Надеюсь, вы достаточно ясно уразумели, что вам
приходится выбирать одно из двух: или мы заберем вас или
камень.
Холмс удалился, прихватив с собой стоявшую в углу скрипку.
Минуту спустя из-за закрытой двери спальни послышались
протяжные, жалобные звуки этой самой запоминающейся из мелодий.
- Так в чем дело? - спросил Мертон, когда его приятель
повернулся к нему. - Он что, знает про камень?
- Будь он проклят, он знает слишком много, а может быть,
и все.
- Черт! - Желтоватое лицо боксера слегка побледнело.
- Нас выдал Айки Сандерс.
- Айки? Ну, погоди, я ему сверну шею, хоть бы меня за это
повесили.
- Нам от этого легче не станет. Надо решить, что делать.
- Обожди, - сказал боксер, подозрительно глядя на дверь
спальни. - С этой хитрой лисицей надо держать ухо востро. Он
не подслушивает?
- Как он может подслушивать, когда он играет?
- Это верно. А нет ли кого за занавеской? Слишком уж
много тут занавесок.
Боксер стал осматриваться и вдруг в первый раз заметил у
окна манекен; в немом удивлении он уставился на него, не в
силах произнести ни слова.
- Это восковая кукла, и больше ничего, - объяснил граф.
- Подделка, да? А здорово, мадам Тюссо, небось, такое и
не снилось. Прямо как живой, и халат и все остальное. Но черт
бы побрал эти занавески, граф!
- Шут с ними, с занавесками, мы только зря тратим время,
а у нас его не так уж много. Он может арестовать нас из-за
этого камня.
- Черта с два!
- Но если мы скажем, где камень, он нас отпустит.
- Еще чего! Отказаться от камня в сто тысяч фунтов?
- Другого выхода нет.
Мертон почесал коротко остриженную голову.
- Послушай, он ведь тут один. Пристукнуть его, и все.
Если мы его прикончим, нам нечего будет бояться.
Граф покачал головой.
- У него есть оружие, и он начеку. Если мы его застрелим,
нам вряд ли удается отсюда выбраться. К тому же он наверняка
успел сообщить свои сведения полиции. Постой-ка! Что это?
Они услышали слабый звук, который, казалось, доносился со
стороны окна. Оба вскочили, но все было тихо. Если не считать
странной фигуры в кресле, в комнате, кроме них, никого не было.
- Это на улице, - сказал Мертон. - Ну так слушай, шеф,
у тебя есть голова на плечах. Надо что-то придумать. Раз нельзя
пустить в ход кулаки, тогда твое дело решать, как быть.
- Я еще и не таких обманывал, - отвечал граф. -
Камень-то у меня с собой. В потайном кармане. Я бы ни за что не
решился оставить его где-нибудь. Сегодня ночью его можно будет
переправить в Амстердам, а там до воскресенья его успеют
распилить на четыре части. Он ничего не знает о Ван Седдаре.
- Я думал, Ван Седдар поедет на той неделе.
- Он должен был ехать на той неделе, но теперь ему
придется отправиться со следующим же пароходом. Кому-нибудь из
нас надо проскользнуть с камнем на Лайм-стрит и предупредить
его.
- Второе дно еще не готово.
- Ничего не поделаешь. Придется рискнуть и везти прямо
так. Нельзя терять ни минуты.
И снова, как охотник, привыкший быть настороже, он
замолчал и пристально посмотрел на окно. Да, этот слабый звук,
несомненно, донесся с улицы.
- А Холмса ничего не стоит провести. Этот идиот, чтоб ему
было неладно, сказал, что он нас не тронет, если получит
камень. Ну, так мы пообещаем ему камень. Наведем его на ложный
след, а пока он догадается, в чем дело, камень будет уже в
Голландии, а мы сами - за границей.
- Вот это здорово! - довольно ухмыльнулся Сэм Мертон.
- Ты пойдешь к голландцу и скажешь, чтобы он
поторапливался. А я возьму на себя этого простака и постараюсь
заговорить ему зубы. Я скажу ему, что камень в Ливерпуле. Черт
бы побрал эту музыку, она мне действует на нервы! Пока Холмс
выяснит, что в Ливерпуле его нет, камушек будет поделен на
четыре часта, а мы будем в открытом море. Поди сюда, а то тебя
видно через замочную скважину. Вот он, камушек-то.
- Как ты не боишься носить его с собой?
- Это - самое надежное. Если уж мы ухитрились стащить
его с Уайтхолл, из моей квартиры его всякий унесет.
- Дай-ка поглядеть.
Граф Сильвиус, не обращая внимания на протянутую грязную
руку, бросил не слишком одобрительный взгляд на своего
сообщника.
- Уж не думаешь ли ты, что я собираюсь тебя охмурить? Так
вот, имейте в виду, граф, мне начинают надоедать ваши штучки.
- Ну ладно, ладно, Сэм, не обижайся. Нам нельзя сейчас
ссориться. Если хочешь как следует разглядеть эту красоту,
подойди сюда, к окну. На, держи поближе к свету.
- Благодарю вас.
В мгновение ока Холмс спрыгнул с кресла, на котором раньше
сидел манекен, и схватил бриллиант. В одной руке он зажал
камень, а другой держал пистолет и целился в голову графа. В
полном замешательстве оба мошенника отступили назад. Прежде чем
они успели опомниться, Холмс нажал кнопку электрического
звонка.
- Не вздумайте сопротивляться! Джентльмены, умоляю вас,
поберегите мебель! Вам должно быть ясно, что ваше положение
безнадежно. Полиция ждет внизу.
Граф был так ошеломлен, что злоба и страх отступили в эту
минуту на второй план.
- Но, черт возьми, каким образом? - прохрипел он.
- Ваше удивление вполне естественно. Вы не знаете, что за
этой занавеской есть вторая дверь, ведущая в спальню. Если не
ошибаюсь, вы должны были слышать, как я снимал манекен с
кресла. Но мне повезло, и я подслушал ваш милый разговор,
который мог бы оказаться куда менее откровенным, знай вы о моем
присутствии.
Граф стоял с видом человека, сложившего оружие.
- Ваша взяла. Холмс. По-моему, вы сущий дьявол.
- Очень может быть, - ответил Холмс, вежливо улыбаясь.
Туго соображающий Сэм Мертон не сразу понял, что
произошло. И, только когда на лестнице раздались тяжелые шаги,
к нему наконец вернулся дар речи.
- Не иначе как фараон. Но я вот чего не пойму: ведь эта
проклятая скрипка все еще пиликает.
- Вы совершенно правы, - ответил Холмс, - пусть ее
играет. Эти современные граммофоны - замечательное
изобретение:
В комнату ворвалась полиция, щелкнули наручники, и
преступников препроводили в ожидающий их кэб. Уотсон остался,
чтобы поздравить Холмса еще с одним новым листком, украсившим
его лавровый венок. Их разговор снова был прерван появлением
невозмутимого Билли с подносом в руках.
- Лорд Кантлмир, сэр.
- Проводите его сюда, Билли. Это знаменитый пэр,
представляющий интересы августейших особ, - сказал Холмс. -
Человек верноподданный и в своем роде замечательный, но, если
так можно выразиться, несколько старорежимный. Заставим его
быть повежливее? Позволим себе небольшую вольность, а? Он,
разумеется, еще ничего не знает о случившемся.
Дверь открылась, и на пороге появилась тонкая прямая
фигура с продолговатым лицом; черные, как смоль, бакенбарды в
средневикторианском стиле не вязались с покатыми плечами и
неуверенной, старческой походкой. Холмс с самым любезным видом
подошел к вошедшему и пожал его безответную руку.
- Добрый день, лорд Кантлмир. Сегодня довольно прохладно
для летнего времени. Но в комнатах очень тепло. Позвольте, я
помогу вам снять пальто.
- Благодарю, я не намерен раздеваться.
- Позвольте, я помогу вам! - настойчиво продолжал Холмс,
кладя руку на рукав лорда. - Мой друг, доктор Уотсон,
подтвердит, что резкие колебания температуры чрезвычайно
вредны.
Его светлость раздраженно отдернул руку.
- Мне вполне удобно, и я не собираюсь задерживаться. Я
заглянул сюда только для того, чтобы узнать, как продвигается
дело, которое вы сами на себя возложили.
- Трудно... очень трудно.
- Я так и знал, что вы это скажете.
В словах и тоне старого лорда явно чувствовалась насмешка.
- Каждый рано или поздно осознает, что его возможности
ограниченны, мистер Холмс. Но по крайней мере это излечивает
нас от самоуверенности - столь свойственного людям порока.
- Признаюсь, сэр, я совершенно сбит с толку.
- Это вполне естественно.
- В особенности меня смущает одно обстоятельство. Не могу
ли я рассчитывать на вашу помощь?
- Вы слишком поздно обратились ко мне за советом. Мне
казалось, что вы привыкли полагаться на свой ум во всех случаях
жизни. Тем не менее я готов вам помочь.
- Видите ли, лорд Кантлмир, мы, конечно, можем составить
обвинение против истинных похитителей камня.
- Когда вы их поймаете.
- Разумеется. Но какие меры воздействия нам следует
применить по отношению к укрывателю?
- Не преждевременно ли задаваться подобным вопросом?
- Тем не менее все должно быть продумано заранее. На
основании каких улик и кого, по-вашему, следует считать
виновным?
- Того, у кого будет обнаружен камень.
- И вы сочли бы это достаточным основанием для ареста?
- Разумеется.
Холмс редко смеялся, но, по словам Уотсона, в эту минуту
он был более чем когда-либо близок к смеху.
- В таком случае, дорогой сэр, как это ни прискорбно, я
буду вынужден требовать вашего ареста.
- Вы слишком много себе позволяете, мистер Холмс, - не
на шутку рассердился лорд Кантлмир, и его желтоватые щеки
зарделись давно угасшим пламенем. - За пятьдесят лет моей
общественной деятельности мне не приходилось слышать ничего
подобного. Я деловой человек, на меня возложены серьезные
обязанности, и мне некогда выслушивать глупые шутки. Скажу вам
откровенно, сэр, я никогда не верил в ваши таланты, и,
по-моему, было бы гораздо лучше, если бы дело поручили
официальной полиции. Ваше поведение подтверждает, что я был
прав. Имею честь пожелать вам спокойной ночи.
Но Холмс преградил пэру дорогу, встав между ним и дверью.
- Постойте, сэр. Оказаться временным обладателем камня
Мазарини - еще куда ни шло. Но если вы выйдете отсюда с
камнем, это может повлечь за собой более серьезные обвинения.
- Сэр, это становится невыносимым. Дайте мне пройти.
- Сначала опустите руку в правый карман вашего пальто.
- Что это значит, сэр?
- Не спорьте, сэр, а повинуйтесь.
В следующую секунду пораженный пэр, мигая и бормоча что-то
невнятное, стоял перед Холмсом, держав трясущейся руке огромный
желтый бриллиант.
- Но как же... как же так, мистер Холмс?
- Ужасно! Ужасно, лорд Кантлмир! - вскричал Холмс. -
Мой старый друг доктор Уотсон скажет вам, что я обожаю подобные
мистификации. И, кроме того, я питаю слабость к драматическим
ситуациям. Я положил камень - разумеется, это была большая
вольность с моей стороны - к вам в карман в начале нашего
разговора.
Старый пэр перевел взгляд с камня на улыбающееся лицо
Холмса.
- Я, право, в замешательстве, сэр. Но это... это в самом
деле камень Мазарини. Мы чрезвычайно обязаны вам, мистер Холмс.
Быть может, у вас, как вы это сами заметали, несколько
своеобразная манера шутить, и вы довольно неудачно выбираете
время для шуток. Но я полностью беру назад замечания, которые я
позволил себе относительно ваших поразительных способностей
сыщика. Но каким образом?
- Дело закончено еще только наполовину. Да и подробности
не так уж существенны. Я не сомневаюсь, лорд Кантлмир, что
удовольствие, которое вам доставит возможность сообщить о
счастливом завершении дела в высших кругах, куда вы
направляетесь, будет некоторым искуплением моей неуместной
шутки. Билли, проводите его светлость и скажите миссис Хадсон,
что я буду рад, если она подаст нам обед на двоих и как можно
скорее.
Перевод А. Поливановой

Артур Конан-Дойль. Обряд дома Месгрейвов
В характере моего друга Холмса меня часто поражала одна
странная особенность: хотя в своей умственной работе он был
точнейшим и аккуратнейшим из людей, а его одежда всегда
отличалась не только опрятностью, но даже изысканностью, во
всем остальном это было самое беспорядочное существо в мире, и
его привычки могли свести с ума любого человека, живущего с ним
под одной крышей.
Не то чтобы я сам был безупречен в этом отношении.
Сумбурная работа в Афганистане, еще усилившая мое врожденное
пристрастие к кочевой жизни, сделала меня более безалаберным,
чем это позволительно для врача. Но все же моя неаккуратность
имеет известные границы, и когда я вижу, что человек держит
свои сигары в ведерке для угля, табак - в носке персидской
туфли, а письма, которые ждут ответа, прикалывает перочинным
ножом к деревянной доске над камином, мне, право же, начинает
казаться, будто я образец всех добродетелей. Кроме того, я
всегда считал, что стрельба из пистолета, бесспорно, относится
к такого рода развлечениям, которыми можно заниматься только
под открытым небом. Поэтому, когда у Холмса появлялась охота
стрелять и он, усевшись в кресло с револьвером и патронташем,
начинал украшать противоположную стену патриотическим вензелем
"V. R."1 выводя его при помощи пуль, я особенно остро
чувствовал, что это занятие отнюдь не улучшает ни воздух, ни
внешний вид нашей квартиры.
Комнаты наши вечно были полны странных предметов,
связанных с химией или с какой-нибудь уголовщиной, и эти
реликвии постоянно оказывались в самых неожиданных местах,
например, в масленке, а то и в еще менее подходящем месте.
Однако больше всего мучили меня бумаги Холмса. Он терпеть не
мог уничтожать документы, особенно если они были связаны с
делами, в которых он когда-либо принимал участие, но вот
разобрать свои бумаги и привести их в порядок - на это у него
хватало мужества не чаще одного или двух раз в год. Где-то в
своих бессвязных записках я, кажется, уже говорил, что приливы
кипучей энергии, которые помогали Холмсу в замечательных
расследованиях, прославивших его имя, сменялись у него
периодами безразличия, полного упадка сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173