Под вечер к нам пришел инспектор Стэнли Хопкинс. Дела у
него шли не очень хорошо.
- Вы ясновидящий, мистер Холмс. Право, я иногда думаю,
что вы наделены сверхъестественными способностями. В самом
деле, каким чудом вы могли узнать, что украденное столовое
серебро на дне пруда?
- А я этого не знал.
- Но вы посоветовали мне осмотреть пруд.
- И вы нашли серебро?
- Нашел.
- Очень рад, что помог вам.
- Но вы не помогли мне! Вы только осложнили дело. Что это
за взломщики, которые крадут серебро, а затем бросают его в
ближайший пруд?
- Что и говорить, довольно странные взломщики. Я исходил
из той мысли, что если серебро похитили люди, которые взяли его
для отвода глаз, то они, конечно, постараются как можно скорее
избавиться от него.
- Но как вам могла прийти в голову эта мысль?
- Я просто допустил такую возможность. Когда грабители
вышли из дома, у них перед носом оказался пруд с этой
соблазнительной прорубью во льду. Можно ли придумать лучшее
место, чтобы спрятать серебро?
- Именно спрятать! В этом все дело! - воскликнул
Хопкинс. - Да, да, теперь мне все ясно! В полночь на дорогах
еще людно. Преступники побоялись, что их увидят с серебром, и
бросили добычу в пруд, чтобы вернуться за ней, когда их никто
не увидит. Блестяще, мистер Холмс! Это лучше, чем ваша идея
похищения серебра для отвода глаз.
- Пожалуй, вы правы. Отличная версия. Мои рассуждения,
конечно, абсурдны. Но вы должны признать, что именно они
помогли обнаружить похищенное серебро.
- Да, сэр, да. Это ваша заслуга. Но это еще не все. Меня
постигло горькое разочарование.
- Разочарование?
- Да, мистер Холмс. Сегодня утром в Нью-Йорке арестована
банда Рэндола.
- Это ужасно, Хопкинс. Ваша версия лопнула. Если их
арестовали в Нью-Йорке, они не могли минувшей ночью совершить
убийство в Кенте.
- Для меня это страшный удар, мистер Холмс. Правда, есть
еще банды из трех человек. А может, тут действовала шайка,
неизвестная полиции?
- Да, конечно, вполне возможно. Что же вы теперь
собираетесь делать?
- Буду продолжать поиски, мистер Холмс. Может, вы
подскажете мне что-нибудь?
- Я вам уже подсказал.
- Что именно?
- Помните, для отвода глаз?
- Но мотивы, мистер Холмс, мотивы?
- Да, это, конечно, самое главное. Я вам дал идею,
подумайте над ней. Возможно, она и приведет к чему-нибудь. Не
останетесь ли отобедать с нами? Нет? До свидания, Хопкинс.
Держите нас в курсе дела.
Только после обеда, когда со стола было убрано, Холмс
снова заговорил об убийстве в Эбби-Грейндж. Он закурил трубку и
протянул ноги в домашних туфлях поближе к веселому огоньку
камина. Потом вдруг взглянул на часы.
- Жду событий, Уотсон.
- Когда?
- Сейчас, в ближайшие минуты. Держу пари, вы считаете,
что я нехорошо поступил со Стэнли Хопкинсом.
- Я верю вашему здравому смыслу. Холмс.
- Очень любезно с вашей стороны, Уотсон. Вы вот как
должны смотреть на это: я лицо неофициальное; Хопкинс - лицо
официальное. Я имею право действовать по личному усмотрению, он
- нет. Он должен давать ход всему, что знает, иначе он изменит
служебному долгу. В сомнительном случае я не могу ставить его в
такое трудное положение. Поэтому подождем, пока дело
прояснится.
- А когда оно прояснится?
- Очень скоро. Сейчас вы увидите последнее действие этой
маленькой, но поистине замечательной драмы.
На лестнице послышались быстрые шаги, дверь нашей комнаты
распахнулась, и мы увидели перед собой молодого моряка,
поразившего нас своей мужественной красотой.
Вошедший был очень высокий молодой человек, голубоглазый,
с усами золотистого цвета, с кожей, опаленной тропическим
солнцем; его легкая, пружинящая походка говорила о том, что он
так же быстр, как и силен.
Он закрыл за собой дверь и остановился, стиснув кулаки и
тяжело дыша от волнения.
- Садитесь, капитан Кроукер. Вы получили мою телеграмму?
Наш гость сел в кресло и вопросительно посмотрел сначала
на Холмса, потом на меня.
- Я получил вашу телеграмму и пришел точно в назначенный
час. Я знаю, вы были у нас в конторе. И я вижу - мне деваться
некуда, я готов услышать самое худшее. Что вы собираетесь
предпринять? Арестовать меня? Говорите, сударь! Нечего играть
со мной в кошки-мышки!
- Предложите капитану сигару, Уотсон, - сказал Холмс. -
Закуривайте, капитан Кроукер, и не нервничайте. Можете не
сомневаться, мы бы не сидели здесь с вами и не курили бы
сигары, если бы я считал вас обыкновенным преступником. Будете
со мной откровенны, я, возможно, помогу вам. Нет - пеняйте на
себя.
- Что вы хотите от меня узнать?
- Расскажите нам, ничего не утаивая, что произошло этой
ночью в Эбби-Грейндж. Ничего не утаивая, заметьте, и ничего не
скрывая. Я знаю уже так много, что если вы хоть на дюйм
уклонитесь от истины, я свистну из моего окна в этот
полицейский свисток, и дело из моих рук уйдет в руки полиции.
Моряк на минуту задумался. Потом хлопнул себя по колену
своей большой загорелой рукой.
- Рискну! - воскликнул он. - Не сомневаюсь, что вы
человек слова и джентльмен, и я расскажу вам все. Но сперва два
слова о самом важном. Что касается меня, то я ни о чем не жалею
и ничего не боюсь. Доведись мне начать сначала, я бы сделал то
же и гордился этим. Будь он проклят, этот зверь! Имей он десять
жизней, он всеми десятью заплатил бы за свои бесчинства! Но
Мэри, Мэри Фрейзер - я не могу назвать ее тем дьявольским
именем... Когда я думаю, что навлек на нее беду - а ведь я
готов жизнь отдать за одну ее улыбку, - душа моя начинает
дрожать от страха. Но что мне оставалось делать? Вы сейчас все
узнаете и тогда скажете, можно ли было поступить на моем месте
иначе.
Мне придется вернуться немного назад. Вы, как видно,
знаете все. И вы знаете, конечно, что мы познакомились с Мэри
на пароходе "Рок оф Гибралтар", где я был старшим помощником во
время ее путешествия в Англию. С первого взгляда она стала для
меня единственной женщиной на свете. С каждым днем я любил ее
все сильнее и сильнее. Сколько раз во время ночной вахты я
опускался на колени и в темноте целовал палубу корабля, потому
что по ней ступали ее милые ножки. Она не обещала мне стать
моей женой, не обманывала меня. Я ни на что не могу
пожаловаться. Я любил ее, а она питала ко мне только дружеские
чувства. Когда мы рассталось, она была свободной женщиной. Я же
потерял свою свободу навсегда.
Когда я вернулся из плавания в следующий раз, я узнал, что
она вышла замуж. В самом деле, почему ей было не выйти замуж,
если она встретила человека, который понравился ей? Титул и
деньги - кому они подойдут больше, чем ей? Она рождена для
всего изящного и прекрасного. Меня не обидело это замужество. Я
не эгоист. Я даже радовался ее счастью. Я говорил себе: хорошо,
что она не связала своей судьбы с нищим моряком. Как я любил
Мэри Фрейзер! Я уже не думал, что увижу ее еще раз. В последнее
плавание я получил повышение, но мое новое судно еще не было
спущено на воду, и мне пришлось ждать месяца два. Жил я у своих
в Сайденхэме. Однажды, гуляя по проселку, я встретил Терезу
Райт, ее старую горничную. Она рассказала мне о ней, о нем, об
их жизни. Услыхав рассказ Терезы, я чуть рассудка не лишился.
Как он смел, пьяное чудовище, поднять на нее руку! Да он
недостоин лизать ей подошвы! Я встретился с Терезой еще раз. А
потом мы встретились с Мэри. Мы виделись с ней два раза. Больше
она не захотела меня видеть. На днях я узнал, что через неделю
выхожу в море. И я решил во что бы то ни стало повидать Мэри
еще раз. Тереза всегда была мне другом, потому что любила Мэри
и ненавидела этого негодяя почти так же, как я. От нее я и
узнал привычки обитателей этого дома. Мэри обычно засиживалась
с какой-нибудь книжкой в своей маленькой: гостиной на первом
этаже. Я пробрался ночью к ее окну и стал осторожно царапать
стекло. Она не хотела мне открывать, но я знал, что она
полюбила меня и не захочет, чтобы я мерз под окном. Она шепнула
мне, чтобы я подошел к двери в столовую. Дверь была открыта, и
я вошел в дом. Я опять услыхал из ее уст такие вещи, от которых
во мне закипела кровь. Этот дикий зверь безжалостно мучил и
терзал женщину, которую я любил больше жизни. Мы стояли с ней в
столовой у самой двери и - небо свидетель - вели самый
невинный разговор, когда он, как безумный, ворвался в комнату,
гнусно обругал ее и ударил по лицу палкой. Тогда я схватил из
камина кочергу. Бой был честный. Видите, у меня на руке след
его первого удара. Мой удар был вторым. Я расплющил его голову,
как гнилую тыкву. Вы думаете, джентльмены, что я жалею об этом?
Ничуть. На карту были поставлены две жизни: его и моя, вернее,
его и ее. Потому что, останься он в живых, он бы убил ее. Разве
я не прав? А что бы сделали вы на моем месте?
Когда он ударил ее, она закричала. На крик прибежала
Тереза. Но с ним все уже было кончено. На буфете стояла бутылка
вина, я откупорил ее и влил несколько капель в рот Мэри, потому
что она была в беспамятстве. Я тоже выпил немного. Одна Тереза
сохраняла ледяное спокойствие. Весь дальнейший план действий
принадлежал в равной мере ей и мне. Мы решили инсценировать
нападение грабителей. Пока я лазил отрезать шнур от звонка,
Тереза несколько раз повторила Мэри наш план. Затем я привязал
ее крепко-накрепко к креслу, потер ножом конец шнура, чтобы
выглядело естественно и никто не удивлялся, как это вор мог
залезть так высоко. Оставалось только взять несколько
серебряных приборов, чтобы не было сомнений, что здесь были
грабители. Перед уходом я наказал им поднять тревогу не раньше
чем через четверть часа. Бросив в пруд серебро, я вернулся в
Сайденхэм, первый раз в жизни чувствуя себя настоящим
преступником. Все, что я рассказал вам, мистер Холмс, -
истинная правда, хотя бы мне пришлось поплатиться за нее
головой...
Некоторое время Холмс молча курил. Затем он встал,
прошелся по комнате из угла в угол, так же молча пожал нашему
гостю руку.
- Вот что, - сказал он затем. - Я знаю, что каждое ваше
слово - правда. Вы не рассказали мне почти ничего нового.
Только акробат или моряк мог дотянуться с карниза до шнура, и
только моряк мог завязать такие узлы, какими Мэри Фрейзер была
привязана к креслу. Но она только один раз в своей жизни
сталкивалась с моряками, когда ехала в Англию. Кроме того, этот
моряк принадлежал, бесспорно, к ее кругу, раз она так стойко
защищала его. Из этого следует, между прочим, что она полюбила
этого моряка. Так что мне не трудно было найти вас.
- Я думал, что полиция никогда не разгадает нашу
хитрость.
- Хопкинс и не разгадал ее. И не разгадает, сколько бы ни
бился. Теперь вот что, капитан Кроукер, дело это очень
серьезное, хотя я охотно признаю, что вы действовали под
давлением исключительных обстоятельств. Я не могу сказать,
превысили вы меру необходимой обороны или нет. Это решит
английский суд присяжных. Но если вы сумеете исчезнуть в
ближайшие двадцать четыре часа, обещаю вам, вы сделаете это
беспрепятственно.
- А потом вы поставите в известность полицию?
- Конечно.
Лицо моряка вспыхнуло от гнева.
- Как вы могли предложить мне это? Я знаю законы и
понимаю, что Мэри будет признана сообщницей. И вы думаете, я
позволю, чтобы она одна прошла через этот ад? Ну нет, сэр!
Пусть мне грозит самое худшее, я никуда не уеду. Прошу вас об
одном, подумайте, как спасти Мэри от суда.
Холмс еще раз протянул моряку руку.
- Не волнуйтесь, это я проверял вас. Ни одной фальшивой
ноты! Я беру на себя большую ответственность. Но я дал Хопкинсу
нить, и, если он не сумеет за нее ухватиться, не моя вина.
Знаете, что мы сейчас сделаем? Мы будем судить вас, как того
требует закон. Вы, капитан Кроукер, - подсудимый. Вы, Уотсон,
- английский суд присяжных, - я не знаю человека, который был
бы более достоин этой роли. Я судья. Итак, джентльмены, вы
слышали показания? Признаете ли вы подсудимого виновным?
- Невиновен, господин судья! - сказал я.
- Vox populi - vox dei1. Вы оправданы, капитан Кроукер.
И пока правосудие не найдет другого виновника, вы свободны.
Возвращайтесь через год к своей избраннице, и пусть ваша жизнь
докажет справедливость вынесенного сегодня приговора.
Перевод Л. Борового
Примечания
1 Глас народа - глас божий (лаг.).


Артур Конан-Дойль. Палец инженера
Из всех задач, какие приходилось решать моему другу
мистеру Шерлоку Холмсу, мною его вниманию было предложено лишь
две, а именно: случай, когда мистер Хэдерли лишился большого
пальца, и происшествие с обезумевшим полковником Уорбэртоном.
Последняя представляла собой обширное поле деятельности для
тонкого и самобытного наблюдателя, зато первая оказалась столь
своеобразной и столь драматичной по своим подробностям, что
скорее заслуживает изложения в моих записках, хотя и не
позволила моему приятелю применить те дедуктивные методы
мышления, благодаря которым он неоднократно добивался таких
примечательных результатов. Об этой истории, мне помнится, не
раз писали газеты, но, как и все подобные события, втиснутая в
газетный столбец, она казалась значительно менее увлекательной,
нежели тогда, когда ее рассказывал участник событий, и действие
как бы медленно развертывалось перед нашими глазами, и мы шаг
за шагом проникали в тайну и приближались к истине. В свое
время обстоятельства этого дела произвели на меня глубокое
впечатление, и прошедшие с тех пор два года ничуть не ослабили
этот эффект.
События, о которых я хочу рассказать, произошли летом 1889
года, вскоре после моей женитьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173