Что касается значения научной деятельности братьев Гримм, то оно, конечн
о, не подлежит нашей оценке в этой краткой биографической заметке. Мы мож
ем здесь ограничиться только перечислением их важнейших трудов, достав
ивших им громкую славу европейских ученых, и указать на то различие, кото
рое существовало в деятельности Якоба и Вильгельма Гримм и до некоторой
степени характеризовало их личное отношение к науке.
Вначале, в период юношеских увлечений германскою стариною и народность
ю, братья Гримм, главным образом, посвящали свою деятельность собиранию,
объяснению и изданию в свет памятников народного творчества. В этот пери
од, к которому относятся и «Сказки», братья Гримм смотрели на труды свои, к
ак на общую собственность, и честь авторства делили пополам, всюду выста
вляя на их заглавных листах: «братья Гримм». Только с 1818 года их научная дея
тельность распадается надвое: Якоб Гримм исключительно предается фило
логическим исследованиям германских наречий и на этих исследованиях с
троит свои важнейшие труды Ц «Немецкую грамматику» (1819 г.), «Древности нем
ецкого права» (1828 г.) и «Немецкую мифологию» (1835 г.), Ц которые составили эпох
у не только в германской филологии, но и вообще в области сравнительного
языкознания. Вильгельм Гримм остался при более привлекавшем его изучен
ии отдельных памятников древненемецкой литературы и немало сделал для
их объяснения. С того времени, когда раздвоились пути научной деятельнос
ти ученых братьев, каждый из них уже стал подписывать свои труды полным с
воим именем.
Другой брат знаменитого филолога, Вильгельм Гримм, посвятил себя деятел
ьности более скромной, но не менее полезной и заслуживающей серьезного в
нимания. Он обратился к изучению отдельных поэтических произведений и н
ародных преданий вообще, стал собирать и приводить в порядок немецкие ге
роические саги, восстанавливать испорченные тексты рукописей, и тем сам
ым положил краеугольный камень в основу сравнительной истории литерат
уры, занимающейся исследованием развития и роста одного и того же поэтич
еского материала у различных народов. Вильгельм Гримм был в высшей степе
ни одарен способностью тонкого распознавания и расследования тех видо
изменений, которые происходят в одном и том же поэтическом мотиве при ег
о странствованиях от народа к народу. С этой именно стороны он был главны
м деятелем в создании сборника «Сказок» и в особенности того образцовог
о комментария к ним, который впоследствии явился в виде отдельного тома,
прилагавшегося к сборнику «Сказок», изданных братьями Гримм. В этом комм
ентарии к «Сказкам» Вильгельм Гримм дает богатый материал для сравнени
я немецких сказочных сюжетов со сказочной литературой французской, ита
льянской, испанской, английской, скандинавской, славянской и даже со ска
зочным запасом восточных литератур. Таким образом, Вильгельм Гримм, всю
жизнь трудясь рядом с братом и другом своим, великим филологом, приобрел
вполне заслуженную известность талантливого исследователя в области и
стории литературы.

КОРОЛЬ-ЛЯГУШОНОК, И
ЛИ ЖЕЛЕЗНЫЙ ГЕНРИХ

В старые годы, когда стоило лишь пожелать чегонибу
дь и желание исполнялось, жил-был на свете король; все дочери его были одн
а краше другой, а уж младшая королевна была так прекрасна, что даже само со
лнышко, так много видавшее всяких чудес, и то дивилось, озаряя ее личико.
Близ королевского замка был большой темный лес, а в том лесу под старой ли
пой вырыт был колодец. В жаркие дни заходила королевна в темный лес и сади
лась у прохладного колодца; а когда ей скучно становилось, брала она золо
той мячик, подбрасывала его и ловила: это была ее любимая забава.
Но вот случилось однажды, что подброшенный королевной золотой мяч попал
не в протянутые ручки ее, а пролетел мимо, ударился оземь и покатился прям
о в воду. Королевна следила за ним глазами, но, увы, мячик исчез в колодце. А
колодец был так глубок, так глубок, что и дна не было видно.
Стала тут королевна плакать, плакала-рыдала все громче да горестней и ни
как не могла утешиться.
Плачет она, заливается, как вдруг слышит чей-то голос: «Да что с тобой, коро
левна? От твоего плача и в камне жалость явится». Оглянулась она, чтобы узн
ать, откуда голос ей звучит, и увидела лягушонка, который высунул свою тол
стую уродливую голову из воды. «Ах, так это ты, старый водошлеп! Ц сказала
девушка. Ц Плачу я о своем золотом мячике, который в колодец упал». Ц «Ус
покойся, не плачь, Ц отвечал лягушонок, Ц я могу горю твоему помочь; но чт
о дашь ты мне, если я тебе игрушку достану?» Ц «Да все, что хочешь, милый ляг
ушонок, Ц отвечала королевна, Ц мои платья, жемчуг мой, каменья самоцве
тные, а еще впридачу и корону золотую, которую ношу».
И отвечал лягушонок: «Не нужно мне ни платьев твоих, ни жемчуга, ни камней
самоцветных, ни твоей короны золотой; а вот если бы ты меня полюбила и стал
бы я везде тебе сопутствовать, разделять твои игры, за твоим столиком сид
еть с тобой рядом, кушать из твоей золотой тарелочки, пить из твоей стопоч
ки, спать в твоей постельке: если ты мне все это обещаешь, я готов спустить
ся в колодец и достать тебе оттуда золотой мячик». Ц «Да, да, Ц отвечала к
оролевна, Ц обещаю тебе все, чего хочешь, лишь бы ты мне только мячик мой в
оротил».
А сама подумала: «Пустое городит глупый лягушонок! Сидеть ему в воде с под
обными себе да квакать, где уж ему быть человеку товарищем».
Заручившись обещанием, лягушонок исчез в воде, опустился на дно, а через н
есколько мгновений опять выплыл, держа во рту мячик, и бросил его на траву
. Затрепетала от радости королевна, увидев снова свою прелестную игрушку
, подняла ее и убежала вприпрыжку. «Постой, постой! Ц закричал лягушонок.
Ц Возьми ж меня с собой. Я не могу так бегать, как ты».
Куда там! Напрасно ей вслед во вею глотку квакал лягушонок: не слушала бег
лянка, поспешила домой и скоро забыла о бедном лягушонке, которому пришл
ось не солоно хлебавши опять лезть в свой колодец.
На следующий день, когда королевна с королем и всеми придворными села за
стол и стала кушать со своего золотого блюдца, вдруг Ц шлеп, шлеп, шлеп, шл
еп! Ц кто-то зашлепал по мраморным ступеням лестницы и, добравшись довер
ху, стал стучаться в дверь; «Королевна, младшая королевна, отвори мне!»
Она вскочила посмотреть, кто бы там такой мог стучаться, и, отворив дверь,
увидела лягушонка. Быстро хлопнула дверью королевна, опять села за стол,
и страшнострашно ей стало.
Увидел король, что сердечко ее шибко бьется, и сказал: «Дитятко мое, чего т
ы боишься? Уж не великан ли какой стоит за дверью и хочет похитить тебя?»
Ц «Ах, нет! Ц отвечала она. Ц Не великан, а мерзкий лягушонок!» Ц «Чего ж
е ему нужно от тебя?» Ц «Ах, дорогой отец! Когда я в лесу вчера сидела у коло
дца и играла; упал мои золотой мячик в воду; а так как я очень горько плакал
а, лягушонок мне достал его оттуда; и когда он стал настойчиво требовать, ч
тобы нам быть отныне неразлучными, я обещала; но ведь никогда я не думала,
что он может из воды выйти. А вот он теперь тут за дверью и хочет войти сюда
».
Лягушонок постучал вторично и голос подал:

Королевна, королевна!
Что же ты не отворяешь?!
Иль забыла обещанья
У прохладных вод колодца?
Королевна, королевна,
Что же ты не отворяешь?

Тогда сказал король: «Что ты обещ
ала, то и должна исполнить; ступай и отвори!»
Она пошла и отворила дверь.
Лягушонок вскочил в комнату и, следуя по пятам за королевной, доскакал до
самого ее стула, сел подле и крикнул: «Подними меня!» Королевна все медлил
а, пока наконец король не приказал ей это исполнить. Едва лягушонка на сту
л посадили, он уж на стол запросился; посадили на стол, а ему все мало: «Прид
винь-ка, Ц говорит, Ц свое блюдце золотое поближе ко мне, чтоб мы вместе
покушали!»
Что делать?! И это исполнила королевна, хотя и с явной неохотой. Лягушонок
уплетал кушанья за обе щеки, а молодой хозяйке кусок в горло не лез.
Наконец гость сказал: «Накушался я, да и притомился. Отнеси ж меня в свою к
омнатку да приготовь свою постельку пуховую, и ляжем-ка мы с тобою спать»
. Расплакалась королевна, и страшно ей стало холодного лягушонка: и дотро
нуться-то до него боязно, а тут он еще на королевниной мягкой, чистой пост
ельке почивать будет!
Но король разгневался и сказал: «Кто тебе в беде помог, того тебе потом пре
зирать не годится».
Взяла она лягушонка двумя пальцами, понесла к себе наверх и ткнула в угол.

Но когда она улеглась в постельке, подполз лягушонок и говорит: «Я устал, я
хочу спать точно так же, как и ты: подними меня к себе или я отцу твоему пожа
луюсь!» Ну, уж тут королевна рассердилась до чрезвычайности, схватила ег
о и бросила, что было мочи, об стену. «Чай теперь уж ты успокоишься, мерзкая
лягушка!»
Упавши наземь, обернулся лягушонок статным королевичем с прекрасными л
асковыми глазами. И стал он по воле короля милым товарищем и супругом кор
олевны. Тут рассказал он ей, что злая ведьма чарами оборотила его в лягушк
у, что никто на свете, кроме королевны, не в силах был его из колодца вызвол
ить и что завтра же они вместе поедут в его королевство.
Тут они заснули, а на другое утро, когда их солнце пробудило, подъехала к к
рыльцу карета восьмериком: лошади белые, с белыми страусовыми перьями на
головах, сбруя вся из золотых цепей, а на запятках стоял слуга молодого ко
роля, его верный Генрих.
Когда повелитель его был превращен в лягушонка, верный Генрих так опечал
ился, что велел сделать три железных обруча и заковал в них свое сердце, чт
обы оно не разорвалось на части от боли да кручины.
Карета должна была отвезти молодого короля в родное королевство; верный
Генрих посадил в нее молодых, стал опять на запятки и был рад-радешенек из
бавлению своего господина от чар.
Проехали они часть дороги, как вдруг слышит королевич позади себя какой-
то треск, словно что-нибудь обломилось. Обернулся он и закричал:

Ц Что там хрустнуло, Генрих?
Неужто карета?
Ц Нет! Цела она, мой повелитель… А это
Лопнул обруч железный на сердце моем:
Исстрадалось оно, повелитель, о том,
Что в колодце холодном ты был заключен
И лягушкой остаться навек обречен.

И еще, и еще раз хрустнуло что-то в
о время пути, и королевич в эти оба раза тоже думал, что ломается карета; но
то лопались обручи на сердце верного Генриха, потому что господин его бы
л теперь освобожден от чар и счастлив.

ДРУЖБА КОШКИ И МЫШКИ


Кошка познакомилась с мышкой и столько пела ей про
свою великую любовь и дружбу, что мышка наконец согласилась поселиться с
нею в одном доме и завести общее хозяйство. «Да, вот к зиме нужно бы нам наг
отовить припасов, а не то голодать придется, Ц сказала кошка. Ц Ты, мышка
, не можешь ведь всюду ходить. Того гляди, кончишь тем, что в мышеловку угод
ишь».
Добрый совет был принят и про запас куплен горшочек жиру. Но не знали они,
куда его поставить, пока наконец после долгих рассуждений кошка не сказа
ла: «Я не знаю места для хранения лучше кирхи: оттуда никто не отважится ук
расть что бы то ни было; мы поставим горшочек под алтарем и примемся за нег
о не прежде, чем нам действительно понадобится».
Итак, горшочек поставили на хранение в верном месте; но немного времени п
рошло, как захотелось кошке отведать жирку, и говорит она мышке: «Вот что я
собиралась тебе сказать, мышка: звана я к сестре двоюродной на крестины; о
на родила сынка, белого с темными пятнами Ц так я кумой буду. Ты пусти мен
я сегодня в гости, а уж домашним хозяйством одна позаймись». Ц «Да, да, Ц
отвечала мышь, Ц ступай себе с Богом; а если что вкусное скушать доведетс
я, вспомни обо мне: я и сама бы не прочь выпить капельку сладкого красного
крестинного винца».
Все это были выдумки: у кошки не было никакой двоюродной сестры, и никто не
звал ее на крестины. Пошла она прямехонько в кирху, пробралась к горшочку
с жиром, стала лизать и слизала сверху жирную пленочку. Потом прогулялас
ь по городским крышам, осмотрелась кругом, а затем растянулась на солныш
ке, облизываясь каждый раз, когда вспоминала о горшочке с жиром.
Только ввечеру вернулась она домой. «Ну, вот ты и вернулась, Ц сказала мы
шь, Ц верно, весело денек провела». Ц «Да, недурно», Ц отвечала кошка. «А
как звали новорожденного?» Ц «Початочек», Ц коротко отвечала кошка. «П
очаточек?! Ц воскликнула мышь. Ц Вот так удивительно странное имя! Или о
но принято в вашем семействе?» Ц «Да о чем тут рассуждать? Ц сказала кош
ка. Ц Оно не хуже, чем Крошкокрад, как зовут твоих крестников».
Немного спустя опять одолело кошку желание полакомиться. Она сказала мы
шке: «Ты должна оказать мне услугу и еще раз одна позаботиться о хозяйств
е: я вторично приглашена на крестины и не могу отказать, так как у новорожд
енного отметина есть: белое кольцо вокруг шеи».
Добрая мышь согласилась, а кошка позади городской стены проскользнула в
кирху и съела с полгоршочка жиру. «Вот уж именно ничто так не вкусно, как т
о, что сама в свое удовольствие покушаешь», Ц сказала она, очень довольна
я своим поступком.
Когда она вернулась домой, мышь опять ее спрашивает: «Ну, а как этого детен
ыша нарекли?» Ц «Середочкой», Ц отвечала кошка. «Середочкой?! Да что ты р
ассказываешь?! Такого имени я отродясь не слыхивала и бьюсь об заклад, что
его и в святцах-то нет!»
А у кошки скоро опять слюнки потекли, полакомиться захотелось. «Бог люби
т троицу! Ц сказала она мышке. Ц Опять мне кумой быть приходится. Детены
ш весь черный как смоль и только одни лапки у него беленькие, а на всем тул
овище ни одного белого волоска не найдется. Это случается в два года раз: т
ы бы отпустила меня туда». Ц «Початочек, Середочка… Ц отвечала мышь. Ц
Это такие имена странные, что меня раздумье берет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103