Раз уж наступает <закат Европы> и пра-
вить Европа не будет, народы и народишки скачут козлами, крив-
лякггся, паясничают или надуваются, пыжатся, притворяясь взрос-
лыми, которые сами правят своей судьбой. Отсюда и <национа-
лизмы> , которые возникают повсюду.
В предыдущих главах я пытался нарисовать новый тип чело-
века, который сейчас господствует в мире, я назвал его челове-
ком массы и показал отличительную его черту: чувствуя себя
заурядным, он провозглашает права заурядности и отказывается
признавать все высшее. Если это настроение торжествует в каж-
дом народе, оно, естественно, господствует и во всех нациях в
целом. В определенном смысле появляются пароды массы, кото-
рые решительно восстают против великих творческих пародов,
против отборного меньшинства, которое создало историю. Поис-
тине смешно, когда мелкая республика вытягивается на цыпочки,
ругает из своего уголка Европу и возвещает ее уход из мировой
истории.
К чему же это ведет? Европа создала систему норм, ценность
и плодотворность которых доказана столетиями. Эти нормы не
самые лучшие из возможных, но они, без сомнения, обязательны
до тех пор, пока но созданы или по крайней мере не намечены
новые. Раньше чем их отменить, надо создать другие. Теперь
народ массы отменяет нашу. систему норм, основу европейской
цивилизации; по так как он не способен создать новую, он не
знает, что делать, и, чтобы занять время, скачет козлом.
Когда из мира исчезает правитель, вот первое следствие, восстав-
шим подданным нечего делать, у них нет жизненной программы.
3
Цыган пришел на исповедь. Священник спрашивает его, знает
ли он десять заповедей Господних. Цыган отвечает: <Хотел было
выучить, отец, да у нас поговаривают, будто их отменят>.
Не так ли сейчас и в мире? Поговаривают, что заповеди евро-
пейской культуры больше не действительны, и человечество - и
люди, и народы - пользуется этим предлогом, чтобы жить без
заповедей; ведь только европейские и были! Дело обстоит не так,
как раньше, когда новые, созревшие нормы вытесняли старые,
свежий пыл приходил на смену былому, уже остывшему энтузи-
азму. Это естественно. Больше того - старое оказывается тогда
старым не потому, что оно одряхлело, но потому, что новый прин-
цип благодаря своей новизне состарил его. Если бы у нас не
276
было детей, мы не старели бы или старели бы гораздо позднее. То
же самое происходит с машинами: автомобиль десятилетней дав-
ности кажется более старым, чем двадцатилетий локомотив, только
потому, что автомобильная техника развивается быстрее. Закат,
вызванный восходом, лишь признак здоровья.
Но то, что сейчас происходит в Европе, нездорово и ненор-
мально. Европейские заповеди потеряли свою силу, а новых на
горизонте нет. Европа, говорят нам, теряет господство, но не вид-
но никого, кто бы занял его место. Под Европой мы понимаем
обычно прежде всего триаду- Францию, Англию, Германию. В
этой части земного шара созрела та культура, которая организо-
вала и оформила современный мир. Если эти три народа и впрямь
<на закате>, их жизненные установки утратили силу, нет ничего
удивительного в том, что мир теряет йравственность.
А ведь так оно и есть. Весь мир - и народы, и люди - нрав-
ственность теряет. Некоторое время такая <свобода от морали>
кажется занимательной, даже прекрасной. Низшие классы чув-
ствуют, что освободились от бремени. С тех пор как заповеди
были высечены в камне или бронзе, они сохраняли тяжесть. Низ-
шим во всем свете уже надоело, что на них вечно возлагают
обязанности, и они радостно наслаждаются эпохой, освободившей
их от бремени заповедей. Но праздник непродолжителен. Без
заповедей, которые обязывают к определенному образу жизни
существование становится совершенно пустым. Именно это и
случилось с лучшей частью нашей молодежи. Она свободна от уз
и запретов - и ощущает пустоту. Бесцельность отрицает жизнь,
она хуже смерти. Ибо жить - значит делать что-то определенное,
выполнять задание; и в той мере, в какой мы уклоняемся от этого,
мы опустошаем нашу жизнь. Вскоре все люди взвоют, как бес-
численное множество псов, требуя властителя, который налагал
бы обязанности и задания.
Это говорится тем, кто с детским легкомыслием возвещает,
что Европа больше не правит миром. Править - значит <задавать
работу>, оставить на свои места>, и тем предупреждать извраще-
ния, к которым приводит праздная, пустая, бесцельная жизнь.
Пускай бы Европа не правила, если бы нашелся кто-то, способ-
ный ее заместить. Но никого нет и в помине. Нью-Йорк и Моск-
ва не представляют ничего нового по сравнению с Европой. Они
окраины европейского мира, отрезанные от центра и потому ли-
шенные значения. Говорить о Нью-Йорке и о Москве сейчас еще
очень трудно, ибо толком еще не известно, что они такое; несом-
ненно только одно - они еще не сказали решающего слова. Нов-
так мы знаем достаточно, чтобы судить об их общем характере.
Видимо, они относятся полностью к тому виду явлений, которые
я называл <историческим камуфляжем>. <Камуфляж> - то, что
кажется чем-то иным, внешность не выявляет сущность, но скры-
вает ее. Поэтому он вводит в заблуждение всех, кроме тех, кто
заранее знал, что камуфляж бывает. Это как с миражом - если о
нем знаешь, видишь верно.
В каждом историческом камуфляже два слоя глубинный -
подлинный, основной; и поверхностный - мнимый, случайный.
Москва прикрывается тонкой пленкой европейских идей - марк-
сизмом, созданным в Европе применительно к европейским делам
и проблемам. Под этой пленкой - народ, который отличается от
Европы не только этнически, но, что еще важнее, по возрасту;
народ еще не перебродивший, молодой. Если бы марксизм побе-
дил в России, где нет никакой индустрии, это было бы величай-
шим парадоксом, какой только может случиться с марксизмом.
Но этого парадокса нет, так как нет победы. Россия настолько
же марксистская, насколько германцы Священной Римской импе-
рии были римлянами. У новых народов нет <идей>. Если они
вырастают в среде, где существует - или недавно существовала -
старая цивилизация, они перенимают ее идеи. Вот тут-то и возни-
кает камуфляж. Как я уже говорил, есть два основных типа
развития народов. Есть народы, родившиеся в мире, еще не имев-
шем цивилизации; таковы египтяне и китайцы. У них все свое,
коренное; их стиль прям и ясен. Другие народы появляются и
развиваются в пространстве, уже насыщенном древней цивилиза-
цией. Таков был Рим, который создавался на побережье Среди-
земного моря, напоенном греко-восточной культурой. Поэтому
все повадки римлян лишь наполовину их собственные, а наполо-
вину - заимствованные. А заимствованные, заученные действия
всегда двусмысленны, не прямы. Тот, кто делает заученный жест,
- хотя бы пользуется иностранным словом, - разумеет под ним
свое собственное, переводит выражение на свой язык. Чтобы
раскрыть камуфляж, нужен также взгляд <сбоку>, взгляд пере-
водчика, у которого, кроме текста, есть и словарь. Я ожидаю
появления книги, которая переведет сталинский марксизм на язык
русской истории. Ведь то, что составляет его силу, кроется не в
коммунизме, но в русской истории. Кто его знает, что из этого
выйдет! Несомненно одно - России нужны еще столетия, прежде
чем она сможет претендовать на власть. У нее еще нет заповедей,
и она должна была прикрыться европейский учением, марксиз-
мом. И этого ей хватило, так как юность в ней бьет через край.
Юному не нужны резоны, нужен только предлог.
Почти так же обстоит дело с Нью-Йорком. Его сегодняшняя
сила тоже не основана на своих собственных заповедях, которые
он проводит в жизнь. В конце концов все сводится к технике.
Что за случайность! Снова европейское, а не свое, не американс-
кое изобретение. Техника создана Европой в XVIII и XIX столе-
тиях. И опять совпадение - в эти века создавалась Америка. А
нас еще серьезно уверяют, что сущность Америки в ее практичес-
ком и техническом восприятии жизни! Гораздо вернее было бы
сказать: Америка, как всякая колония, омолодила старые пароды,
особенно европейские. Подобно России, хотя и по другим причи-
нам, США являют собою тот особый исторический феномен, ко-
торый мы называем <новым народом>. Это могут счесть лишь
фразой, но это реальный факт. Америка сильна своей юностью,
которая служит современной заповеди, <технизации>, но с таким
же успехом могла бы служить буддизму, если бы он был лозун-
гом эпохи. Этим Америка только начинает свою историю. Ее
испытания, затруднения, конфликты только развертываются. Еще
многое должно прийти, в том числе - и ничуть не связанное с
практицизмом и техникой. Америка моложе России.. Я всегда
утверждал, что американцы - народ первобытный, закамуфлиро-
ванный новейшими изобретениями; и боялся, что преувеличиваю.
Но Уолдо Франк в <Новом открытии Америки> откровенно го-
ворит то же самое. Америка еще не страдала, и было бы иллюзией
считать, что она уже обладает добродетелями властителя.
Если вы не хотите прийти к пессимистическому выводу, что
править некому, и тем самым исторический мир снова обратится
в хаос, вернемся к исходному пункту и серьезно спросим себя:
верно ли, что Европа - на закате и слагает.с себя господство,
отрекается от него? Быть, может, видимость упадка - благотвор-
ный кризис, который поможет Европе стать подлинной Европой?
Быть может, упадок европейских нации неизбежен a priori, чтобы
в один прекрасный день возникли Соединенные Штаты Европы
и плюрализм ее сменился истинным единством?
Власть и подчинение решают в каждом обществе. Если неяс-
но, кто приказывает и кто повинуется, все идет туго. Даже внут-
ренняя, личная жизнь каждого индивида (за исключением гени-
ев) нарушается и искажается. Если бы человек был одиночкой,
лишь случайно вступающей в общение с остальными людьми, он,
вероятно, мог бы избежать потрясений, которые порождает кри-
зис власти. Но человек по внутренней своей природе - существо
социальное, и на его личность влияют те события, которые непос-
редственно касаются только общества как целого. Поэтому дос-
таточно рассмотреть индивида, чтобы понять, как в его стране
ставится проблема власти и подчинения.
Было бы интересно и даже поучительно проделать такой опыт,
разобрав характер среднего испанца. Однако это было бы на-
столько неприятно, что я ограничусь выводами. Мы обнаружили
бы огромное падение нравов, распущенность, огрубение, деграда-
цию, ибо у Испании уже несколько веков нечиста совесть, если
речь идет о власти и подчинении. Падение нравов происходит
оттого, что пороки становятся привычными, Постоянными, все же
считаясь пороками. Поскольку порочность и ненормальность не
превратишь в здоровый порядок, для индивида не остается иного
выхода, как приспособиться и стать соучастником недолжного. У
всех народов бывали периоды, когда ими пытались править, кто
править не должен; но здоровый инстинкт помогал им напрячь
все силы и отразить неправомерные притязания. Они восставали
против беззакония и тем восстанавливали общественную нрав-
ственность. Испанцы поступили наоборот: вместо того чтобы про-
тивиться власти, неприемлемой для их внутреннего чувства, они
предпочли извратить все свое существо и бытие, приспособив его
к неправде. Пока у нас такое положение, напрасно ожидать чего-
либо от испанцев. В обществе, где государство, самая власть по-
строены на лжи, нет силы и гибкости, а без них не выполнишь
нелегкой задачи - нс утвердишь себя достойно в истории.
Так странно ли, что стоит слегка поколебаться, усомниться, кто
правит миром, чтобы повсюду - и в о.6щественной, и в частной
жизни - началось нравственное разложение?
Человеческая жизнь по самой своей природе должна быть
чему-то посвящена - славному делу или скромному, блестящей
или будничной судьбе. Наше бытие подчинено удивительному, но
неумолимому условию. С одной стороны, человек живет собою и
280
для себя. С другой стороны, если он не направит жизнь на слу-
жение какому-то общему делу, то она будет скомкана, потеряет
цельность, напряженность и <форму>. Мы видим сейчас, как мно-
гие заблудились в собственном лабиринте, потому что им нечему
себя посвятить. Все заповеди, все приказы потеряли силу. Каза-
лось бы, чего лучше - каждый волен делать, что ему вздумается, и
народы тоже. Европа ослабила вожжи, которыми управляла ми-
ром. Но результат оказался другим, чем ожидали. Жизнь, посвя-
щенная самой себе, потеряла себя, стала пустой, бесцельной. А так
как нужно чем-то себя наполнить, она выдумывает пустые заня-
тия, не говорящие ничего ни уму, ни сердцу. Сегодня ее тянет к
адному, завтра к другому, противоположному. Жизнь гибнет, ког-
да она предоставлена самой себе. Эгоизм - это лабиринт. Что ж,
вполне понятно. Подлинная жизнь должна стремиться к чему-то,
идти к цели. Цель - не мое стремление, не моя жизнь, но то, чему я
жизнь посвящаю; таким образом, она вне жизни. Если я посвя-
щаю жизнь только себе самому, живу эгоистом, я не продвигаюсь
вперед и никуда не прихожу; я вращаюсь на одном месте. Это и
есть лабиринт, - путь, который никуда не ведет, теряется сам в
себе, ибо в себе блуждает.
После войны европеец замкнулся; у него ничего нет впереди,
ни для себя, ни для других. Поэтому исторически мы сейчас там
же, где были десять лет назад.
Управлять не так-то просто. Власть - давление, оказываемое
на других; но это еще не все, иначе это было бы просто насилие.
Нельзя забывать, что у власти две стороны: приказывают кому-
то, но приказывают и что-то. Что же? В конечном счете участво-
вать в каком-то деле, в творчестве истории. У каждого прави-
тельства есть жизненная программа, точнее - программа правле-
ния. Как сказал Шиллер: <Когда короли строят, у возчиков есть
работа>.
Поэтому мы не согласны с тем банальным взглядом, который
видит в действиях великих людей и народов только эгоистичес-
кие мотивы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99