- Терпение, терпение, мистер Гарридеб, - проговорил мой
друг успокаивающим тоном. - Доктор Уотсон может вас заверить,
что мои небольшие отклонения от главного в конце концов часто
оказываются в прямой с ним связи. Но почему мистер Натан
Гарридеб не пришел вместе с вами?
- И какого дьявола втянул он вас в наши дела? -
неожиданно вскипел американский адвокат. - Какое, черт возьми,
имеете бы к ним касательство? Два джентльмена обсуждают личные
свои отношения, и, нате вам, одному из них вдруг зачем-то
понадобилось приглашать сыщика! Сегодня утром захожу к старику
и узнаю, какую дурацкую шутку он со мной сыграл. По этой
причине я и явился сюда. В общем, его затея мне очень не по
нутру.
- Она не бросает никакой тени на вас, мистер Гарридеб.
Мистер Натан Гарридеб всего лишь проявил усердие для достижения
цели, одинаково важной для вас обоих, насколько я понял. Зная,
что я располагаю средствами добывать нужные сведения, он,
естественно, обратился именно ко мне.
Рассерженное лицо нашего посетителя постепенно
прояснилось.
- Тогда дело другое, - сказал он. - Я, как только
узнал, что старый чудак вздумал просить подмоги у сыщика, сразу
взял у него адрес и прямо к вам. Не желаю, чтобы полиция совала
нос в наши частные дела. Но если вы действительно беретесь
разыскать необходимого нам человека, - что ж, я не возражаю.
- Все именно так и обстоит, - сказал Холмс. - А теперь,
сэр, раз уж вы здесь, мы бы хотели услышать из ваших
собственных уст перечень основных фактов. Моему другу
совершенно неизвестны подробности.
Мистер Гарридеб окинул меня не слишком дружелюбным
взглядом.
- А зачем ему знать? - спросил он.
- Обычно мы работаем вместе.
- Ну что ж, у меня нет причины держать мои дела в
секрете. Выложу вам все и как можно короче. Будь вы родом из
Канзаса, мне было бы незачем объяснять, кто такой Александр
Гамильтон Гарридеб. Он сколотил себе состояние на недвижимом
имуществе и еще спекулировал пшеницей на чикагской бирже. А
деньги тратил на одно: скупал земли по берегам Арканзас-ривер,
к западу от Форт-Доджа. Столько их накупил, что хватило бы на
любое ваше графство, - пастбища, строевой лес, пашни, рудники
- все, что способно приносить доллары их владельцу.
Ни родни, ни близких у Александра Гарридеба не было, я, во
всяком случае, ни об одном не слышал. Но старика прямо-таки
распирала гордость оттого, что у него такая диковинная фамилия.
Это-то нас и свело. Я тогда адвокатствовал в Топеке, и как-то
раз старик является ко мне. До чего же он обрадовался, что
встретил однофамильца! У него это стало настоящим пунктиком, и
он решил во что бы то ни стало разузнать, существуют ли еще
где-нибудь другие Гарридебы. "Сыщите мне хоть одного!" -
упрашивал он меня. Я сказал, что я человек занятой, некогда мне
рыскать по белу свету, охотиться за Гарридебами. "Ничего,
ничего, - сказал он, - именно этим вы и займетесь, если
выгорят у меня то, что я затеял". Я, конечно, подумал, что
старик просто дурачится, но оказалось, в словах его скрывался
очень и очень большой смысл, в чем я скоро убедился.
Года не прошло, как он, видите ли, умер и оставил
завещание такое чудное, каких в Канзасе регистрировать еще не
приходилось. Все свое состояние старик разделил на три части и
одну завещал мне на том условии, что я раздобуду еще пару
Гарридебов, - они тоже получат наследство, каждый свою долю.
Это выходит ровнехонько по пяти миллионов на брата! Но ни один
из нас не увидит ни гроша, пока не соберется вся наша тройка
вместе.
Это было так заманчиво, что я забросил свою адвокатуру и
принялся за поиски Гарридебов. В Соединенных Штатах их нет. Я
прочесал страну, сэр, можно сказать, самым частым гребнем, но
не нашел ни одного. Тогда я двинулся в Англию. И что же? В
лондонской телефонной книге стоит это имя, Натан Гарридеб! Два
дня тому назад я зашел к нему, рассказал, как обстоит дело.
Старик один-одинешенек, вроде меня, то есть родня у него где-то
есть, но все только женщины, ни одного мужчины. А по завещанию
требуется трое мужчин. Так что, как видите, одно место еще
свободно, и если вы поможете нам его заполнить, мы готовы
оплатить ваши услуги.
- Ну как, Уотсон, - обратился ко мне Холмс, улыбаясь, -
не говорил ли я, что это прелюбопытная история? Я полагаю, сэр,
вам первым долгом следует поместить в газетах объявление о
розысках.
- Уже проделано, мистер Холмс. Все попусту.
- Нет, в самом деле, история весьма курьезная. Пожалуй,
займусь ею на досуге. Кстати, это интересно, что вы из Топеки.
Я когда-то вел переписку с одним из тамошних жителей - его
звали доктор Лизандер Старр. В 1890 году он был мэром.
- Славный был старик, доктор Старр. Его имя и сейчас у
нас в почете. Так вот, мистер Холмс, сдается мне, нам нужно
держать с вами связь. Что ж, будем сообщать, как подвигаются
наши поиски. Думаю, через день-два дадим о себе знать.
Заверив нас в этом, наш американский знакомец поклонился и
вышел.
Холмс раскурил трубку и некоторое время сидел молча. На
лице его блуждала странная улыбка.
- Ну? - спросил я наконец.
- Любопытно, Уотсон, чрезвычайно любопытно.
- Что именно?
Холмс вынул трубку изо рта.
- А вот что: с какой целью этот джентльмен наплел нам
столько небылиц? Я чуть не спросил его об этом прямо: иной раз
грубая атака - наилучшая тактика, - но потом решил оставить
его в приятном заблуждении, пусть думает, что одурачил нас.
Человек в пиджаке английского покроя да еще с протертыми
локтями и в брюках, которые от годовалой носки лежат на коленях
мешком, оказывается, если верить письму и собственному его
заявлению, американским провинциалом, только что прибывшим в
Англию. Никаких объявлений о розысках в газетах не появлялось.
Вы знаете, я никогда их не пропускаю, они служат мне
прикрытием, когда требуется поднять дичь. Неужели я прозевал бы
подобного фазана? И никакого доктора Лизандера Старра ив Топеки
я не знаю. В общем, куда ни поверни, все сплошная фальшь.
Вероятно, он действительно американец, но почти утратил акцент,
прожив несколько лет в Лондоне. Что за всем этим скрывается,
каковы подлинные мотивы нелепых розысков людей с фамилией
Гарридеб? Да, этим субъектом следует заняться. Если он
мошенник, то, безусловно, весьма изобретательный и хитроумный.
Необходимо выяснить, может быть, и автор письма такая же дутая
личность. Позвоните-ка ему, Уотсон.
Я позвонил. На другом конце провода послышался жидкий,
дрожащий голос:
- Да-да, говорит Натан Гарридеб. Нет ли поблизости
мистера Холмса? Я бы очень хотел с ним поговорить.
Холмс взял трубку, и я услышал обычные обрывки разговора:
- Да, он заходил к нам. Кажется, вы не слишком хорошо его
знаете? Знакомы недавно? Всего два дня?.. Да-да, конечно,
перспективы заманчивые... Вы сегодня вечером дома? А ваш
однофамилец не обещал зайти?.. Нет? Отлично, мы придем, я как
раз хотел поболтать с вами не в его присутствии... Со мной
будет доктор Уотсон... Из вашего письма я понял, что вы редко
отлучаетесь из дому... Так, значит, мы будем у вас около шести.
Американского адвоката оповещать о том не стоит. Всего
хорошего, до скорой встречи.
Спускались чудесные весенние сумерки, и даже
Литл-Райдер-стрит, крохотная улочка, отходящая от Эджуэр-роуд
неподалеку от недоброй памяти Тайберн-Три1, дышала прелестью и
казалась совсем золотой от косых лучей заходящего солнца. Мы
нашли нужный нам дом - приземистое, старомодное здание времени
первых Георгов; ровный кирпичный фасад его украшали лишь два
окна-фонаря на первом этаже, выступавшие глубоко вперед. Именно
на этом этаже и жил наш клиент, оба эти окна, как выяснилось,
принадлежали огромной комнате, где он проводил свои дни. Мы
подошли к двери, и Холмс обратил мое внимание на небольшую
медную дощечку, на которой стояло знакомое нам странное имя:
Гарридеб.
- Находится здесь уже несколько лет, - заметил Холмс,
указывая на потускневшую медь. - Во всяком случае, этот не
самозванец. Следует учесть.
Лестница в доме была одна, общая, и на стенах холла мы
увидели немалое количество писанных краской названий контор и
фамилий жильцов. Квартир для семейных в доме не имелось, он
скорее служил кровом для холостяков богемного образа жизни. Наш
клиент сам открыл дверь, в чем и принес извинения, объяснив,
что прислуга уходит домой в четыре часа. Мистер Натан Гарридеб
оказался долговязым, тощим, сутулым и лысым джентльменом лет
шестидесяти. Кожа на его изможденном лице была тусклая, будто
неживая, - как это часто встречается у людей, ведущих сидячий,
неподвижный образ жизни. Большие круглые очки, узкая козлиная
бородка, согбенные плечи - все это, вместе взятое, сразу
наводило на мысль, что перед вами человек крайне пытливый и
любознательный.
Впрочем, общее впечатление создавалось приятное: чудак,
конечно, но чудак симпатичный.
Комната выглядела такой же оригинальной, как ее владелец.
Она походила на миниатюрный музей. Большая, квадратная, а по
стенам полки, шкафы и шкафчики, уставленные всевозможными
предметами, имеющими отношение к геологии и анатомии. По бокам
двери висели ящики с коллекциями мотыльков и бабочек. Посреди
комнаты на широком столе лежала груда образцов различных горных
пород, и из нее торчала высокая медная трубка мощного
микроскопа. Я оглядел все вокруг и подивился разносторонности
интересов старика: здесь ящик со старинными монетами, там
собрание древних кремневых орудий. У стены, по другую сторону
стола, помещался большой шкаф, где хранились какие-то
окаменелости, а на верху его выстроились в ряд гипсовые черепа
с подписями: "неандерталец", "гейдельбергский человек",
"кроманьонец" и тому подобное. Как видно, мистер Натан Гарридеб
посвятил себя не одной, а нескольким отраслям науки. Стоя перед
нами, он протирал куском замши какую-то монету.
- Сиракузская, лучшего периода, - пояснил он, указывая
на монету. - Позже они очень деградировали. Лучшие их образцы
я считаю непревзойденными, хотя некоторые специалисты отдают
предпочтение александрийской школе. Мистер Холмс, для вас
найдется стул. Разрешите мне снять с него эти кости... А вы,
сэр... ах да, доктор Уотсон. Будьте так любезны, доктор Уотсон,
отодвиньте японскую вазу подальше. Здесь, в этой комнате,
сосредоточены все мои жизненные интересы. Доктор бранит меня за
то, что я не бываю на воздухе, но зачем уходить от того, что
так к себе тянет? Смею вас уверить, подробная классификация
содержимого любого из этих шкафов потребует от меня не меньше
трех месяцев.
Холмс с любопытством осмотрелся.
- Правильно ли я вас понял, сэр, что вы действительно
никогда не выходите из дому?
- Время от времени я совершаю поездку к Сатеби или
Кристи2. А вообще-то я очень редко покидаю свою комнату.
Здоровье у меня не из крепких. Научные исследования поглощают
все мои силы. Можете себе представить, мистер Холмс, каким
потрясением - радостным, и все же потрясением - явилось для
меня известие о столь невероятно счастливом повороте судьбы!
Чтобы довести дело до конца, необходим еще один Гарридеб. Уж,
конечно, мы его разыщем. У меня был брат, он умер, а женская
родня в счет не идет. Но, безусловно, на свете есть и другие
Гарридебы. Я слышал, что вы брались за очень сложные, трудные
проблемы, и решил прибегнуть к вашей помощи. Мой американский
тезка, конечно, совершенно прав, мне следовало сперва
посоветоваться с ним, но я действовал из лучших побуждений.
- Вы поступили весьма осмотрительно, - сказал Холмс. -
А вам и в самом деле не терпится стать американским
землевладельцем?
- Разумеется, нет, сэр. Ничто не заставит меня расстаться
с моими коллекциями. Но этот американский адвокат обещал
выкупить мою долю, как только мы утвердимся в правах
наследства. Сумма, предназначенная каждому из нас, - пять
миллионов долларов. Как раз в настоящее время имеется
возможность сделать несколько ценных приобретений. Как это
восполнило бы пробелы в моих коллекциях! Сейчас я ничего не
могу приобрести, у меня нет необходимых для этого нескольких
сотен фунтов. Подумайте, сколько я накуплю на пять миллионов!
Мое собрание ляжет в основу нового национального музея, я стану
Гансом Слоуном3 нашего века!
Глаза его за стеклами очков блестели. Было ясно, что
мистер Натан Гарридеб не пожалеет усилий, чтобы раздобыть
недостающего однофамильца.
- Я зашел только, чтобы познакомиться, ни в коем случае
не хочу мешать вашим занятиям, - сказал Холмс. - Когда я
вступаю с человеком в деловые отношения, я всегда предпочитаю
личное с ним знакомство. Мне почти не о чем вас спрашивать,
мистер Гарридеб, в кармане у меня ваше письмо с очень толковым
изложением основных фактов, и кое-что я еще уточнил во время
визита американского джентльмена. Насколько я понял, до этой
недели вы и не подозревали о его существовании?
- Абсолютно. Он явился ко мне в прошлый вторник.
- Он вам уже рассказал о нашей встрече?
- Да. Он пришел сюда прямо от вас. Как он тогда на меня
рассердился, когда узнал о моем письме!
- За что ему, собственно, было сердиться?
- Он почему-то воспринял это как личное оскорбление. Но
от вас он вернулся повеселевшим.
- Он предлагал какой-нибудь план действий?
- Нет, сэр.
- Получал он от вас деньги или, может, просил их?
- Нет, сэр, ни разу!
- Вы не заметили, не преследует ли он каких-либо особых
целей?
- Никаких, - ничего, кроме той, о которой он мне
сообщил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173