Возможно, что вина
отчасти моя. Я выросла в более свободной, не скованной такими
условностями обстановке Южной Австралии, и эта английская жизнь
с ее строгими приличиями и чопорностью мне не по душе. Но
главное в том - и это знают все, - что сэр Юстес сильно пил.
Нелегко было даже час провести с таким человеком. Вообразите,
что значит для чуткой и пылкой молодой женщины быть с ним
вместе и днем и ночью! Это святотатство, это преступление, это
подлость - считать, что такой брак нерушим. Я убеждена, что
эти ваши чудовищные законы навлекут проклятие на вашу страну.
Небо не позволит, чтобы несправедливость торжествовала вечно.
Она на минуту привстала, щеки у нее вспыхнули, глаза
заблестели. Багровый кровоподтек показался мне еще страшнее.
Сильная и нежная рука ее суровой горничной опустила ее голову
на подушку, и неистовая вспышка гнева разрешилась бурными
рыданиями.
Наконец она заговорила опять:
- Я расскажу вам теперь о минувшей ночи. Вы уже,
возможно, заметили, что все наши слуги спят в новом крыле. В
центральной части дома жилые комнаты, за ними кухня и наши
спальни наверху. Горничная моя Тереза спит над моей комнатой.
Больше здесь нет никого, и ни один звук не доносится до тех,
кто живет в пристройке. Судя по тому, как вели себя грабители,
это им было известно.
Сэр Юстес удалился к себе около половины одиннадцатого.
Слуги уже легли спать. Не легла только моя горничная, она ждала
у себя наверху, когда я позову ее. Я сидела в этой комнате и
читала. В двенадцатом часу, перед тем как подняться наверх, я
пошла посмотреть, все ли в порядке. Это моя обязанность, как я
уже объяснила вам, на сэра Юстеса не всегда можно было
положиться. Я зашла в кухню, в буфетную к дворецкому, в
оружейную, в бильярдную, в гостиную и, наконец, в столовую.
Когда я подошла к дверям, задернутым плотными портьерами, я
вдруг почувствовала сквозняк и поняли, что дверь открыта
настежь. Я отдернула портьеру и оказалась лицом к лицу с
пожилым широкоплечим мужчиной, который только что вошел в
комнату. Дверь, большая, стеклянная, так называемое французское
окно, выходит на лужайку перед домом. У меня в руке была
зажженная свеча, и я увидела за этим мужчиной еще двоих,
которые как раз входили в дом. Я отступила, но мужчина
набросился на меня, схватил сперва за руку, потом за горло. Я
хотела крикнуть, но он кулаком нанес мне страшный удар по
голове и свалил наземь. Вероятно, я потеряла сознание, потому
что, когда через несколько минут я пришла в себя, оказалось,
что они оторвали от звонка веревку и крепко привязали меня к
дубовому креслу, которое стоит во главе обеденного стола. Я не
могла ни крикнуть, ни шевельнуться - так крепко я была
привязана, и рот у меня был завязан платком. В эту минуту в
комнату вошел мой несчастный супруг. Он, должно быть, услышал
какой-то подозрительный шум и ожидал увидеть нечто подобное
тому, что представилось его глазам. Он был в ночной сорочке и
брюках, но в руке держал свою любимую дубинку. Он бросился к
одному из грабителей, но тот, которого я увидели первым,
схватил из-за каминной решетки кочергу и ударил его со страшной
силой по голове. Мой муж упал, даже не вскрикнув. Он был мертв.
Сознание опять покинуло меня, но через несколько минут я
очнулась. Открыв глаза, я увидела, что воры взяли из буфета все
серебро и достали оттуда же бутылку с вином. У каждого в руке
был бокал. Я уже говорила вам, что один из них был постарше, с
бородой, два других - молодые парни. Возможно, это были отец и
сыновья. Поговорив шепотом о чем-то, они ко мне подошли, чтобы
проверить, крепко ли я привязана. Потом они ушли, затворив за
собой дверь. Мне удалось освободить рот только через четверть
часа. Я закричала, крики услыхала горничная и сбежала вниз.
Проснулись и другие слуги, и мы послали за полицией. Полиция
немедленно связалась с Лондоном. Вот все, что я могу сказать
вам, джентльмены, и надеюсь, что мне не придется еще раз
повторять "ту столь горестную для меня историю.
- Вы хотели бы что-то спросить, мистер Холмс? - сказал
Хопкинс.
- Нет, я не хочу больше испытывать терпение леди
Брэкенстолл и злоупотреблять ее временем, - сказал Холмс. -
Но прежде чем пойти осматривать столовую, я был бы рад
послушать ваш рассказ, - обратился он к горничной.
- Я видела этих людей еще до того, как они вошли в дом,
- сказала она. - Я сидела у окна своей комнаты и вдруг
увидела у сторожки привратника трех мужчин. Ночь-то была
лунная. Но ничего плохого я тогда не подумала. А через час я
услышала стоны моей хозяйки, бросилась вниз и нашла ее,
голубушку, привязанной в этом кресле, точь-в-точь как она вам
рассказывала. Хозяин лежал на полу, а комната была забрызгана
мозгами и кровью. И даже у нее на платье была кровь. От этого
кто угодно в обморок упадет. Но она всегда была мужественной,
мисс Мэри Фрейзер из Аделаиды. И она ни капельки не изменилась,
став леди Брэкенстолл из Эбби-Грейндж. Вы очень долго
расспрашивали ее, джентльмены. Видите, как она устала. Старая
верная Тереза отведет ее в спальню. Ей надо отдохнуть.
Эта худая, суровая женщина с материнской нежностью обняла
за талию свою хозяйку и увела ее из комнаты.
- Она прожила с ней всю жизнь, - сказал Хопкинс. -
Нянчила ее, когда та была маленькой. Полтора года назад они
покинули Австралию и вместе приехали в Англию. Ее зовут Тереза
Райт, и таких слуг вы теперь не найдете. Вот так, мистер Холмс!
Выразительное лицо Холмса стало безучастным. Я знал, для
него вместе с тайной исчезает и вся привлекательность дела.
Правда, оставалось еще найти и арестовать преступников. Но дело
было такое заурядное, что Холмсу не стоило тратить время. Он
чувствовал примерно то же, что чувствует крупный специалист,
светило в медицинском мире, когда его приглашают к постели
ребенка лечить корь. Но, войдя в столовую и воочию увидев
картину преступления, Холмс оживился и снова почувствовал
интерес к этому делу.
Столовая была большой высокой комнатой с потолком из
резного дуба, с дубовыми панелями и отличным собранием оленьих
рогов и старого оружия на стенах. Напротив входа в дальнем
конце комнаты находилась та самая стеклянная дверь, о которой
говорила леди Брэкенстолл. Справа три окна, наполнявшие комнату
холодным светом зимнего солнца. По левую сторону зияла пасть
большого, глубокого камина под массивной дубовой полкой. У
камина стояло тяжелое дубовое кресло с подлокотниками и резьбой
внизу спинки. Сквозь отверстия резьбы был продет красный шнур,
концы которого были привязаны к нижней перекладине. Когда леди
освободили от пут, шнур соскочил, но узлы так и остались не
развязаны.
Эти детали мы заметили позже, потому что теперь все наше
внимание было приковано к телу, распростертому на тигровой
шкуре перед камином.
Это был высокий, хорошо сложенный мужчина лет сорока. Он
лежал на спине, с запрокинутым лицом и торчащей вверх короткой
черной бородкой, скаля в усмешке белые зубы. Над головой были
занесены стиснутые кулаки, а поверх рук лежала накрест его
тяжелая дубинка. Его красивое, смуглое, орлиное лицо исказила
гримаса мстительной ненависти и неистовой злобы. Он, видимо,
был уже в постели, когда поднялась тревога, потому что на нем
была щегольская, вышитая ночная сорочка, а из брюк торчали
босые ноги. Голова была размозжена, и все в комнате говорило о
дикой жестокости, с которой был нанесен удар. Рядом с ним
валялась тяжелая кочерга, согнувшаяся от удара в дугу. Холмc
внимательно осмотрел кочергу и нанесенную ею рану на голове.
- Видимо, этот старший Рэндол - могучий мужчина, -
заметил он.
- Да, - сказал Хопкинс. - У меня есть о нем кое-какие
данные. Опасный преступник.
- Вам будет нетрудно его взять.
- Конечно. Мы давно за ним следим. Ходили слухи, что он
подался в Америку. А он, оказывается, здесь. Ну, теперь ему от
нас не уйти. Мы уже сообщили его приметы во все морские порты,
и еще до вечера будет объявлена денежная премия за поимку. Я
одного не могу понять: как они решились на такое отчаянное
дело, зная, что леди опишет их нам, а мы по описанию непременно
их опознаем.
- В самом деле, почему им было не прикончить и леди
Брэкенстолл?
- Наверное, думали, - высказал я предположение, - что
она не скоро придет в себя.
- Возможно. Они видели, что она без сознания, вот и
пощадили ее. А что вы можете рассказать, Хопкинс, об этом
несчастном? Я как будто слышал о нем что-то не очень лестное.
- Трезвым он был неплохой человек. Но когда напивался,
становился настоящим чудовищем. Точно сам дьявол вселялся в
него. В такие минуты он бывал способен на все. Несмотря на
титул и на богатство, он уже дважды чуть не попал к нам. Как-то
облил керосином собаку и поджег ее, а собака принадлежала самой
леди. Скандал едва замяли. В другой раз он бросил в горничную
графин. В эту самую Терезу Райт. И с этим делом сколько было
хлопот! Вообще говоря, только это между нами, без него в доме
станет легче дышать... Что вы делаете. Холмс?
Холмс опустился на колени и с величайшим вниманием
рассматривал узлы на красном шнуре, которым леди привязали к
креслу. Затем он так же тщательно осмотрел оборванный конец
шнура, который был сильно обтрепан.
- Когда за этот шнур дернули, то в кухне, надо думать,
громко зазвонил звонок, - заметил он.
- Да, но услышать его никто не мог. Кухня - направо, в
противоположной стороне здания.
- Откуда грабитель мог знать, что звонка не услышат? Как
он решился столь неосмотрительно дернуть шнур?
- Верно, мистер Холмс, верно. Вы задаете тот же вопрос,
который и я много раз задавал себе. Нет сомнения, что грабители
должны были хорошо знать и самый дом и его порядки. Прежде
всего они должны были знать, что все слуги в этот сравнительно
ранний час уже в постели и что ни один из них не услышит
звонка. Стало быть, кто-то из слуг был их союзником. Но в доме
восемь слуг, и у всех отличные рекомендации.
- При прочих равных условиях, - сказал Холмс, -
можно было бы заподозрить служанку, в которую хозяин
бросил графин. Но это означало бы предательство по отношению к
хозяйке, а Тереза Райт безгранично предана ей. Но это -
второстепенное обстоятельство. Арестовав Рэндола, вы без
особого труда установите и его сообщников. Рассказ леди
полностью подтверждается - если требуются подтверждения -
всем тем, что мы здесь видим.
Он подошел к стеклянной двери и отворил ее.
- Никаких следов, да их и не может быть: земля твердая,
как железо. Между прочим, свечи на камине горели ночью!
- Да. Именно эти свечи и свеча в спальне леди послужили
грабителям ориентиром.
- Что грабители унесли?
- Совсем немного. Только полдюжины серебряных приборов из
буфета. Леди Брэкенстолл думает, что, убив сэра Юстеса, они
испугались и не стали дочиста грабить дом, как это было
наверняка задумано.
- Пожалуй, что так. Странно только, что у них хватило
духу задержаться и выпить вина.
- Нервы, видно, хотели успокоить.
- Пожалуй. К этим бокалам никто не притрагивался сегодня?
- Никто, и бутылка как стояла, так и стоит на буфете.
- Сейчас посмотрим. А это что такое? Три бокала стояли в
ряд, все со следами вина. В одном на дне темнел осадок, какой
дает старое, выдержанное вино. Тут же стояла бутылка,
наполненная на две трети, а рядом лежала длинная, вся
пропитанная вином пробка. Эта пробка и пыль на бутылке говорили
о том, что убийцы лакомились не простым вином.
Холмс вдруг на глазах переменился. Куда девалась его
апатия! Взгляд стал живым и внимательным. Он взял в руки пробку
и стал ее рассматривать.
- Как они вытащили ее? - спросил он.
Хопкинс кивнул на выдвинутый наполовину ящик буфета. В нем
лежало несколько столовых скатертей и большой пробочник.
- Леди Брэкенстолл упоминала этот пробочник?
- Нет. Но ведь она была без сознания, когда они открывали
бутылку.
- Да, действительно. Между прочим, бутылку открывали
штопором из складного ножа с набором инструментов. Он был
длиной не более полутора дюймов. Если присмотреться к головке
пробки, то видно, что штопор ввинчивался трижды, прежде чем
пробка была извлечена. И штопор ни разу не прошел насквозь.
Этот длинный пробочник насквозь бы пробуравил пробку и вытащил
ее с первого раза. Когда вы поймаете субъекта, непременно
поищите у него складной перочинный нож с многочисленными
инструментами.
- Великолепно! - воскликнул Хопкинс.
- Но эти бокалы, признаюсь, ставят меня в тупик. Леди
Брэкенстолл в самом деле видела, как все трое пили вино?
- Да, видела.
- Ну, тогда не о чем говорить! А все-таки вы должны
признать, Хопкинс, что эти бокалы весьма примечательны. Что? Вы
ничего не замечаете? Ну хорошо, пусть. Возможно, что, когда
человек развил в себе некоторые способности, вроде моих, и
углубленно занимался наукой дедукции, он склонен искать сложные
объяснения там, где обычно напрашиваются более простые. Эти
бокалы, вероятно, ничего не значат. Всего хорошего, Хопкинс. Не
вижу, чем я могу быть полезен вам. Дело как будто ясное.
Сообщите мне, когда Рэндол будет арестован, и вообще о всех
дальнейших событиях. Надеюсь, что скоро смогу поздравить вас с
успешным завершением дела. Идемте, Уотсон. Думаю, что дома мы с
большей пользой проведем время.
На обратном пути я по лицу Холмса видел, что ему не дает
покоя какая-то мысль. Усилием воли он старался избавиться от
ощущения какой-то несообразности и старался вести разговор так,
будто все для него ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173