опыт их предсказания.
Некогда философы работали над тем, чтобы в противовес сред-
невековой схоластике, применявшей аппарат логики для обоснова-
ния религиозных догматов, превратить этот аппарат в систему пред-
писаний, как открывать законы природы. Когда стало очевидно,
что подобный план невыполним, что возникновение новаторских
идей и, стало быть, прогресс науки обеспечивают какие-то другие
способности мышления, укрепилась версия, согласно которой эти
способности не имеют отношения к логике. Задачу последней ста-
ли усматривать не в том, чтобы обеспечить производство нового
знания, а в том, чтобы определить критерии научности для уже при-
обретенного. Логика открытия была отвергнута. На смену ей при-
шла логика обоснования, занятия которой стали главными для на-
правления, известного как "логический позитивизм". Линию этого
направления продолжил видный современный философ К. Поппер.
Одна из его главных книг называется "Логика научного откры-
тия". Название может ввести в заблуждение, если читатель ожидает
увидеть в этой книге правила для ума, ищущего новое знание. Сам
автор указывает, что не существует такой вещи, как логический ме-
тод получения новых идей или как логическая реконструкция этого
процесса, что каждое открытие содержит "иррациональный эле-
мент" или "творческую интуицию". Изобретение теории подобно
рождению музыкальной темы. В обоих случаях логический анализ
ничего объяснить не может. Применительно к теории его можно
использовать лишь с целью ее проверки - подтверждения или опро-
вержения. Но диагноз ставится в отношении готовой, уже выстро-
енной теоретической конструкции, о происхождении которой ло-
гика судить не берется. Это дело другой дисциплины - эмпириче-
ской психологии.
Размышляя о развитии сознания в мире, в космосе, во Вселен-
ной, В.И. Вернадский относил это понятие к категории тех же есте-
ственных сил, как жизнь и все другие силы, действующие на пла-
нете. Он рассчитывал, что путем обращения к историческим релик-
там в виде научных открытий, сделанных независимо разными людь-
ми в различных исторических условиях, удастся проверить, действи-
тельно ли интимная и личностная работа мысли конкретных инди-
видов совершается по независимым от этой индивидуальной мысли
объективным законом, которые, как и любые законы науки, отли-
чает повторяемость, регулярность. Вопрос о независимых открыти-
ях был поставлен через несколько десятилетий после Вернадского
в социологии науки. В работе Огборна и Томаса "Являются ли от-
крытия неизбежными: заметка о социальной эволюции" приводит-
ся около ста пятидесяти важных научных идей, выдвинутых неза-
иисимодруг от друга различными исследователями. Другой социо-.
лот - Роберт Мертон, подсчитав двести шестьдесят четыре таких
случая, отметил, что представление Огборна и Томаса о так называ-
"независимых открытиях" неоригинально, что сходная точка
зрения задолго до них выдвигалась рядом авторов, список которых
он приводит, поэтому их вывод о повторяемости инноваций отно-
сится к разряду "независимых открытий". В приводимом Мерто-
ном списке нет Вернадского, приложившего немало усилий, чтобы,
сопоставив научные результаты, добытые независимо друг от друга
учеными различных эпох и культур, обосновать свой тезис о зако-
нах развития науки, действующих, подобно другим естественным
законам, независимо от активности отдельных умов. Так, на каж-
дом шагу историк встречается с новаторскими идеями и изобрете-
ниями, которые были забыты, но впоследствии вновь созданы ни-
чего не знавшими о них умами в разных странах и культурах, что
исключает какую бы то ни было возможность заимствования. Изу-
чение подобного рода явлений заставляет нас "глубоко проникать в
изучение психологии научного искания, - писал Вернадский. - Оно
открывает нам как бы лабораторию научного мышления. Оказыва-
ется, что не случайно делается то или иное открытие, так, а не ина-
че строится какой-нибудь прибор или машина. Каждый прибор и
каждое обобщение являются закономерным созданием человеческо-
го разума". Если независимость рождения одних и тех же научных
идей в различных, не связанных между собой регионах и сообщест-
вах считалась Вернадским неоспоримым аргументом в пользу его
тезиса о том, что работа мысли совершается по объективным зако-
нам, которые производят свои эффекты с регулярностью, прису-
щей геологическим и биологическим процессам, то факты, неоспо-
римо говорящие о преждевременных открытиях (о лицах, как гово-
рил Вернадский, сделавших открытия до их настоящего признания
наукой), вводят в анализ природы научной мысли вслед за логиче-
ским (касающимся законов познания) два других параметра: лич-
ностный и социальный. Личностный - поскольку "преждевремен-
ность открытия" говорила о том, что оно являлось прозрением от-
дельной личности, прежде чем было ассимилировано сообществом.
Социальный - поскольку только в результате такой ассимиляции
оно становится "ферментом" эволюции ноосферы.
Исследовательский поиск относится к разряду явлений, обозна-
чаемых в психологии как "поведение, направленное на решение
проблемы". Одни психологи полагали, что решение достигается пу-
тем "проб, ошибок и случайного успеха", другие - мгновенной пе-
рестройкой "поля восприятия" (так называемый инсайт), третьи -
неожиданной догадкой в виде "ага-переживания" (нашедший ре-
шение восклицает: "Ага!"), четвертые - скрытой работой подсоз-
нания (особенно во сне), пятые - "боковым зрением" (способ-
ностью заметить важную реалию, ускользающую от тех, кто сосре-
доточен на предмете, обычно находящемся в центре всеобщего вни-
мания) и т. д.
Большую популярность приобретало представление об интуиции
как особом акте, излучаемом из недр психики субъекта. В пользу
этого воззрения говорили самоотчеты ученых, содержащие свиде-
тельства о неожиданных разрывах в рутинной связи идей, об озаре-
ниях, дарящих новое видение предмета (начиная от знаменитого
восклицания "Эврика!" Архимеда). Указывают ли, однако, подо-
бные психологические данные на генезис и организацию процесса
открытия?
Логический подход обладает важными преимуществами, коре-
нящимися во всеобщности его постулатов и выводов, в их открыто-
сти для рационального изучения и проверки. Психология же, не
имея по поводу протекания умственного процесса, ведущего к от-
крытию, надежных опорных пунктов, застряла на представлениях
об интуиции, или "озарении". Объяснительная сила этих представ-
лений ничтожна, поскольку никакой перспективы для причинного
объяснения открытия, а тем самым и фактов возникновения ново-
го знания они не намечают.
Если принять рисуемую психологией картину событий, которые
происходят в "поле" сознания или "тайниках" подсознания перед
тем, как ученый оповестит мир о своей гипотезе или концепции, то
возникает парадокс. Эта гипотеза или концепция может быть приня-
та только при ее соответствии канонам логики, то есть лишь в том
случае, если она выдержит испытание перед лицом строгих рацио-
нальных аргументов. Но "изготовленной" она оказывается средства-
ми, не имеющими отношения к логике: интуитивными "прозрения-
ми", "инсайтами", "ага-переживаниями" и т. п. Иначе говоря, раци-
ональное возникает как результат действия внерациональных сил.
Главное дело науки - открытие детерминант и законов. Но вы-
ходит, что ее люди вершат свое дело, не подчиняясь доступным ра-
циональному постижению законам. Такой вывод следует из анализа
рассмотренной нами ситуации, касающейся соотношения логики и
психологии, неудовлетворенность которой нарастает в силу не толь-
В популярной литературе описываются различные эпизоды, с которыми
предание связывает открытия. Эти эпизоды один американский автор объяс-
нил под формулой "три В". Имеются в виду начальные буквы английских слов:
bath" (ванна, из которой выскочил Архимед), "bus" (омнибус, на ступеньке ко-
ЇРЇ"о Пуанкаре неожиданно пришло в голову решение трудной математиче-
Ї задачи) и "bed" (постель, где физиологу Леви приснился опыт, доказываю-
щий химическую передачу нервного импульса).
ко общих философских соображений, но и острой потребности в
том, чтобы сделать более эффективным научный труд, ставший мас-
совой профессией.
Необходимо вскрыть глубинные предметно-логические структу-
ры научного мышления и способы их преобразования, ускользаю-
щие от формальной логики, которая не является ни предметной,
ни исторической. Вместе с тем природа научного открытия не об-
нажит своих тайн, если ограничиться его логическим аспектом,
оставляя без внимания два других - социальный и психологиче-
ский, которые в свою очередь должны быть переосмыслены в каче-
стве интегральных компонентов целостной системы.
Переход к объяснению науки как деятель-
общение - координата ности требует взглянуть на нее не только
науки как деятельности с точки зрения предметно-логического ха-
рактера ее когнитивных структур. Дело в
том, что они действуют в мышлении лишь тогда, когда "обслужива-
ют" проблемные ситуации, возникающие в научном сообществе. За-
рождение и смена идей как процесс, в динамике которого прослежи-
вается собственная историологическая закономерность, совершает-
ся не в сфере "чистой" мысли, а в социально-историческом "поле".
Его силовые линии определяют творчество каждого исследователя,
каким бы самобытным он ни являлся. Хорошо известно, что и сами
ученые, во всяком случае многие из них, связывали собственные до-
стижения с успехами других. Такой гений, как Ньютон, называл себя
карликом, видевшим дальше других потому, что он стоял на плечах
гигантов, в частности - и прежде всего - Декарта.
Декарт мог бы в свою очередь сослаться на Галилея, Галилей на
Кеплера и Коперника и т. д. Но подобные ссылки не раскрывают
социальной сущности научной деятельности. В них лишь подчер-
кивается момент преемственности в кумуляции знания благодаря
творчеству отдельных гениев. Они являют собой как бы отдельные
вершины, выступают как отдельные избранные личности высшего
ранга (обычно предполагается, что им присущ особый психологи-
ческий профиль), призванные передавать друг другу историческую
эстафету. Их выделяемость из общей социально-интеллектуальной
среды, в которой они сложились и вне которой не смогли бы при-
обрести репутацию гения, объясняется при подобном воззрении ис-
ключительно присущими им индивидуально-личностными качест-
вами. Ложна при таком понимании не сама по себе мысль о том,
что способности к научному творчеству распределены по индиви-
дам неравномерно. Ложно иное - представление о способностях,
как о чем-то не имеющем иных оснований, кроме замкнутой в себе
психической сферы личности. В качестве субъекта научной деятель-
ности личность приобретает характеристики, побуждающие ранжи-
ровать ее как выделяющуюся из общего массива лиц, занятых нау-
кой, благодаря тому, что в ней с наибольшей эффективностью скре-
щивается и концентрируется то, что рассеяно во всем сообществе
ученых. Откуда быть грозе, спрашивал А.А. Потебня, если в атмос-
фере не было бы электрических зарядов?
Говоря о социальной обусловленности жизни науки, следует раз-
личать несколько аспектов. Особенности общественного развития
в конкретную эпоху преломляются сквозь призму деятельности на-
учного сообщества (особого социума), имеющего свои нормы и эта-
лоны, В нем когнитивное неотделимо от коммуникативного, по-
знание - от общения. Когда речь идет не только о сходном осмыс-
лении терминов (без чего обмен идей невозможен), но об их преоб-
разовании (ибо именно оно совершается в научном исследовании
как форме творчества), общение выполняет особую функцию. Оно
становится креативным.
Общение ученых не исчерпывается простым обменом информа-
цией. Иллюстрируя важные преимущества обмена идеями по срав-
нению с обменом товарами, Бернард Шоу писал: "Если у вас ябло-
ко и у меня яблоко и мы обмениваемся ими, то остаемся при сво-
их - у каждого по яблоку. Но если у каждого из нас по одной идее
и мы передаем их друг другу, то ситуация меняется, каждый сразу
же становится богаче, а именно - обладателем двух идей".
Эта наглядная картина преимуществ интеллектуального обще-
ния не учитывает главной ценности общения в науке как творче-
ском процессе, в котором возникает "третье яблоко", когда при
столкновении идей происходит "вспышка гения". Процесс позна-
ния предполагает трансформацию значений.
Если общение выступает в качестве непременного фактора по-
знания, то информация, возникшая в научном общении, не может
интерпретироваться только как продукт усилий индивидуального
ума. Она порождается пересечением линий мысли, идущих из мно-
гих источников.
Говоря о производстве знания, мы до сих пор основной акцент
делали на его категориальных регуляторах. Такая абстракция по-
зволила выделить его предметно-логический (в отличие от формаль-
но-логического) аспект. Мы вели изложение безотносительно к вза-
имодействию, пересечению, дивергенции и синтезу категориальных
ориентаций различных исследователей.
Реальное же движение научного познания выступает в форме ди-
алогов, порой весьма напряженных, простирающихся во времени и
пространстве. Ведь исследователь задает вопросы не только приро-
де, но также другим ее испытателям, ища в их ответах информа-
цию (приемлемую или неприемлемую), без которой не может воз-
никнуть его собственное решение. Здесь необходимо подчеркнуть
важный момент. Не следует, как это обычно делается, ограничи-
ваться указанием на то, что значение термина (или высказывания)
само по себе "немо" и сообщает нечто существенное только в цело-
стном контексте всей теории. Такой вывод лишь частично верен,
ибо неявно предполагает, что теория представляет собой нечто от-
носительно замкнутое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96