Интересно, что вы можете
сказать на основании внешности этой девицы? Опишите мне ее.
__ Ну, на ней была серо-голубая соломенная шляпа с
большими полями и с кирпично-красным пером. Черный жакет с
отделкой из черного стекляруса. Платье коричневое, скорее даже
темно-кофейного оттенка, с полоской алого бархата у шеи и на
рукавах. Серые перчатки, протертые на указательном пальце
правой руки. Ботинок я не разглядел. В ушах золотые сережки в
виде маленьких круглых подвесок. В общем, это девица вполне
состоятельная, хотя и несколько вульгарная, добродушная и
беспечная.
Шерлок Холмс тихонько захлопал в ладоши и усмехнулся.
- Превосходно, Уотсон, вы делаете успехи. Правда, вы
упустили все существенные детали, зато хорошо усвоили метод, и
у вас тонкое чувство цвета. Никогда не полагайтесь на общее
впечатление, друг мой, сосредоточьте внимание на мелочах. Я
всегда сначала смотрю на рукава женщины. Когда имеешь дело с
мужчиной, пожалуй, лучше начинать с колен брюк. Как вы
заметили, у этой девицы рукава были обшиты бархатом, а это
материал, который легко протирается и поэтому хорошо сохраняет
следы. Двойная линия немного выше запястья, в том месте, где
машинистка касается рукою стола, видна великолепно. Ручная
швейная машина оставляет такой же след, но только на левой
руке, и притом на наружной стороне запястья, а у мисс Сазерлэнд
след проходил через все запястье. Затем я посмотрел на ее лицо
и, увидев на переносице следы пенсне, сделал замечание насчет
близорукости и работы на пишущей машинке, что ее очень удивило.
- Меня это тоже удивило.
- Но это же совершенно очевидно! Я посмотрел на ее обувь
и очень удивился, заметив, что на ней разные ботинки; на одном
носок был узорчатый, на другом - совсем гладкий. Далее, один
ботинок был застегнут только на две нижние пуговицы из пяти,
другой - на первую, третью и пятую пуговицу. Когда молодая
девушка, в общем аккуратно одетая, выходит из дому в разных,
застегнутых не на все пуговицы ботинках, то не требуется особой
проницательности, чтобы сказать, что она очень спешила.
- А что вы еще заметили? - с интересом спросил я, как
всегда восхищаясь проницательностью моего друга.
- Я заметил, между прочим, что перед уходом из дому, уже
совсем одетая, она что-то писала. Вы обратили внимание, что
правая перчатка у нее порвана на указательном пальце, но не
разглядели, что и перчатка и палец испачканы фиолетовыми
чернилами. Она писала второпях и слишком глубоко обмакнула
перо. И это, по всей вероятности, было сегодня утром, иначе
пятна не были бы так заметны. Все это очень любопытно, хотя
довольно элементарно. Но вернемся к делу, Уотсон. Не прочтете
ли вы мне описание внешности мистера Госмера Эйнджела, данное в
объявлении?
Я поднес газетную вырезку к свету и прочитал: "Пропал без
вести утром 14-го джентльмен по имени Госмер Эйнджел. Рост -
пять футов семь дюймов, крепкого сложения, смуглый,
черноволосый, небольшая лысина на макушке; густые черные
бакенбарды и усы; темные очки, легкий дефект речи. Одет в
черный сюртук на шелковой подкладке, черный жилет, в кармане
часы с золотой цепочкой, серые твидовые брюки, коричневые гетры
поверх штиблет с резинками по бокам. Служил в конторе на
Леднхолл-стрит. Всякому, кто сообщит..." и так далее и тому
подобное.
- Этого достаточно. Что касается писем, - сказал Холмс,
пробегая их глазами, - они очень банальны и ничего не дают для
характеристики мистера Эйнджела, разве только, что он упоминает
Бальзака. Однако есть одно обстоятельство, которое вас,
конечно, поразит.
- Они напечатаны на машинке, - заметил я.
- Главное, что и подпись тоже напечатана на машинке.
Посмотрите на аккуратненькое "Госмер Эйнджел" внизу. Есть дата,
но нет адреса отправителя, кроме Леднхолл-стрит, а это весьма
неопределенно. Но важна именно подпись, и ее мы можем считать
доказательством.
- Доказательством чего?
- Милый друг, неужели вы не понимаете, какое значение
имеет эта подпись?
- По правде говоря, нет. Может быть, он хотел оставить за
собой возможность отрицать подлинность подписи в случае
предъявления иска за нарушение обещания жениться.
__ Нет, суть не в том. Чтобы решить этот вопрос, я напишу
два письма: одно - фирме в Сити, другое - отчиму молодой
девушки, мистеру Уиндибенку, и попрошу его зайти к нам завтра в
шесть часов вечера. Попробуем вести переговоры с мужской частью
семейства. Пока мы не получим ответа на эти письма, мы
решительно ничего не можем предпринять и потому отложим это
дело.
Зная о тонкой проницательности моего друга и о его
необычайной энергии, я был уверен, что раз он так спокойно
относится к раскрытию этой странной тайны, значит, у него есть
на то веские основания. Мне был известен только один случай,
когда он потерпел неудачу, - история с королем Богемии и с
фотографией Ирен Адлер. Однако я помнил о таинственном "Знаке
четырех" и о необыкновенных обстоятельствах "Этюда в багровых
тонах" и давно проникся убеждением, что, уж если он не сможет
распутать какую-нибудь загадку, стало быть, она совершенно
неразрешима.
Холмс все еще курил свою черную глиняную трубку, когда я
ушел, нисколько не сомневаясь, что к моему возвращению на
следующий вечер в его руках уже будут все нити дела об
исчезновении жениха мисс Мэри Сазерлэнд.
Назавтра я целый день провел у постели тяжело больного
пациента. Только около шести часов я наконец освободился,
вскочил в двуколку и поехал на Бейкер-стрит, боясь, как бы не
опоздать к развязке этой маленькой драмы. Однако Холмса я
застал дремлющим в кресле. Огромное количество бутылок,
пробирок и едкий запах соляной кислоты свидетельствовали о том,
что он посвятил весь день столь любезным его сердцу химическим
опытам.
- Ну что, нашли, в чем дело? - спросил я, входя в
комнату.
- Да, это был бисульфат бария.
- Нет, нет, я спрашиваю об этой таинственной истории.
- Ах, вот оно что! Я думал о соли, над которой работал. А
в этой истории ничего таинственного нет. Впрочем, я уже вчера
говорил, что некоторые детали довольно любопытны. Жаль только,
что этого мерзавца нельзя привлечь к суду.
- Но кто же этот субъект, и зачем он покинул мисс
Сазерлэнд?
Холмс раскрыл было рот, чтобы ответить, но в эту минуту в
коридоре послышались тяжелые шаги и в дверь постучали.
- Это отчим девицы, мистер Джеймс Уиндибенк, - сказал
Холмс. - Он сообщил мне, что будет в шесть часов. Войдите!
Вошел человек лет тридцати, среднего роста, плотный,
бритый, смуглый, с вежливыми вкрадчивыми манерами и необычайно
острым, проницательным взглядом серых глаз. Он вопросительно
посмотрел на Холмса, затем на меня, положил свой цилиндр на
буфет и с легким поклоном уселся на ближайший стул.
- Добрый вечер, мистер Джеймс Уиндибенк, - сказал Холмс.
- Полагаю, что это письмо на машинке, в котором вы обещаете
прийти ко мне в шесть часов вечера, написано вами?
- Да, сэр. Простите, я немного запоздал, но, видите ли, я
не всегда располагаю своим временем. Мне очень жаль, что мисс
Сазерлэнд побеспокоила вас этим дельцем: по-моему, лучше не
посвящать посторонних в семейные неприятности. Я решительно
возражал против ее намерения обратиться к вам, но вы, наверное,
заметили, какая она нервная и импульсивная, и уж если она
что-нибудь задумала, переубедить ее нелегко. Разумеется, я
ничего не имею против вас лично, поскольку вы не связаны с
государственной полицией; но все-таки неприятно, когда семейное
горе становится общим достоянием. Кроме того, зачем понапрасну
тратить деньги. Вы все равно не разыщете этого Госмера
Эйнджела.
- Напротив, - спокойно возразил Холмс, - я имею все
основания полагать, что мне удастся найти мистера Госмера
Эйнджела.
Мистер Уиндибенк вздрогнул и уронил перчатку.
- Очень рад это слышать, - сказал он.
- Обратили ли вы внимание, что любая пишущая машинка
обладает индивидуальными чертами в такой же мере, как почерк
человека? - сказал Холмс. - Если исключить совершенно новые
машинки, то не найти и двух, которые печатали бы абсолютно
одинаково. Одни буквы изнашиваются сильнее других, некоторые
буквы изнашиваются только с одной стороны. Заметьте, например,
мистер Уиндибенк, что в вашей записке буква "e" расплывчата, а
у буквы "r" нет хвостика. Есть еще четырнадцать характерных
примет, но эти просто бросаются в глаза.
- В нашей конторе на этой машинке пишутся все письма, и
шрифт, без сомнения, немного стерся, - ответил наш посетитель,
устремив на Холмса проницательный взгляд.
- А теперь, мистер Уиндибенк, я покажу вам нечто особенно
интересное, - продолжал Холмc. - Я собираюсь в ближайшее
время написать небольшую работу на тему "Пишущие машинки и
преступления". Этот вопрос интересует меня уже давно. Вот
четыре письма, написанные пропавшим. Все они отпечатаны на
машинке. Посмотрите: в них все "e" расплываются и у всех "r"
нет хвостиков, а если воспользоваться моей лупой, можно также
обнаружить и остальные четырнадцать признаков, о которых я
упоминал.
Мистер Уиндибенк вскочил со стула и взял свою шляпу.
- Я не могу тратить время на нелепую болтовню, мистер
Холмc, - сказал он. - Если вы сможете задержать этого
человека, схватите его и известите меня.
- Разумеется, - сказал Холмc, подходя к двери и
поворачивая ключ в замке. - В таком случае извещаю вас, что я
его задержал.
- Как! Где? - вскричал Уиндибенк, смертельно побледнев и
озираясь, как крыса, попавшая в крысоловку.
- Не стоит, право же, не стоит, - учтиво проговорил
Холмс. - Вам теперь никак не отвертеться, мистер Уиндибенк.
Все это слишком ясно, и вы сделали мне прескверный комплимент,
сказав, что я не смогу решить такую простую задачу. Садитесь, и
давайте потолкуем.
. Наш посетитель упал на стул. Лицо его исказилось, на лбу
выступил пот.
- Это... это - неподсудное дело, - пробормотал он.
- Боюсь, что вы правы, но, между нами говоря, Уиндибенк,
с таким жестоким, эгоистичным и бессердечным мошенничеством я
еще не сталкивался. Я сейчас попробую рассказать, как
развивались события, а если я в чем-нибудь ошибусь, вы меня
поправите.
Уиндибенк сидел съежившись, низко опустив голову. Он был
совершенно уничтожен. Холмс положил ноги на решетку камина,
откинулся назад и, заложив руки в карманы, начал рассказывать
скорее себе самому, чем нам:
- Человек женится на женщине много старше его самого,
позарившись на ее деньги; он пользуется также доходом своей
падчерицы, поскольку она живет с ними. Для людей их круга это
весьма солидная сумма, и потерять ее - ощутимый удар. Ради
таких денег стоит потрудиться. Падчерица мила, добродушна, но
сердце ее жаждет любви, и совершенно очевидно, что при ее
приятной наружности и порядочном доходе она недолго останется в
девицах. Замужество ее, однако, означает потерю годового дохода
в сто фунтов. Что же делает отчим, дабы это предотвратить? Он
требует, чтобы она сидела дома, запрещает ей встречаться с
людьми ее возраста. Скоро он убеждается, что этих мер
недостаточно. Девица начинает упрямиться, настаивать на своих
правах и, наконец, заявляет, что хочет посетить некий бал. Что
же делает тогда ее изобретательный отчим? Он замышляет план,
который делает больше чести его уму, нежели сердцу. С ведома
своей жены и при ее содействии он изменяет свою внешность,
скрывает за темными очками свои проницательные глаза,
наклеивает усы и пышные бакенбарды, приглушает свой звонкий
голос до вкрадчивого шепота и, пользуясь близорукостью девицы,
появляется в качестве мистера Госмера Эйнджела и отстраняет
других поклонников своим настойчивым ухаживанием.
- Это была шутка, - простонал наш посетитель. - Мы не
думали, что она так увлечется.
- Возможно. Однако, как бы там ни было, молодая девушка
искренне увлеклась. Она знала, что отчим во Франции, и потому
не могла ничего заподозрить. Она была польщена вниманием этого
джентльмена, а шумное одобрение со стороны матери еще более
усилило ее чувство. Отлично понимая, что реального результата
можно добиться только решительными действиями, мистер Эйнджел
зачастил в дом. Начались свидания, последовало обручение,
которое должно было помешать молодой девушке отдать свое сердце
другому. Но все время обманывать невозможно. Мнимые поездки во
Францию довольно обременительны. Оставался один выход: довести
дело до такой драматической развязку чтобы в душе молодой
девушки остался неизгладимый след и она на какое-то время
сделалась равнодушной к ухаживаниям других поклонников. Отсюда
клятва верности на Библии, намеки на возможность неожиданных
происшествий в день свадьбы. Джеймс Уиндибенк хотел, чтобы мисс
Сазерлэнд была крепко связана с Госмером Эйнджелом и пребывала
в полном неведении относительно его судьбы. Тогда, по его
расчету, она по меньшей мере лет десять сторонилась бы мужчин.
Он довез ее до дверей церкви, но дальше идти не мог и потому
прибегнул к старой уловке: вошел в карету через одни дверцы, а
вышел через другие. Я думаю, что события развертывались именно
так, мистер Уиндибенк?
Наш посетитель успел тем временем кое-как овладеть собой;
он встал со стула. Холодная усмешка блуждала на его бледном
лице.
- Может быть, так, а может быть, и нет, мистер Холмс, -
сказал он. - Но если вы так умны, вам следовало бы знать, что
в настоящий момент закон нарушаете именно вы. Я ничего
противозаконного не сделал, вы же, заперев меня в этой комнате,
совершаете насилие над личностью, а это преследуется законом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173