Исходя из этого, я, разумеется, рассчитывал найти в
комнате Мортимера Тридженниса остатки этого вещества. По всей
видимости, их надо было искать на ламповом абажуре. Как я и
предполагал, там оказались хлопья сажи, а по краям - кайма
коричневого порошка, который не успел сгореть. Если вы помните,
половину этого порошка я соскоблил и положил в конверт.
- Почему только половину, Холмс?
- Становиться на пути полиции не в моих правилах, Уотсон.
Я оставил им все улики. Найдут они что-нибудь на абажуре или
нет - это уже вопрос их сообразительности. А теперь, Уотсон,
зажжем нашу лампу; однако, чтобы не допустить преждевременной
гибели двух достойных членов общества, откроем окно. Садитесь
около него в это кресло... если, конечно, как здравомыслящий
человек, вы не отказываетесь принять участие в опыте. О, я
вижу, вы решили не отступать! Не зря я всегда верил в вас,
дорогой Уотсон! Сам я сяду напротив, лицом к вам, и мы окажемся
на равном расстоянии от лампы. Дверь оставим полуоткрытой.
Теперь мы сможем наблюдать друг за другом, и, если симптомы
окажутся угрожающими, опыт нужно немедленно прекратить. Ясно?
Итак, я вынимаю из конверта порошок, или, вернее, то, что от
него осталось, и кладу его на горящую лампу. Готово! Теперь,
Уотсон, садитесь и ждите.
Ждать пришлось недолго. Едва я уселся, как почувствовал
тяжелый, приторный, тошнотворный запах. После первого же вдоха
разум мой помутился, и я потерял власть над собой. Перед
глазами заклубилось густое черное облако, и я внезапно
почувствовал, что в нем таится все самое ужасное, чудовищное,
злое, что только есть на свете, и эта незримая сила готова
поразить меня насмерть. Кружась и колыхаясь в этом черном
тумане, смутные призраки грозно возвещали неизбежное появление
какого-то страшного существа, и от одной мысли о нем у меня
разрывалось сердце. Я похолодел от ужаса. Волосы у меня
поднялись дыбом, глаза выкатились, рот широко открылся, а язык
стал как ватный. В голове так шумело, что казалось, мой мозг не
выдержит и разлетится вдребезги. Я попытался крикнуть, но,
услышав хриплое карканье откуда-то издалека, с трудом
сообразил, что это мой собственный голос. В ту же секунду
отчаянным усилием я прорвал зловещую пелену и увидел перед
собой белую маску, искривленную гримасой ужаса... Это выражение
я видел так недавно на лицах умерших... Теперь я видел его на
лице Холмса. И тут наступило минутное просветление. Я вскочил с
кресла, обхватил Холмса и, шатаясь, потащил его к выходу, потом
мы лежали на траве, чувствуя, как яркие солнечные лучи
рассеивают ужас, сковавший нас. Он медленно исчезал из наших
душ, подобно утреннему туману, пока к нам окончательно не
вернулся рассудок, а с ним и душевный покой. Мы сидели на
траве, отирая холодный пот, и с тревогой подмечали на лицах
друг друга последние следы нашего опасного эксперимента.
- Честное слово, Уотсон, я в неоплатном долгу перед вами,
- сказал наконец Холмс нетвердым голосом, - примите мои
извинения. Непростительно было затевать такой опыт, и вдвойне
непростительно вмешивать в него друга. Поверьте, я искренне
жалею об этом.
- Вы же знаете; - отвечал я, тронутый небывалой
сердечностью Холмса, - что помогать вам - величайшая радость
и честь для меня.
Тут он снова заговорил своим обычным,
полушутливым-полускептическим тоном:
- Все-таки, дорогой Уотсон, излишне было подвергать себя
такой опасности. Конечно, сторонний наблюдатель решил бы, что
мы свихнулись еще до проведения этого безрассудного опыта.
Признаться, я никак не ожидал, что действие окажется таким
внезапным и сильным. - Бросившись в дом, он вынес в вытянутой
руке горящую лампу и зашвырнул ее в заросли ежевики. - Пусть
комната немного проветрится. Ну, Уотсон, теперь, надеюсь, у вас
нет никаких сомнений в том, как произошли обе эти трагедии?
- Ни малейших!
- Однако причина так же непонятна, как и раньше. Пойдемте
в беседку и там все обсудим. У меня до сих пор в горле першит
от этой гадости. Итак, все факты указывают на то, что
преступником в первом случае был Мортимер Тридженнис, хотя во
втором он же оказался жертвой. Прежде всего нельзя забывать,
что в семье произошла ссора, а потом примирение. Неизвестно,
насколько серьезна была ссора и насколько искренне примирение.
И все-таки этот Мортимер Тридженнис, с его лисьей мордочкой и
хитрыми глазками, поблескивающими из-под очков, кажется мне
человеком довольно-таки злопамятным. Помните ли вы, наконец,
что именно он сообщил нам о чьем-то присутствии в саду -
сведение, которое временно отвлекло наше внимание от истинной
причины трагедии? Ему зачем-то нужно было навести нас на ложный
след. И если не он бросил порошок в камин, выходя из комнаты,
то кто же еще? Ведь все произошло сразу после его ухода. Если
бы появился новый гость, семья, конечно, поднялась бы ему
навстречу. Но разве в мирном Корнуэлле гости приходят после
десяти часов вечера? Итак, все факты свидетельствуют, что
преступником был Мортимер Тридженнис.
- Значит, он покончил с собой!
- Да, Уотсон, такой вывод как будто напрашивается.
Человека с виной на душе, погубившего собственную семью,
раскаяние могло бы привести к самоубийству. Однако имеются
веские доказательства противного. К счастью, в Англии есть
человек, который в курсе дела, и я позаботился о том, чтобы мы
все узнали из его собственных уст, сегодня же. А! Вот и он!
Сюда, сюда, по этой дорожке, мистер Стерндейл! Мы проводили в
доме химический опыт, и теперь наша комната не годится для
приема такого выдающегося гостя!
Я услышал стук садовой калитки, и на дорожке показалась
величественная фигура знаменитого исследователя Африки. Он с
некоторым удивлением направился к беседке, где мы сидели.
- Вы посылали за мной, мистер Холмс? Я получил вашу
записку около часу назад и пришел, хотя мне совершенно
непонятно, почему я должен исполнять ваши требования.
- Я надеюсь, вам все станет ясно в ходе нашей беседы, -
сказал Холмс. - А пока я очень признателен вам за то, что вы
пришли. Простите нам этот прием в беседке, но мы с моим другом
Уотсоном чуть было не добавили новую главу к "Корнуэльскому
ужасу", как называют это событие в газетах, и потому
предпочитаем теперь свежий воздух. Может быть, это даже лучше,
потому что мы сможем разговаривать, не боясь чужих ушей, тем
более что это дело имеет к вам самое прямое отношение.
Путешественник вынул изо рта сигару и сурово воззрился на
моего друга.
- Решительно не понимаю, сэр, - сказал он, - что вы
подразумеваете, говоря, что это имеет самое прямое отношение ко
мне.
- Убийство Мортимера Тридженниса, - ответил Холмс.
В эту секунду я пожалел, что не вооружен. Лицо Стерндейла
побагровело от ярости, глаза засверкали, вены на лбу вспухли,
как веревки, и, стиснув кулаки, он рванулся к моему другу. Но
тотчас остановился и сверхъестественным усилием снова обрел
ледяное спокойствие, в котором, быть может, таилось больше
опасности, чем в прежнем необузданном порыве.
- Я так долго жил среди дикарей, вне закона, -
проговорил он, - что сам устанавливаю для себя законы. Не
забывайте об этом, мистер Холмс, я не хотел искалечить вас.
- Да и я не хотел повредить вам, доктор Стерндейл.
Простейшим доказательством может служить то, что я послал за
вами, а не за полицией.
Стерндейл сел, тяжело дыша; возможно, впервые за всю
богатую приключениями жизнь его сразил благоговейный страх.
Невозможно было устоять перед несокрушимым спокойствием Холмса.
Наш гость немного помедлил, сжимая и разжимая огромные кулаки.
- Что вы имеете в виду? - спросил он наконец. - Если
это шантаж, мистер Холмс, то вы не на того напали. Итак, ближе
к делу. Что вы имеете в виду?
- Сейчас я скажу вам, - ответил Холмс, - я скажу
потому, что надеюсь, на откровенность вы ответите
откровенностью. Что будет дальше, зависит исключительно от
того, как вы сами будете оправдываться.
- Я буду оправдываться?
- Да, сэр.
- В чем же?
- В убийстве Мортимера Тридженниса.
Стерндейл утер лоб платком.
- Час от часу не легче! - возмутился он. - Неужели вся
ваша слава держится на таком искусном шантаже?
- Это вы занимаетесь шантажом, а не я, доктор Стерндейл,
- ответил Холмс сурово. - Вот факты, на которых основаны мои
выводы. Ваше возвращение из Плимута в то время, как ваши вещи
отправились в Африку, в первую очередь натолкнуло меня на
мысль, что на вас следует обратить особое внимание...
- Я вернулся, чтобы...
- Я слышал ваши объяснения и нахожу их неубедительными.
Оставим это. Потом вы пришли узнать, кого я подозреваю. Я не
ответил вам. Тогда вы пошли к дому священника, подождали там,
не входя внутрь, а потом вернулись к себе.
- Откуда вы знаете?
- Я следил за вами.
- Я никого не видел.
- Я на это и рассчитывал. Ночью вы не спали, обдумывая
план, который решили выполнить ранним утром. Едва стало
светать, вы вышли из дому, взяли несколько пригоршней
красноватых камешков из кучи гравия у ваших ворот и положили в
карман.
Стерндейл вздрогнул и с изумлением взглянул на Холмса.
- Потом вы быстро пошли к дому священника. Кстати, на вас
были те же теннисные туфли с рифленой подошвой, что и сейчас.
Там вы прошли через сад, перелезли через ограду и оказались
прямо под окнами Тридженниса. Было уже совсем светло, но в доме
еще спали. Вы вынули из кармана несколько камешков и бросили их
в окно второго этажа.
Стерндейл вскочил.
- Да вы сам дьявол! - воскликнул он.
Холмс улыбнулся.
- Две-три пригоршни - и Тридженнис подошел к окну. Вы
знаком предложили ему спуститься. Он торопливо оделся и сошел в
гостиную. Вы влезли туда через окно. Произошел короткий
разговор, вы в это время ходили взад-вперед по комнате. Потом
вылезли из окна и прикрыли его за собой, а сами стояли на
лужайке, курили сигару и наблюдали за тем, что происходит в
гостиной. Когда Мортимер Тридженнис умер, вы ушли тем же путем.
Ну, доктор Стерндейл, чем вы объясните ваше поведение и какова
причина ваших поступков? Не вздумайте увиливать от ответа или
хитрить со мной, ибо, предупреждаю, этим делом тогда займутся
другие.
Еще во время обвинительной речи Холмса лицо нашего гостя
стало пепельно-серым. Теперь он закрыл лицо руками и погрузился
в тяжкое раздумье. Потом внезапно вынул из внутреннего кармана
фотографию и бросил ее на неструганый стол.
- Вот почему я это сделал, - сказал он.
Это был портрет очень красивой женщины. Холмс вгляделся в
него.
- Брэнда Тридженнис, - сказал он.
- Да, Брэнда Тридженнис, - отозвался наш гость. -
Долгие годы я любил ее. Долгие годы она любила меня. Поэтому
нечего удивляться тому, что мне нравилось жить затворником в
Корнуэлле. Только здесь я был вблизи единственного дорогого мне
существа. Я не мог жениться на ней, потому что я женат: жена
оставила меня много лет назад, но нелепые английские законы не
дают мне развестись с ней. Годы ждала Брэнда. Годы ждал я. И
вот чего мы дождались! - Гигантское тело Стерндейла
содрогнулось, и он судорожно схватился рукой за горло, чтобы
унять рыдания. С трудом овладев собой, он продолжал: -
Священник знал об этом. Мы доверили ему нашу тайну. Он может
рассказать вам, каким она была ангелом. Вот почему он
телеграфировал мне в Плимут, и я вернулся. Неужели я мог думать
о багаже, об Африке, когда узнал, какая судьба постигла мою
любимую! Вот и разгадка моего поведения, мистер Холмс.
- Продолжайте, - сказал мой друг.
Доктор Стерндейл вынул из кармана бумажный пакетик и
положил его на стол. Мы прочли на нем: "Radix pedis diaboli",
на красном ярлыке было написано: "Яд". Он подтолкнул пакетик ко
мне.
- Я слышал, вы врач. Знаете вы такое вещество?
- Корень дьяволовой ноги? Первый раз слышу.
- Это нисколько не умаляет ваших профессиональных знаний,
- заметил он, - ибо это единственный образчик в Европе, не
считая того, что хранится в лаборатории в Буде. Он пока
неизвестен ни в фармакопее, ни в"литературе по токсикологии.
Формой корень напоминает ногу - не то человеческую, не то
козлиную, вот почему миссионер-ботаник и дал ему такое
причудливое название. В некоторых районах Западной Африки
колдуны пользуются им для своих целей. Этот образец я добыл при
самых необычайных обстоятельствах в Убанге. - С этими словами
он развернул пакетик, и мы увидели кучку красно-бурого порошка,
похожего на нюхательный табак.
- Дальше, сэр, - строго сказал Холмс.
- Я уже почти закончил, мистер Холмс, и сами вы знаете
так много, что в моих же интересах сообщить вам все до конца. Я
упоминал уже о своем родстве с семьей Тридженнисов. Ради сестры
я поддерживал дружбу с братьями. После ссоры из-за денег этот
Мортимер поселился отдельно от них, но потом все как будто
уладилось, и я встречался с ним так же, как с остальными. Он
был хитрым, лицемерным интриганом, и по различным причинам я не
доверял ему, но у меня не было повода для ссоры.
Как-то, недели две назад, он зашел посмотреть мои
африканские редкости. Когда дело дошло до этого порошка, я
рассказал ему о его странных свойствах, о том, как он
возбуждает нервные центры, контролирующие чувство страха, и как
несчастные туземцы, которым жрец племени предназначает это
испытание, либо умирают, либо сходят с ума. Я упомянул, что
европейская наука бессильна обнаружить действие порошка. Не
могу понять, когда он взял его, потому что я не выходил из
комнаты, но надо думать, это произошло, пока я отпирал шкафы и
рылся в ящиках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173