А третий-то батрак работал на засыпке, и все его считали глупым и мельницу
ему не прочили; да и сам-то он не думал, что она ему достаться может.
Вот и вышли они все трое на поиски, и когда пришли к первой деревне, то двое
старших сказали глупому Гансу: «Оставайся-ка ты здесь, все равно тебе ни в
жизнь не добыть ни одной клячи!»
Ганс, однако же, от них не отставал, и когда наступила ночь, подошли они втр
оем к пещере, в которой и легли спать. Те двое, что поумнее, дождались, пока Г
анс заснул, а затем встали и ушли, покинув Ганса одного, и думали, что очень
хитро поступили (а им еще придется за это поплатиться!)…
Когда солнце взошло и Ганс проснулся, он увидел, что лежит в глубокой пеще
ре; стал кругом оглядываться и воскликнул: «Господи, да где же это я?» Тут о
н поднялся, выкарабкался из пещеры, вышел в лес и подумал: «Один я здесь и п
окинут всеми! Как доберусь я теперь до своего коня?»
Между тем как он так шел и раздумывал, попалась ему навстречу маленькая п
естрая кошечка и сказала ему ласково: «Ганс, куда ты собрался?» Ц «Ах, отс
тань! Ведь ты мне ни в чем не можешь оказать помощи!» Ц «Я знаю, чего ты жела
ешь, Ц сказала кошечка, Ц ты хочешь сыскать красивого коня. Пойдем со мн
ою и будь ты мне в течение семи лет верным слугою; так я тебе такого коня до
стану, какого ты в жизни в глаза не видывал!»
«Предиковинная кошка, Ц подумал Ганс, Ц но я все же хочу посмотреть, пра
вду ли она говорит».
И вот она взяла его с собою в свей заколдованный замок, где вся прислуга у
нее состояла из кошечек; и все проворно и весело бегали по лестницам ввер
х и вниз.
Вечером, когда кошечка с Гансом за стол садились, три кошки должны были ут
ешать их музыкою: одна играла на контрабасе, другая на скрипке, третья в тр
убу трубила, преусердно раздувая щеки.
Чуть они кончали обедать, стол тотчас выносился, кошечка говорила: «Ну-ка
, Ганс, потанцуй со мной». Ц «Нет, Ц отвечал он, Ц с кошкой я никогда не та
нцевал и танцевать не стану». Ц «Ну, так уложите его спать», Ц говорила к
ошечка остальным кошкам.
Тогда одна светила ему свечей в его опочивальне, другая разувала его, тре
тья снимала с него чулки, четвертая задувала свечку, когда он был раздет.

Наутро они опять приходили и помогали ему выбраться из постели: одна над
евала ему чулки, другая подвязывала подвязки, третья приносила обувь, че
твертая умывала его и потом утирала ему лицо своим хвостиком. «Это она оч
ень ловко и мягко умеет делать», Ц говорил Ганс.
Но и он, в свою очередь, должен был служить кошечке и каждый день рубить др
ова; на это выдавался ему топор серебряный, клин, и пила Ц тоже серебряные
, и колотушка медная.
И вот он колол себе дрова для кошечки, жил у ней в доме, сладко ел и пил, но ни
с кем ни разу не виделся, кроме пестрой кошечки и ее свиты.
Однажды она сказала ему: «Ступай и выкоси мне мой лужок, да высуши мне трав
у».
И дала ему косу серебряную, и брусок золотой, но приказала все ей возврати
ть.
Ганс пошел и исполнил то, что ему было приказано; выкосив луг, он принес ко
су, брусок и сено обратно и спросил, не может ли она теперь ему выплатить з
аслуженное им вознаграждение. «Нет, Ц сказала кошечка, Ц прежде ты мне
должен еще одно дело сделать: вот тут и бревна на строение серебряные, и то
пор, и скрепы, и все необходимое тоже из серебра; построй мне из всего этог
о небольшой домик».
Ганс домик построил и сказал, что теперь он все выполнил, а лошади обещанн
ой все еще нет.
А между тем условные семь лет протекли словно полгода. Спросила его коше
чка, не хочет ли он выбрать из ее лошадей. «Хочу», Ц сказал Ганс. Тогда она
ему открыла домик, и, чуть только дверь отворилась, видит он Ц стоят там в
стойле двенадцать лошадей, статных да красивых таких, что на них сердце р
адовалось!
Потом она его накормила и напоила и сказала: «Ступай теперь домой; твоего
коня я тебе не дам с собою, а вот через три дня сама приеду и коня приведу».

Вот и собрался Ганс в дорогу, и она сама ему показала, как пройти на мельни
цу, но не дала ему даже и нового платья, и должен он был остаться в старом, за
штопанном полукафтане, а он за семь лет стал ему всюду и короток, и узок.
Когда он домой вернулся, то и другие два батрака тоже пришли на мельницу: о
ба привели коней с собою, да у одного-то конь был хром, а у другого Ц слеп.
«Ганс, а где же твоя-то лошадь?» Ц спросили его батраки. «Через три дня буд
ет здесь».
Те расхохотались и сказали: «Ну, да уж коли ты-то лошадь добудешь, так уж на
стоящая будет!»
Пошел Ганс в дом, но мельник сказал ему, чтобы он с ними не садился за стол
Ц такая-то у него одежонка рваная и лохмотная, что пришлось бы за него ст
ыдиться, если бы кто чужой вошел. Вот и вынесли они ему немного еды за двер
и, и когда вечером все спать пошли, то двое других не хотели ему и постели д
ать, и он, наконец, должен был забраться в гусиный загон и улечься на жестк
ой соломе.
Наутро, когда он проснулся, три дня-то уж и миновали; и вдруг подъехала пов
озка, запряженная шестериком коней, и все они так и блестели Ц посмотрет
ь любо!
А при повозке был и слуга, который вел в поводу седьмую лошадь для бедного
Ганса.
Из повозки же вышла красавица-королевна и вошла на мельницу, и эта короле
вна была та самая кошечка, у которой бедный Ганс семь лет прослужил.
Она спросила у мельника, где его младший батрак. Мельник отвечал ей: «Того
мы и пустить на мельницу не можем Ц он весь в лохмотьях; ну и валяется где-
то в гусином загоне».
Королевна приказала сейчас его позвать. Привели его, и он вынужден был ру
кой придерживать свой полукафтан, чтобы прикрыть прорехи на нем.
Тут слуга королевны развязал чемодан с богатым платьем, вымыл батрака и
приодел, и вышел он король-королем. Затем королевна захотела посмотреть
на тех лошадей, которые приведены были другими батраками: одна оказалась
хромой, другая Ц слепой.
Тут приказала она своему слуге привести седьмую лошадь; как увидел ее ме
льник, так и сказал, что такой лошади еще у него на дворе и не бывало.
«А эту лошадь я привела твоему младшему батраку», Ц сказала королевна. «
Ну, так ему отдаю и мельницу», Ц сказал мельник.
Но королевна подарила мельнику коня да оставила за ним и мельницу, а сама
взяла своего верного Ганса, посадила с собою в повозку да с ним и уехала.
Поехали они сперва к тому маленькому домику, который Ганс построил сереб
ряным плотничьим инструментом, а домик тот обратился в большой замок, и в
се в том замке серебряное да золотое; там они и свадьбу сыграли, и стал он б
огат, так богат, что на весь его век богатства хватило.
Вот людям добрым и наука: пусть не говорят, будто кто не умен, так уж ни на чт
о и не пригоден.

ДВА СТРАННИКА


Гора с горой не сходится, а человек с человеком, и до
брый, и злой, где-нибудь все же сойдутся. Вот так-то однажды на пути сошлись
портной с башмачником. Портной был небольшого роста, красивый малый и пр
итом всегда веселый и довольный. Он увидел издали башмачника, и так как он
по его котомке узнал уже, каким ремеслом тот занимается, то он ему в насмеш
ку и спел:

Эй, башмачник, не спи,
Швы все дратвой закрепи,
Все кругом смолой залей
И гвоздочки все забей.

Башмачник шутить не любил: намор
щил рожу, словно уксусу напился, и намеревался ухватить портного за шиво
рот. Но весельчак-портной стал смеяться, подал ему свою фляжку и сказал: «
Ведь это я шутя! Вот на-ка отхлебни, да и уйми свою желчь».
Башмачник, и точно, здорово отхлебнул из фляги, и по лицу его стало заметно
, что гроза рассеялась. Он возвратил флягу портному и сказал: «Я отхлебнул
из нее порядком; ну, да что об этом говорить? Пилось бы, пока пить хочется! А
не хочешь ли ты со мною вместе идти путем-дорогою?» Ц «И прекрасно, Ц отв
ечал портной, Ц если только ты не прочь идти со мною в большой город, где и
в работе не бывает недостатка». Ц «Вот именно туда-то я и направлялся! Ц
сказал башмачник. Ц Ведь в небольшом местечке и заработаешь немного; а в
деревнях люди охотнее босиком ходят, чем в сапогах».
И пошли они далее уже вместе. Досуга-то у них обоих было довольно, а покуса
ть-то им было почти нечего.
Придя в большой город, они всюду ходили и бродили, всюду свое ремесло пред
лагали, и портному везло не на шутку…
Он был такой свежий, да розовый, да веселый, что каждый охотно давал ему ра
боту; а посчастливится, так еще и от хозяйской дочки то здесь, то там поцел
уйчик перепадет.
Когда он сходился с башмачником, то в его узле было всегда больше добра. Уг
рюмый башмачник скроит, бывало, сердитую рожу, и сам про себя думает: «Чем
человек лукавее, тем и счастья ему больше!» Однако же портной начинал хох
отать, а то и запевал песенку, и все полученное делил с товарищем пополам.
А если шевелилась в его кармане пара геллеров, то он еще и угостит, бывало,
да по столу от радости стучит так, что вся посуда пляшет, Ц и это называло
сь у него: «Легко заработано, живо и спущено».
Пространствовав некоторое время, пришли они однажды к большому лесу, чер
ез который пролегала дорога к городу, где жил король. Но через лес вели две
тропинки Ц одна в семь дней пути, другая Ц всего в два. Однако же ни один и
з них не знал, которая из тропинок короче.
Оба странника наши уселись под дубом и стали совещаться, как они запасут
ся и на сколько дней возьмут с собой хлеба. Башмачник и сказал: «Надо на бо
льшее время рассчитывать Ц я возьму на всякий случай хлеба на семь дней
с собой». Ц «Что-о? Ц воскликнул портной. Ц Чтобы я стал на своей спине т
ащить запас хлеба на семь дней, словно вьючная скотина, так что и шеи повер
нуть нельзя будет! Нет, я на Бога надеюсь и ни о чем не стану заботиться! Вед
ь деньги у меня в кармане и зимой, и летом те же, а хлеб-то в жаркое время не т
олько засохнет, а еще и заплесневеет. И платье себе не шью с запасом… Как э
то может быть, чтобы мы не нашли настоящей дороги? Возьму себе запасу на дв
а дня Ц и вся недолга».
И вот каждый купил себе свой запас хлеба, и пустились оба в лес наудачу. В л
есу было тихо, как в церкви. Ни ветерок не веял, ни ручей не журчал, ни птички
не пели, и сквозь густолиственные ветви не проникал ни один солнечный лу
ч.
Башмачник не говорил ни слова; он так устал под тяжестью своего хлебного
запаса, что пот струями катился с его сумрачного и сердитого лица. А портн
ой был веселешенек, подпрыгивал, насвистывал или напевал песенку и думал
про себя: «И Бог на небе радуется, видя меня такого веселого».
Так шло дело два дня сряду, но когда на третий день лесу все не было конца, а
портной-то уж весь свой хлеб съел, то он невольно стал падать духом, однак
о все еще бодрился, возлагая надежду на Бога и на свое счастье. На третий д
ень он лег вечером под деревом голодный и на следующее утро голодным же и
поднялся. То же было и на четвертый день.
Когда башмачник садился на поваленное дерево, чтобы съесть свою порцию х
леба, портному Ц увы! Ц приходилось только смотреть на это со стороны. Е
сли он просил кусочек хлеба у товарища, тот только посмеивался и говорил:
«Ты был постоянно такой веселый, ну, так теперь попробуй, каково невеселы
м быть! Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела!» Ц одним словом, он б
ыл к нему безжалостен.
Но на пятое утро бедный портной не мог уж и на ноги подняться и от истощени
я с трудом мог произнести слово; щеки его побледнели, а глаза покраснели. Т
огда башмачник сказал ему: «Сегодня я тебе дам кусочек хлеба, но за это я т
ебе выколю правый глаз». Несчастный портной, которому очень жить хотелос
ь, не смог избежать этой жестокости: поплакал он еще раз обоими глазами и з
атем подставил их под острый нож бессердечного башмачника, который и вык
олол ему правый глаз.
Тут пришло на память портному то, что говаривала ему в детстве мать, когда
, бывало, он чем-нибудь полакомится в кладовой: «Ешь столько, сколько може
шь, а терпи столько, сколько должно».
Когда он съел свой столь дорого оплаченный кусок хлеба, он опять вскочил
на ноги, позабыл о своем несчастье и утешал себя хоть тем, что он одним-то г
лазом еще может хорошо видеть.
Но на шестой день пути голод сказался снова и защемил его сердце. Он почти
упал под дерево и на седьмое утро уже не мог от слабости подняться: он виде
л смерть у себя за плечами. Тут башмачник и сказал ему: «Я хочу из сострада
ния дать тебе и еще один кусок хлеба; но даром не дам, а выколю тебе еще и дру
гой глаз за это».
Тут только осознал портной все свое легкомыслие, стал просить милосердн
ого Бога о прощении и сказал башмачнику: «Делай, что ты должен делать, а я п
остараюсь все вынести; но помысли о том, что Господь Бог наш не сразу произ
носит свой суд на человеком: придет, пожалуй, и иной час, в который ты получ
ишь возмездие за злодеяние, не заслуженное мною. Я при удаче делился с тоб
ою всем, что у меня было. Мое ремесло все в том, чтобы стежок на стежок сажат
ь… Ведь если ты лишишь меня обоих глаз, то мне останется только одно Ц идт
и нищенствовать. Сжалься же надо мною и хотя бы не покидай меня в лесу».
Но башмачник, позабывший о Боге, вынув нож, выколол портному и левый глаз.
Затем он дал ему кусок хлеба, подал ему конец палки в руку и повел его всле
д за собою.
Когда солнце закатилось, они вышли из лесу; перед лесом на поляне стояла в
иселица. Туда-то и привел башмачник своего слепого спутника, покинул его
около виселицы и пошел своею дорогою. Измученный усталостью, болью и гол
одом, несчастный заснул и проспал всю ночь.
Чуть утро забрезжилось, он проснулся, но не знал, где он лежит. А на виселиц
е висели двое горемык, и у каждого на голове сидело по ворону. Вот и начал о
дин из висельников говорить другому: «Брат мой, спишь ты или нет?» Ц «Нет,
не сплю!» Ц отвечал ему другой висельник. «Так вот что я тебе скажу, Ц заг
оворил снова первый, Ц роса, которая нынешнею ночью падала на нас с висел
ицы, обладает особою способностью Ц она возвращает зрение каждому, кто
ею омоет глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103