А ночью увидел поваренок, как подплыла из реки канавкою утица и заговори
ла:

Король, что с тобою?
Спишь иль не спишь ты ночною порою?

И, не получив ответа, она продолжа
ла:

А что ж мои гости?

Тогда уж поваренок отвечал ей от
себя:

Спят, что на погосте.

И она спросила еще:

А что ж мой ребенок?

И тот отвечал:

Спит среди пеленок.

Тогда птица обернулась королево
ю, поднялась на верх замка, напоила своего ребенка, взбила ему постельку, п
рикрыла его потеплее и опять серой утицей уплыла через канавку в реку.
Так приходила она две ночи сряду, а в третью сказала поваренку: «Пойди и ск
ажи королю, чтобы он взял в руки меч свой и трижды взмахнул им надо мною, ко
гда я буду стоять на пороге».
Побежал поваренок и сказал королю, и тот пришел с мечом и трижды взмахнул
им над видением.
И по третьему взмаху его супруга стала перед ним живаживехонька и здоров
ехонька, как и прежде бывала.
Король был очень этим обрадован, однако же укрыл королеву в особой комна
те до того воскресного дня, в который должны были происходить крестины м
ладенца.
И когда младенца крестили, король сказал: «Какую кару следует назначить
тому человеку, который возьмет спящего из постели и бросит в воду?» Ц «Та
кого злодея, Ц отвечала мачеха, Ц лучше всего было бы посадить в бочку, у
саженную внутри гвоздями, и ту бочку скатить с горы в воду».
Король отвечал ей на это: «Ты произнесла свой собственный приговор!»
Он велел притащить такую бочку, засадил в нее старуху с ее дочкой и велел к
репко заколотить у бочки днище; и ту бочку скатили с горы Ц прямо в реку.

ТРИ ПРЯХИ

Жила-была на свете девица-ленивица и прясть не охо
тница, и как бы мать ее к тому ни принуждала, а заставить прясть не могла.
Наконец, и до того дело дошло, что мать однажды не вытерпела, рассердилась
и побила дочку, а та стала голосом плакать.
Как раз в это время ехала мимо королева, и когда услышала плач, приказала л
ошадей остановить, вошла в дом и спросила мать, за что она так бьет свою до
чь, что ее крики слышны даже на улице.
Матери совестно было обнаружить лень своей дочки и потому она сказала: «
Да вот никак ее от пряжи не отбить Ц все хочет прясть да прясть, а я-то бедн
а и не могу для нее постоянно иметь лен наготове».
Тогда королева отвечала: «Я более всего люблю прясть и более всего бываю
довольна, когда кругом меня шуршат колеса самопрялок: отпустите вашу доч
ь со мною в мой замок Ц там у меня льну довольно, может себе прясть, скольк
о душе угодно».
Мать была радешенька, и королева увезла ее дочку с собою. По приезде в замо
к королева повела девушку вверх и показала ей три комнаты, снизу доверху
полнешеньких чудеснейшего льна. «Вот перепряди мне весь этот лен, Ц ска
зала королева, Ц и когда перепрядешь, я тебя отдам замуж за моего старшег
о сына; не посмотрю я и на то, что ты бедна Ц твое неутомимое старание заме
нит тебе приданое».
Бедная девушка перепугалась: она не могла и подумать перепрясть такую си
лу льна, хотя бы она над ним и триста лет просидела, и работала бы с утра и до
вечера не покладая рук.
Оставшись одна, она стала плакать и так три дня просидела, пальцем не шеве
льнувши.
На третий день пришла королева и очень удивилась, увидевши, что еще ничег
о не напрядено; но девица извинялась тем, что она все очень скучала по дому
матери своей и потому не начала еще работать. Королева ее выслушала, но ух
одя от нее, сказала: «С завтрашнего дня ты должна начать работать».
Когда девица опять осталась одна, то уж решительно не знала, что ей делать
, и в горе подошла к окошку.
Вдруг видит, входят во двор три бабы: у одной нога широкая-преширокая и пр
иплюснутая, у другой нижняя губа такая большая, что на подбородок отвисл
а, а у третьей большой палец на руке огромный!
Они остановились перед окном, взглянули вверх и спросили девушку, о чем о
на горюет? Она стала жаловаться им на свою беду, и тогда те предложили ей с
вою помощь и сказали: «Если ты нас к себе на свадьбу пригласишь, нас не пос
тыдишься и назовешь своими тетушками да за стол с гостями посадишь, то мы
тебе твой лен напрядем и притом в самое короткое время». Ц «От души буду
вам рада, Ц отвечала девица, Ц входите же скорей и сейчас принимайтесь
за работу».
Тогда впустила она этих трех диковинных баб к себе и в первой комнате со л
ьном устроила им выемку, в которой они уселись и принялись прясть. Одна тя
нула нитку из кудели и вертела колесо, другая смачивала нить, третья скру
чивала нитку и постукивала пальцем о стол, и как ни стукнет, так и падает н
аземь известное количество пряжи, и притом самой тонкой.
От королевы она укрывала своих трех прях, и когда та приходила, указывала
ей только на груду пряжи, так что та не знала, как и расхвалить ее. Когда пер
вая комната опустела, принялись за вторую, а там и за третью Ц и ту скорех
онько опростали.
Затем три бабы-пряхи распрощались с девицей и сказали ей: «Не забудь толь
ко обещанного нам Ц в том твое счастье».
Когда девица показала королеве пустые комнаты и громадную кучу пряжи, та
стала готовить свадьбу, и жених заранее радовался, что жена у него будет т
акая искусная и старательная, и нахвалиться ею не мог. «У меня есть три тет
ки, Ц сказала девица королеве, Ц и я от них много добра видела, так я и не м
огу забыть о них в счастье; а потому позвольте их пригласить на свадьбу и п
осадить с нами за один стол». Королева и жених сказали: «Почему бы нам это
не дозволить?»
Когда торжество началось, три тетки вошли в залу, очень странно одетые, и н
евеста, обращаясь к ним, сказала: «Милости просим, милые тетушки!» Ц «Ах,
Ц сказал жених, Ц как это ты можешь дружить с такими уродами?»
Затем он подошел к одной из трех прях, с широкой ступней, и спросил: «Отчег
о это у вас ступня такая широкая?» Ц «От нажима, Ц отвечала она, Ц от наж
има».
Тогда жених подошел к другой пряхе и спросил: «Отчего у вас губа такая отв
ислая?» Ц «От смачивания, Ц сказала она, Ц от смачивания».
Тут обратился он к третьей: «Отчего у вас такой большущий палец?» Ц «От ск
ручивания нитки, Ц сказала она, Ц от скручивания нитки».
Королевич испугался и сказал себе: «Ну, уж моя-то красавица-жена и не прит
ронется к колесу самопрялки».
Так и избавилась она от необходимости прясть эту несносную льняную пряж
у!

ГЕНЗЕЛЬ И ГРЕТЕЛЬ


В большом лесу на опушке жил бедный дровосек со сво
ею женою и двумя детьми: мальчишку-то звали Гензель, а девчоночку Ц Грете
ль.
У бедняка было в семье и скудно и голодно; а с той поры, как наступила больш
ая дороговизна, у него и насущного хлеба иногда не бывало.
И вот однажды вечером лежал он в постели, раздумывая и ворочаясь с боку на
бок от забот, и сказал своей жене со вздохом: «Не знаю, право, как нам и быть!
Как будем мы детей питать, когда и самим-то есть нечего!» Ц «А знаешь ли чт
о, муженек, Ц отвечала жена, Ц завтра ранешенько выведем детей в самую ч
ащу леса; там разведем им огонек и каждому дадим еще по кусочку хлеба в зап
ас, а затем уйдем на работу и оставим их там одних. Они оттуда не найдут дор
оги домой, и мы от них избавимся». Ц «Нет, женушка, Ц сказал муж, Ц этого я
не сделаю. Невмоготу мне своих деток в лесу одних оставлять Ц еще, пожалу
й, придут дикие звери да и растерзают». Ц «Ох ты, дурак, дурак! Ц отвечала
она. Ц Так разве же лучше будет, как мы все четверо станем дохнуть с голод
а, и ты знай строгай доски для гробов».
И до тех пор его пилила, что он наконец согласился. «А все же жалко мне бедн
ых деток», Ц говорил он, даже и согласившись с женою.
А детки-то с голоду тоже заснуть не могли и слышали все, что мачеха говори
ла их отцу. Гретель плакала горькими слезами и говорила Гензелю: «Пропал
и наши головы!» Ц «Полно, Гретель, Ц сказал Гензель, Ц не печалься! Я как
нибудь ухитрюсь помочь беде».
И когда отец с мачехой уснули, он поднялся с постели, надел свое платьишко
, отворил дверку, да и выскользнул из дома.
Месяц светил ярко, и белые голыши, которых много валялось перед домом, бле
стели, словно монетки. Гензель наклонился и столько набрал их в карман св
оего платья, сколько влезть могло.
Потом вернулся домой и сказал сестре: «Успокойся и усни с Богом: он нас не
оставит». И улегся в свою постельку.
Чуть только стало светать, еще и солнце не всходило Ц пришла к детям маче
ха и стала их будить: «Ну, ну, подымайтесь, лентяи, пойдем в лес за дровами».

Затем она дала каждому по кусочку хлеба на обед и сказала: «Вот вам хлеб на
обед, только смотрите, прежде обеда его не съешьте, ведь уж больше-то вы ни
чего не получите».
Гретель взяла хлеб к себе под фартук, потому что у Гензеля карман был полн
ехонек камней. И вот они все вместе направились в лес.
Пройдя немного, Гензель приостановился и оглянулся на дом, и потом еще и е
ще раз.
Отец спросил его: «Гензель, что ты там зеваешь и отстаешь? Изволь-ка приба
вить шагу». Ц «Ах, батюшка, Ц сказал Гензель, Ц я все посматриваю на сво
ю белую кошечку: сидит она там на крыше, словно со мною прощается».
Мачеха сказала: «Дурень! Да это вовсе и не кошечка твоя, а белая труба блес
тит на солнце». А Гензель и не думал смотреть на кошечку, он все только пот
ихонечку выбрасывал на дорогу из своего кармана по камешку.
Когда они пришли в чащу леса, отец сказал: «Ну, собирайте, детки, валежник, а
я разведу вам огонек, чтобы вы не озябли».
Гензель и Гретель натаскали хворосту и навалили его гора-горой. Костер з
апалили, и когда огонь разгорелся, мачеха сказала: «Вот, прилягте к огоньк
у, детки, и отдохните; а мы пойдем в лес и нарубим дров. Когда мы закончим раб
оту, то вернемся к вам и возьмем с собою».
Гензель и Гретель сидели у огня, и когда наступил час обеда, они съели свои
кусочки хлеба. А так как им слышны были удары топора, то они и подумали, что
их отец гденибудь тут же, недалеко.
А постукивал-то вовсе не топор, а простой сук, который отец подвязал к сух
ому дереву: его ветром раскачивало и ударяло о дерево.
Сидели они, сидели, стали у них глаза слипаться от усталости, и они крепко
уснули.
Когда же они проснулись, кругом была темная ночь. Гретель стала плакать и
говорить: «Как мы из лесу выйдем?» Но Гензель ее утешал: «Погоди только нем
ножко, пока месяц взойдет, тогда уж мы найдем дорогу».
И точно, как поднялся на небе полный месяц, Гензель взял сестричку за руку
и пошел, отыскивая дорогу по голышам, которые блестели, как заново отчека
ненные монеты, и указывали им путь.
Всю ночь напролет шли они и на рассвете пришли-таки к отцовскому дому. Пос
тучались они в двери, и когда мачеха отперла и увидела, кто стучался, то ск
азала им: «Ах вы, дрянные детишки, что вы так долго заспались в лесу? Мы уж ду
мали, что вы и совсем не вернетесь».
А отец очень им обрадовался: его и так уж совесть мучила, что он их одних по
кинул в лесу.
Вскоре после того нужда опять наступила страшная, и дети услышали, как ма
чеха однажды ночью еще раз стала говорить отцу: «Мы опять все съели; в запа
се у нас всегонавсего полкаравая хлеба, а там уж и песне конец! Ребят надо
спровадить; мы их еще дальше в лес заведем, чтобы они уж никак не могли раз
ыскать дороги к дому. А то и нам пропадать вместе с ними придется».
Тяжело было на сердце у отца, и он подумал: «Лучше было бы, кабы ты и последн
ие крохи разделил со своими Детками». Но жена и слушать его не хотела, руга
ла его и высказывала ему всякие упреки.
«Назвался груздем, так и полезай в кузов!» Ц говорит пословица; так и он: у
ступил жене первый раз, должен был уступить и второй.
А дети не спали и к разговору прислушивались. Когда родители заснули, Ген
зель, как и в прошлый раз, поднялся с постели и хотел набрать голышей, но ма
чеха заперла Дверь на замок, и мальчик никак не мог выйти из дома. Но он все
же унимал сестричку и говорил ей: «Не плачь, Гретель, и спи спокойно. Бог на
м поможет».
Рано утром пришла мачеха и подняла детей с постели. Они получили по куску
хлеба Ц еще меньше того, который был им выдан прошлый раз.
По пути в лес Гензель искрошил свой кусок в кармане, часто приостанавлив
ался и бросал крошки на землю.
«Гензель, что ты все останавливаешься и оглядываешься, Ц сказал ему оте
ц, Ц ступай своей дорогой». Ц «Я оглядываюсь на своего голубка, который
сидит на крыше и прощается со мною», Ц отвечал Гензель. «Дурень! Ц сказа
ла ему мачеха. Ц Это вовсе не голубок твой: это труба белеет на солнце».
Но Гензель все же мало-помалу успел разбросать все крошки по дороге.
Мачеха еще дальше завела детей в лес, туда, где они отродясь не бывали.
Опять был разведен большой костер, и мачеха сказала им: «Посидите-ка здес
ь, и коли умаетесь, то можете и поспать немного: мы пойдем в лес дрова рубит
ь, а вечером, как кончим работу, зайдем за вами и возьмем вас с собою».
Когда наступил час обеда, Гретель поделилась своим куском хлеба с Гензел
ем, который свою порцию раскрошил по дороге.
Потом они уснули, и уж завечерело, а между тем никто не приходил за бедными
детками.
Проснулись они уже тогда, когда наступила темная ночь, и Гензель, утешая с
вою сестричку, говорил: «Погоди, Гретель, вот взойдет месяц, тогда мы все х
лебные крошечки увидим, которые я разбросал, по ним и отыщем дорогу домой
».
Но вот и месяц взошел, и собрались они в путь-дорогу, а не могли отыскать ни
одной крошки, потому что тысячи птиц, порхающих в лесу и в поле, давно уже т
е крошки поклевали.
Гензель сказал сестре: «Как-нибудь найдем дорогу», Ц но дороги не нашли.

Так шли они всю ночь и еще один день с утра до вечера и все же не могли выйти
из леса и были страшно голодны, потому что должны были питаться одними яг
одами, которые кое-где находили по дороге. И так как они притомились и от и
стомы уже еле на ногах держались, то легли они опять под деревом и заснули.

Настало третье утро с тех пор, как они покинули родительский дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103