Дом его полон всяких
буфетчиков, лакеев, горничных и прочей прислуги - обычный
зажравшийся и обленившийся штат большого барского дома в
английской деревне.
Все это я знаю частью из деревенских сплетен, частью по
собственным наблюдениям. Нет лучшего орудия для этой цели, чем
уволенные слуги с их обидой, и мне выпала удача найти одного
такого. Я говорю "удача", но я не встретил бы ее на своем пути,
если б не искал. Как заметил Бэйнс, у нас у каждого есть своя
система. Вот система-то моя и помогла мне найти Джона Уорнера,
бывшего садовника с Дозорной Башни, которого властный хозяин
под горячую руку уволил. А у него, со своей стороны, есть
друзья среди живущих в доме слуг, которые все до одного
трепещут перед своим Господином и ненавидят его. Таким образом
у меня оказался ключ к тайнам дома.
Странные люди, Уотсон! Я, может быть, там еще не во всем
разобрался, но это, во всяком случае, очень странные люди! Дом
на два крыла, и слуги живут все в одном крыле, семья в другом.
Между теми и другими нет иного связующего звена, кроме личного
лакея самого Хендерсона, прислуживающего также всей семье за
столом. Все подается к некой двери, соединяющей обе половины.
Гувернантка с девочками чуть ли вообще никуда не выходит за
пределы сада. Хендерсон никогда, ни под каким видом не выходит
из дому один. Его всюду сопровождает, как тень, его темнолицый
секретарь. Слуги говорят между собой, будто он страшно чего-то
боится. "Душу дьяволу продал за деньги, - говорит Уорнер, вот
и ждет, что кредитор придет истребовать свое". Никто понятия не
имеет, кто они и откуда явились. Они очень необузданны.
Хендерсону дважды случилось отхлестать человека плеткой, и
только тугой кошелек оба раза позволил ему, откупившись
большими деньгами, уйти от суда.
Теперь, Уотсон, давайте обсудим ситуацию в свете этих
добавочных сведений. Мы можем с достоверностью принять, что
записка была от кого-то из слуг этого странного дома и
приглашала Гарсию осуществить некое покушение согласно ранее
составленному плану. Кем написана записка? Кем-то внутри
цитадели - и при том женщиной. Так кем же тогда, если не мисс
Вернет, гувернанткой? Все наше построение, очевидно, приводит
нас к ней. Во всяком случае, мы можем принять это как гипотезу
и посмотрим, какие следствия она за собой повлечет. Я могу
добавить, что возраст мисс Вернет и ее репутация, бесспорно,
исключают мою первую мысль, что подоплекой в этом деле могла
быть какая-то любовная история.
Если записка от нее, то, по всей вероятности, эта женщина
- друг и сообщница Гарсии. Тогда как же она должна была себя
повести, узнав о его смерти? Если он встретил свой конец, когда
сам совершал беззаконное дело, сообщница должна держать рот на
замке. Все же в сердце она, конечно, затаила жестокую ненависть
к его убийцам и, наверно, чем только может, станет помогать
отмщению за него. Так нельзя ли нам повидаться с ней и
воспользоваться ее помощью? Это первое, что мне пришло на ум.
Но тут перед нами встает один зловещий факт. С ночи убийства
никто и нигде не видел мисс Вернет. Она еще с вечера точно
исчезла. Жива ли она? Может быть, и ее постигла смерть в ту же
ночь - вместе с другом, которого она призывала? Или ее только
держат взаперти? Вот вопрос, на который мы должны дать ответ.
Вы оцените, Уотсон, всю трудность положения. Нам не на что
опереться, чтобы требовать вмешательства закона. Наше
построение покажется фантасмагорией, если с ним явиться к
судье. Что женщина исчезла, не поставят ни во что, - весь
уклад этого странного дома таков, что любой из его обитателей
может неделю не показываться людям на глаза. А между тем
женщине, возможно, в любую минуту грозит смерть. В моей власти
наблюдать за домом, поставить своего человека, Уорнера,
сторожить у ворот - и только. Но мы же не можем дать делу идти
своим ходом. Если закон бессилен, мы должны взять риск на себя.
- Что же вы предлагаете?
- Я знаю, в какой она комнате. Туда можно пробраться с
крыши флигеля. Мое предложение: не попробовать ли нам с вами
сегодня ночью проникнуть в самое сердце тайны?
Перспектива, должен я признаться, была не слишком
заманчива. Старый дом, дышащий убийством, странные и страшные
его обитатели, тайные опасности, подстерегающие приходящего, и
то, что мы сами при этом выступаем правонарушителями, - все
это, взятое вместе, охлаждало мой пыл. Но было в холодных
рассуждениях Холмса нечто такое, что вы, не дрогнув, пошли бы с
ним на самое рискованное дело. Вы знали, что так и только так
можно найти решение задачи. Я молча пожал ему руку, и жребий
был брошен.
Но нашему расследованию не суждено было закончиться такою
авантюрой. Было около пяти часов, мартовский вечер уже стелил
свои тени, когда в комнату к нам ворвался в сильном возбуждении
какой-то деревенский житель.
- Они уехали, мистер Холмс. С последним поездом. Леди
вырвалась, она в моем кэбе - здесь, внизу.
- Превосходно, Уорнер! - прокричал, вскочив на ноги,
Холмс. - Уотсон, пробелы быстро заполняются!
Женщина в кэбе была в полуобмороке от нервного истощения.
На ее горбоносом, исхудалом лице лежал отпечаток какой-то
недавней трагедии. Ее голова безжизненно свесилась на грудь,
но, когда она подняла голову и тупо повела глазами, я увидел
черные точки зрачков на серых радужных оболочках: ее опоили
опиумом.
- Я поджидал у ворот, как вы наказывали, мистер Холмс, -
докладывал наш тайный агент, хендерсоновский уволенный
садовник. - Когда они выехали в карете, я двинул за ними
следом на станцию. Леди шла по платформе, как во сне, но, когда
они стали сажать ее в поезд, она ожила и давай отбиваться. Они
впихнули ее в вагон. Она стала опять вырываться. Я вступился за
нее, посадил ее в свой кэб, и вот мы здесь. Никогда не забуду,
с каким лицом глядел на меня в окно вагона этот человек, когда
я ее уводил. Его бы воля - не долго б я пожил на свете. Черные
глаза, лицо желтое, сам осклабился - сущий дьявол!
Мы внесли женщину наверх, уложили на диван, и две чашки
крепчайшего кофе быстро разогнали пары опиума и прояснили ее
мысли. Холмс вызвал Бэйнса и коротко объяснил ему, как обстоит
дело.
- Прекрасно, сэр, вы мне доставили то, чего мне не
хватало, - показания свидетельницы, - с жаром сказал
инспектор, пожимая руку моему другу. - Я ведь с самого начала
шел с вами по одному и тому же следу.
- Как? Вы подозревали Хендерсона?
- Когда вы, мистер Холмс, прятались в кустах у Дозорной
Башни, я там сидел в саду на дереве и смотрел на вас сверху.
Все дело было в том, кто первый добудет доказательства.
- Зачем же тогда вы арестовали мулата?
Бэйнс усмехнулся.
- Я был уверен, что этот Хендерсон, как он себя называет,
понял, что попал под подозрение, и, значит, будет начеку и не
шелохнется, покуда чует над собой опасность. Вот я и арестовал
не того человека - пусть его думает, что у нас другие
подозрения. Я знал, что тут он, вероятно, попробует смыться и
даст нам возможность подобраться к мисс Вернет.
Холмс положил руку на плечо инспектору.
- Вы далеко пойдете в своей профессии, - сказал он. - У
вас есть чутье и интуиция.
Бэйнс покраснел от удовольствия.
- У меня всю неделю караулил на станции сотрудник в
штатской одежде. Куда бы кто из "Башни" ни поехал, он проследил
бы. Но когда мисс Вернет вырвалась, он, видно, растерялся. К
счастью, ваш человек ее подхватил, и все обернулось
благополучно. Мы, ясное дело, не можем арестовать их без ее
показаний, так что чем скорей мы снимем допрос, тем лучше.
- Она приходит в себя, - сказал Холмс, поглядев на
гувернантку. - Но скажите мне, Бэйнс, кто он, этот Хендерсон?
- Хендерсон, - ответил инспектор, - это дон Мурильо,
известный когда-то под прозванием Тигра из Сан-Педро.
Тигр из Сан-Педро! Вся его история мгновенно пронеслась в
моей памяти. За ним утвердилась слава самого низкого,
кровожадного тирана, какой когда-либо правил страной,
притязающей на цивилизованность. Сильный, бесстрашный,
энергичный - этих качеств оказалось довольно, чтобы он мог
принудить устрашенный народ терпеть его мерзкие пороки чуть не
двенадцать лет. Его имя повергало в ужас всю Центральную
Америку. К концу этого срока поднялось против него всеобщее
восстание. Но он был так же хитер, как жесток, и при первом же
слухе о надвигающихся беспорядках тайно вывез свои богатства на
пароходе с экипажем из своих приверженцев. На другой день
повстанцы ворвались в пустой дворец. Диктатор, его двое детей,
его секретарь, его сокровища - все ускользнуло от них. С этого
часа он исчез из мира, и в европейской печати часто
обсуждалось, не скрывается ли он за той или другою личностью.
- Да, сэр, дон Мурильо, Тигр из Сан-Педро, - продолжал
Бэйнс. - Загляните в справочник, и вы увидите, что цвета
Сан-Педро - зеленый и белый, те же, что в нашей записке,
мистер Холмс. Он взял себе имя "Хендерсон", но я проследил его
через Париж, Рим и Мадрид вплоть до Барселоны, где
пришвартовался его пароход в восемьдесят шестом году. Все это
время его разыскивали, чтобы отомстить ему, но только недавно
им удалось его выследить.
- Его нашли год тому назад, - сказала мисс Вернет.
Приподнявшись на локте, она теперь напряженно следила за
разговором. - Было уже одно покушение на его жизнь, но
какой-то злой гений ограждает его. Вот и сейчас благородный,
рыцарственный Гарсия погиб, а это чудовище вышло невредимым. Но
придет другой и третий, пока однажды не совершится над злодеем
правый суд. Это верно, как то, что завтра встанет солнце. - Ее
худые руки сжались в кулаки, и страстная ненависть выбелила ее
изможденное лицо.
- Но как вы, мисс Вернет, оказались втянуты в это дело?
- спросил Холмс. - Дама, англичанка, вдруг вступает в заговор
убийц?
- Я вступила в заговор, потому что только таким путем
могли свершиться правосудие. Какое дело английскому закону до
моря крови, пролитой много лет назад в Сан-Педро, или до судна,
груженного ценностями, которые украдены этим человеком? Для вас
это все равно как преступления, совершенные на другой планете.
Но мы-то знаем. Мы знаем правду, выстраданную в горе и муках.
Для нас нет в преисподней дьявола, подобного Хуану Мурильо, и
нет на земле покоя, пока его жертвы еще взывают о мести.
- Он, бесспорно, таков, как вы говорите, - вставил
Холмс. - Я наслышан о его жестокости. Но как это коснулось
лично вас?
- Расскажу вам все. Этот негодяй избрал своим
политическим принципом расправляться под тем или другим
предлогом с каждым, кто мог бы со временем стать для него
опасным соперником. Мой муж (да, мое настоящее имя - сеньора
Висенте Дурандо), мой муж, Висенте Дурандо, был посланником
Сан-Педро в Лондоне. Здесь мы встретились с ним, и он на мне
женился. Не было на земле человека благородней его. На мое горе
Мурильо прослышал о его даровитости, отозвал его под каким-то
предлогом и отдал под расстрел. Предчувствуя свою судьбу, муж
отказался взять меня с собой. Его земли и все имущество были
конфискованы, я осталась одна со своим горем и без средств к
существованию.
Потом произошло падение тирана. Он бежал, как вы сейчас
рассказывали. Но многие из тех, чью жизнь он искалечил, чьи
родные и близкие претерпели пытки и смерть от его руки, не
примирились с таким исходом. Они сплотились в союз, который не
распадется до тех пор, пока не сделает своего дела. Как только
мы разведали, что низвергнутый деспот скрывается под видом
Хендерсона, на меня возложили задачу наняться к нему на службу
и извещать остальных при его переездах. Мне удалось выполнить
задачу, получив место гувернантки в его доме. Он и не
подозревал, что каждый день садится за стол с той самой
женщиной, мужа которой он без суда, единым росчерком пера
послал на казнь. Я улыбалась ему, добросовестно воспитывала его
дочерей - и ждала своего часа. Одно покушение было сделано в
Париже и сорвалось. Мы метались туда и сюда по Европе, чтобы
сбить преследователей со следа, и наконец вернулись в этот дом,
который он снял еще при первом своем приезде в Англию.
Но и здесь ждали вершители правосудия. Понимая, что он
непременно вернется сюда, Гарсия, чей отец до Мурильо занимал в
Сан-Педро высший правительственный пост, ждал его здесь с двумя
своими верными товарищами - людьми невысокого звания, но
которым, как и ему, было за что мстить. Днем он едва ли смог бы
что-то сделать, так как Мурильо соблюдал всемерную осторожность
и не выходил из дому иначе, как в сопровождении своего
сподвижника Лукаса, или Лопеса, как его именовали в дни его
величия. Ночью, однако, он спал один, и тут мститель мог бы к
нему подобраться. Однажды вечером, как было заранее условлено,
я собралась послать другу последние указания, так как Мурильо
был всегда настороже и непрестанно менял спальню. Я должна была
проследить, чтобы входная дверь была не заперта, и зеленым или
белым светом в окне дать знать, что все благополучно или что
попытку лучше отложить.
Но все у нас пошло вкривь и вкось. Я чем-то возбудила
подозрение у Лопеса, секретаря. Он подкрался сзади и, как
только я дописала записку, набросился на меня. Вдвоем с
хозяином он уволок меня в мою комнату, и здесь они держали надо
мною суд как над уличенной предательницей. Во время суда они не
раз готовы были всадить в меня нож - и всадили бы, когда бы
знали, как потом уйти от ответа. Наконец после долгих споров
они пришли к заключению, что убивать меня слишком опасно. Но
они решили раз и навсегда разделаться с Гарсией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173