как эти расходы
служат опять-таки выражением требований избирателей, и при-
том он лишь в том случае может рассчитывать на удовлетворе-
ние требований своего округа, если сам уступит подобным же
требованиям своих коллег.
Вторая из этих опасностей, представляемых парламентскими
собраниями, вынужденное ограничение индивидуальной свободы,
хотя и не так бросается в глаза, но тем не менее, вполне реальна.
Она является результатом бесчисленных и всегда ограничитель-
ных законов, вотируемых парламентами, считающими себя обя-
занными так поступать и не замечающими последствий этого из-
за своей односторонности..
Очевидно, эта опасность действительно неизбежна, если даже
Англия, представляющая, конечно, самый совершенный тип парла-
ментского режима (такого, в котором представитель более неза-
висим от своего избирателя, чем где бы то ни было), не могла
избавиться от этой опасности. Герберт Спенсер в одном из своих
прежних трудов указал, что увеличение кажущейся свободы дол-
жно сопровождаться уменьшением истинной свободы. Возвраща-
ясь к этому в своей новой книге <Индивид и государство>, Спен-
сер выражается следующим образом об английском парламенте:
<С этого времени законодательство пошло по тому пути, ко-
торый я указал. Диктаторские меры, быстро увеличиваясь, посто-
янно стремились к тому, чтобы ограничить личную свободу, и
притом двумя способами: ежегодно издавалось множество поста-
новлений, налагающих стеснения на граждан там, где их действия
прежде были совершенно свободны, и вынуждающих их совер-
шать такие действия, которые они могли прежде совершать или
не совершать по желанию. В то же время общественные повин-
ности, все более и более тяжелые, особенно имеющие местный
характер, ограничили еще более свободу граждан, сократив ту
часть их прибыли, которую они могут тратить по своему усмотре-
нию, и увеличив ту часть, которая от них отнимается, для нужд
общественных деятелей>.
Это прогрессивное ограничение свободы выражается во всех
странах в следующей особой форме, на которую, однако, Герберт
Спенсер не указывает. Введение целой серии бесчисленных ме-
роприятий, имеющих обыкновенно ограничительный характер, не-
обходимым образом ведет к увеличению числа чиновников, обя-
занных приводить их в исполнение, и усилению их власти и вли-
яния; эти чиновники, следовательно, прогрессивно стремятся к
тому, чтобы сделаться настоящими властелинами в цивилизован-
ных странах. Власть их тем более велика, что постоянные пере-
мены правления нисколько не влияют на их положение, так как
административная каста - единственная, ускользающая от этих
перемен и обладающая безответственностью, безличностью и бес-
прерывностью. Из всех же видов деспотизма самый тяжелый
именно тот, который представляется в такой троякой форме.
Постоянное изобретение таких ограничительных законов и
постановлений, окружающих самыми византийскими формальнос-
тями все малейшие акты жизни, роковым образом ведет к суже-
нию все в большей и большей степени сферы, в которой граждане
могут двигаться свободно. Жертвы иллюзии, заставляющей их
думать, что умножая законы, они лучше обеспечат равенство и
свободу, народы ежедневно налагают на себя самые тяжелые
оковы.
Но это не проходит для них даром. Привыкнув переносить
всякое иго, народы сами ищут его и доходят до потери всякой
самостоятельности и энергии. Они становятся тогда пустой те-
нью, пассивными автоматами, без воли, без сопротивляемости и
без силы. Тогда-то человек бывает вынужден искать на стороне
те пружины, которых ему не хватает. Благодаря возрастающей
индифферентности и бессилию граждан, роль правительств не-
пременно должна еще больше увеличиться. Правительства долж-
ны поневоле обладать духом инициативы, предприимчивости и
руководительства, так как все это отсутствует у частных лиц;
они должны все предпринимать, всем руководить, всему покрови-
тельствовать. Государство в конце концов становится всемогу-
щим провидением. Опыт учит, однако, что власть таких богов
никогда не бывает ни слишком прочной, ни слишком сильной.
Такое прогрессивное ограничение всякой свободы у некото-
рых народов, - несмотря на внешние вольности, порождающие
лишь иллюзию свободы - по-видимому, является последствием не
только какого-нибудь режима, но и старости этих народов;
оно представляет один из симптомов, предшествующих фазе
упадка, которую не могла избежать до сих пор еще ни одна
цивилизация.
Если судить по наставлениям прошлого и симптомам, являю-
щимся со всех сторон, то большинство наших современных циви-
лизаций уже достигло этой фазы крайней старости, которая пред-
шествует упадку. По-видимому, такие фазы имеют одинаково ро-
ковое значение для всех народов, так как в истории они повторя-
ются часто.
Все эти фазы общей эволюции цивилизации не трудно изло-
жить вкратце, и мы закончим наш труд таким изложением. Быть
может, этот беглый обзор бросит все-таки некоторый свет на
причины нынешнего могущества толпы.
Если мы проследим в общих чертах генезис величия и упадка
цивилизаций, предшествовавших нашей цивилизации, то что же
нам представится прежде всего?
На заре этих утилизации мы видим горсть людей разнообраз-
ного происхождения, соединившихся вместе благодаря случайно-
стям миграций, нашествий и побед. Общую связь между всеми
этими людьми, отличавшимися друг от друга своим языком и
религией, в жилах которых текла разная кровь, составляла полу-
признаваемая власть одного вождя. В таких смешанных скопи-
щах людей в высшей степени развиты психологические черты
толпы: временное сцепление частиц, героизм, слабости, импульсив-
ность и бурные чувства. Прочного в таком скопище нет ничего,
это - варвары.
Затем время совершает свое дело. Тождественность среды,
повторение скрещиваний, потребности общей жизни медленно дей-
ствуют, и скопище разнородных единиц начинает сливаться и
образовывает расу, т.е. агрегат, обладающий общими чертами и
чувствами, которые все более и более фиксируются наследствен-
ностью. Толпа становится народом, и этот <арод уже может вый-
ти .из состояния варварства. Однако он выйдет из него лишь
тогда, когда, после долгих усилий, постоянной борьбы и бесчис-
ленных начинайий он приобретает идеал. Природа этого идеала
имеет мало значения; он может представлять собой культ Рима,
Афин или поклонения Аллаху, все равно, но этого идеала будет
достаточно, чтобы создать единство чувств и мыслей у всех инди-
видов расы, находящейся на пути своего образования.
Тогда-то и может народиться новая цивилизация со всеми
своими учреждениями, верованиями и искусствами. Увлекаемая
своей мечтой, раса последовательно приобретет все, что дает блеск,
силу и величие. Она, без сомнения, будет толпою в известные
часы, но тогда за изменчивыми и подвижными чертами, свой-
ственными всякой толпе, всегда будет находиться прочный суб-
страт - душа расы, узко ограничивающая размахи колебаний на-
рода и управляющая случаем.
Совершив свое созидательное дело, время неизбежно перехо-
дит к делу разрушения, которого не избегают ни боги, ни люди.
Достигнув известной степени могущества и сложности, цивилиза-
ция перестает расти и осуждается на упадок. Скоро должен про-
бить для нее час старости. Наступление его неизбежно отмечает-
ся ослаблением идеала, поддерживающего душу расы. По мере
того, как бледнеет идеал, начинают колебаться здания политичес-
ких, социальных и религиозных учреждений, опирающиеся на этот
идеал.
По мере прогрессивного исчезновения идеала раса все более
и более теряет то, что составляло ее силу, единство и связность.
Личность и ум индивида могут, однако, развиваться, но в то же
время коллективный эгоизм расы заменяется чрезмерным разви-
тием индивидуального эгоизма, сопровождающимся ослаблением
силы характера и уменьшением способности к действию. То, что
составляло прежде народ, известную единицу, общую массу, пре-
вращается в простую агломерацию индивидов без всякой связно-
сти, лишь временно и искусственно удерживаемых вместе тра-
дициями и учреждениями. Тогда-то и наступает момент, когда
люди, разъединяемые своими личными интересами и стремления-
ми, и не умея собою управлять, требуют, чтобы руководили малей-
шими их действиями, и государство начинает оказывать свое по-
глощающее влияние.
С окончательной потерей идеала раса окончательно теряет
свою душу; она превращается в горсть изолированных индиви-
дов и становится тем, чем была в самом начале, толпой. Тогда
снова в ней появляются все характерные изменчивые черты, свой-
ственные толпе, не имеющие ни стойкости, ни будущего. Циви-
^^о^Гв^ ^^ " Ї"^^ - -- --
^Учаиностей. Властвует чернь и выступают варвары Цивилиза
в^^^^^^^- -^--Ра^^е
^T^ ^^ ^ ЗД^я. созданный долгам прошлым но в д^
ствительнос^зданиеужепо^ено,еп>ни^е^ер^
и оно рушится с первой же грозой, рживает,
Переход от варварства к цивилизации в погоне за мечтой
^постепениоеослаблениеиумирание,как.олько,^
^а^ ' ^ " ^ ^^я цикл жизни каждого
3. Фрейд
МАССОВАЯ ПСИХОЛОГИЯ
И АНАЛИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО <Я^
ВВЕДЕНИЕ
Противопоставление индивидуальной и социальной или массо-
вой психологии, которая на первый взгляд может показаться столь
значительной, многое из своей остроты при ближайшем рассмот-
рении теряет. Правда, психология личности исследует отдельного
человека, и те пути, которыми он стремится удовлетворить им-
пульсы своих первичных позывов, но все же редко, только при
определенных исключительных обстоятельствах, в состоянии она
не принимать во внимание отношений этого отдельного человека
к другим индивидам. В психической жизни человека всегда при-
сутствует <другой>. Он, как правило, является образцом, объек-
том, помощником или противником, и поэтому психология лично-
сти с самого начала является одновременно также и психологией
социальной в этом расширенном, но вполне обоснованном смысле.
Отношение отдельного человека к его родителям, сестрам и
братьям, к предмету его любви, к его учителю и к его врачу, то
есть все отношения, которые до сих пор были главным образом
предметом психоаналитического исследования, имеют право счи-
таться социальными феноменами и становятся тогда противопос-
тавленными известным другим процессам, названным нами нар-
цистическими, при которых удовлетворение первичных позывов
от влияния других лиц уклоняется или отказывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99