Все эти события, придавшие импульс разработке новых исследо-
вательских программ, изменили в США идейный облик изучения пси-
хических феноменов.
Сосредоточенность на когнитивных процессах издревле была при-
суща любым попыткам осмыслить природу психики. В этом плане ког-
нитивистский подход определил направленность ее научного анали-
за до всякого когнитивизма. Как в России, так и в Западной Европе
сложились психологические школы, существенно обогатившие кате-
гориальный аппарат науки благодаря сосредоточенности на катего-
рии психического образа, его становлении, развитии, а также роли
Регулятора жизнедеятельности.
Именно образ - чувственный и умственный - служит средоточи-
ем когнитивной активности субъекта, репрезентирует в сфере его пси-
ики сферу объективного знания (в том числе явленного под именем
информация"). Обе взаимодействующие сферы - это реалии, каж-
из которых существует на собственных началах. Отъединять их
РУГ от друга столь же неправомерно, как отождествлять.
s
Различие между знанием и образом (вводящее в психологию в ка-
честве одной из ключевых психологическую проблему) приобрело
особый смысл благодаря появлению компьютеров. Закодировав зна-
ние, они тем самым разграничили термины, в которых оно описыва-
ется, и термины, обозначающие психическую реальность образа. Та-
кая демаркация и побудила тех, кто выступил под эгидой когнити-
визма, считать себя творцами новой парадигмы, сменившей преж-
нюю, бихевиористскую, изгнавшую из моделей поведения как образ,
так и - соответственно - репрезентируемое им знание. Но когнитив-
ные факторы, созидающие сознание субъекта, не являются фикцией
старой схоластической философии, как это некогда утверждал пер-
вый лидер бихевиоризма Дж. Уотсон.
Напротив, сознание, говоря словами И.П. Павлова, представляет
собой первую реальность, с которой сталкивается человеческий ум.
И, будучи реальностью, оно стало предметом изучения в большом
цикле психологических концепций, стремившихся воссоздать строе-
ние и функции сознания, связь его образных компонентов с другими
составляющими внутреннего мира субъекта и его вовлеченностью во
множество социокультурных систем отношений. Связь психическо-
го образа с репрезентируемым им и данным во внутренней форме зна-
ния объектом опосредована сигнально-знаковыми отношениями. По-
этому свойства, присущие информационным процессам, оказались в
зоне исследовательских интересов задолго до появления производя-
щих эти процессы машин (компьютеров).
Понятие о сигнале, возникшее в технике докибернетической эпо-
хи, Сеченов внедрил в психологию, соединив его с понятием о чув-
ствовании, которое в качестве сигнала несет информацию о внешней
среде (начиная от ее пространственно-временных координат, пости-
гаемых мышечным чувством). Стало быть, чувствование является эле-
ментом знания. Сходным элементом выступили такие сигналы, как
детерминанты условных рефлексов, которые И.П. Павлов, описывая
первую сигнальную систему, определил в качестве коррелятов ощу-
щения и восприятия, то есть чувственных продуктов, когнитивная
сущность которых самоочевидна. Применительно к человеческому
уровню психической активности Сеченов взамен сигналов поставил
символы, заключенные в материи языков, Павлов присоединил к пер-
вым сигналам вторые сигналы как носители обобщенных образов -
понятий, Выготский, начав с исследования знаков, всесветно про-
славился изучением эволюции значений словесных знаков в онто-
генезе.
Значение, имеющее свое независимое от индивидуального созна-
ния бытие, несет знание, которое укореняется в индивидуальном со-

знании в виде особой реалии, приобретающей категориальную ипо-
стась психического образа.
Притязания когнитивизма на революционный переворот в психо-
логии, который будто бы впервые превратит ее в точную объектив-
ную науку о внутренних "ментальных" процессах, устраненных из нее
бихевиоризмом, оказались столь же эфемерными, как и прежние дек-
ларации бихевиоризма.
Замысел, касающийся целостности картины поведения, интегри-
рующей на основе информационного подхода работу познавательной
системы человека, компьютера и головного мозга, также реализовать
не удалось.
Уроки, преподанные появлением и развитием неокогнитивизма
(именно так по справедливости следовало бы назвать модное амери-
канское направление, поскольку задолго до него закономерности те-
чения когнитивных процессов изучались во многих русских и запад-
ноевропейских психологических школах), вновь говорят о валидно-
сти принципа историзма в теоретико-психологическом анализе.
С одной стороны, когнитивизм был симптомом прогресса: возрос-
ли богатства психологического познания как в плане проблем, ждав-
ших обращения к ним, так и в плане его методических перспектив. С
другой стороны, его понятия могли успешно наращивать свой эври-
стический потенциал в пределах категориального строя психологи-
ческой науки, творимого ее историей.
Перед нами прошла серия возникавших на научном горизонте в
течение трех столетий различных теоретических воззрений на факто-
ры, от которых зависит приобретение живыми существами новых дей-
ствий, механизм которых не был изначально от природы встроен в их
организм. В дальнейшем эти действия вошли в разряд тех форм об-
щения организма со средой, которые объединил термин "поведение".
Теории опирались на наглядные факты наблюдений за поведением
животных, а затем и экспериментов над ним. Конечно, не в смене
живых объектов (будь то куропатка у Декарта, лягушка у Сеченова,
собака у Павлова, крыса у бихевиористов), а в смене теоретических
ПРИНЦИПОВ моделирования механизма их реакций прописана судьба
научных идей. Речь шла о причинном объяснении факторов, под дей-
ствием которых происходит изменение "амуниции" организма, впос-
ледствии названное научением. Во всех случаях теории соотносили
свои постулаты и понятия с реальным поведением и утверждались в
научном сообществе, когда им удавалось его убедить в том, что они
более достоверно трактуют показания опыта.
Возникает, однако, вопрос о причинах, порождающих сами эти те-
"РИИ и их эмпирическую "ткань".
Рождение и гибель теорий должны быть осмыслены теоретически.
Для этого необходимо выйти за пределы теории, заговорить о ней не
на языке изучаемого ею предмета (например, механизма условного
рефлекса или отношения "стимул-реакция"), а на совершенно дру-
гом языке, имеющем особое содержание, отличное от предметного.
Другой язык, о котором идет речь (назовем его условно категори-
альным), призван изложить данную теорию в терминах, проливаю-
щих свет на характер освоения проблемного поля науки посредством
объяснительных принципов и категориального аппарата мысли.
Нельзя диагностировать роль конкретных ученых (школ, направле-
ний) в развитии познания, замкнувшись в кругу ими созданного. Ис-
тинная цена их наследства определяется не иначе как по отношению
к прошлому (степень новизны) и по отношению к будущему (способ-
ность их идей снабдить своей энергией грядущие прорывы в дебри
непознанного).
Уже это говорит, что любой оценочный образ научных результатов
строится в системе исторических координат. Весомость этих резуль-
татов неравновелика. Она определяется объективным ходом эволю-
ции познания и наиболее значима на его поворотных пунктах. Об из-
менении предметного содержания науки мы узнаем с различной сте-
пенью достоверности из ее архива. В нем находим свидетельства о "де-.
лах и днях" ее людей, об их открытиях и заблуждениях, взрывах твор-
чества и проблемах. Об этом оповещает летопись истории науки. ;
Когда эта летопись читается, исходя из задач тео- <
Исторический ретико-психологического анализа, внимание при-
вектор влекают записи, позволяющие воссоздать смен.
внутренних форм, по контуру которых структури-
руется великое множество конкретных событий науки (кактеорети-!
ческих, так и эмпирических). Именно поэтому из потока этих собы-
тий анализ извлекает те, что сопряжены с рождением и развитием этих j
форм, а также их переходами от одних к другим.
Теоретико-психологический анализ выделяет в "республике уче-,
ных" ее ключевые фигуры, имена которых обретают знаковый харак";
тер по отношению к инфраструктуре психологического познания. Та-
ковы в пунктирно меченной нами линии эволюции категории дей-i
ствия имена Декарта, Сеченова, Бехтерева, Павлова, Торндайка, Уот-.j
сона, Толмена, Халла, Бернштейна и др. ",
Каждый из них был человеком своей эпохи с ее социальными кол-j
лизиями, преломившимися также в направленности и содержании и<
теоретических воззрений. 1
Эти воззрения в свою очередь изменялись, отражая как процессы, 1
происходившие в обществе, так и динамику творческих исканий лич
цости. Но для теоретико-психологического анализа доминирующим
go всем многообразии факторов, влияющих на ситуацию в научном
сообществе, является тот исторический вектор, который представлен
в категориальной логике познания.
Так, если вновь вернуться к Декарту, который умозрительно пред-
ставил то, что в дальнейшем обрело прочную эмпирическую "плоть",
революционный характер его схемы определялся тем, что было опро-
вергнуто веками господствовавшее убеждение, согласно которому жи-
вое тело может двигаться и изменять характер своих движений в силу
того, что управляется душой. (Память об этом сохранил язык, в сло-
варе которого живое тело называется в отличие от неживого одушев-
ленным, то есть зависящим от души.)
Декартова схема устранила душу из поведения живых существ, за-
менив ее машинообразным телесным устройством. Это открыло но-
вую эпоху в познании жизнедеятельности.
Вопрос о том, какова миссия Декарта в истории научных представ-
лений о психике и ее нейромеханизмах, служит предметом непрекра-
щающихся дискуссий с тех пор, как Гексли в 1874 году указал, что "ряд
положений, составляющих основу и сущность современной физио-
логии нервной системы, был полностью выражен и проиллюстриро-
ван в трудах Декарта".
В список этих положений Гексли включил следующие: органом
ощущений, эмоций и мыслей является мозг, мышечная реакция по-
рождается процессами в примыкающем к мышце нерве; ощущение
обусловлено изменениями в нерве, связывающем орган чувства с моз-
гом; движения в сенсорных нервах отражаются на моторных, и это
возможно без участия воли (рефлекторный акт); вызванные посред-
ством сенсорного нерва движения в веществе мозга создают готов-
ность вновь производить такое же движение.
После выступления Гексли приоритет Декарта в разработке кар-
динальных психофизиологических проблем становится общепризнан-
ным.
Принцип "животного автоматизма" становится для естествоиспы-
тателей путеводной нитью. Вместе с тем указанный принцип из-за
недостатка конкретно-научных знаний был выражен в такой морфо-
Физиологической схеме, которая содержала немало умозрительного,
з то и просто фантастического. Девизом нового естествознания было
требование опытного изучения физических причин явлений. Вполне
понятно поэтому, что и Декартова схема принималась постольку, по-
Huxley Т.Н. On the hypothesis that animal are automata and its history. Fort-
"9htly Review, 1874, p. 566.
скопщ сулила стать руководством к экспериментальному исследо-
ваншнервно-мышечных функций.
Овнить же значимость открытия, как уже сказано, возможно,
лишиопоставив его с предшествующим уровнем знаний и с влияни-
ем няворчество новых поколений искателей истины. Не случайно
И1.П.]авлов распорядился поставить бюст Декарта у входа в один из
снюишнститутов. Он чтил историческую традицию, но и американ-
ские!<хевиористы ее чтили, устроив Павлову бурную овацию, когда
в 192)году он выступил с докладом в США на IX Международном
ггсихпогическом конгрессе. Между воззрениями Декарта, Павлова,
б1ихеаористов имелись принципиальные различия, но имелась так-
ж:е "вемен связующая нить".
С[1ди неотъемлемых предписаний кодекса науки значится "запрет
н а п<гор", ибо она является деятельностью по производству новых
31нанй1, стало быть, по замене одних другими. Поэтому любой теоре-
Т1ико1сихологический анализ продуктивен только тогда, когда неот-
с-тупиверен принципу историзма. Как говорил И. Лакатос, "теория
шауюбез истории пуста". Комментируя этот афоризм, следует еще
р<аз скатить внимание на то, что здесь речь идет о теории науки, а не
о> тефи предмета, изучаемого наукой. (В нашем случае таким пред-
М1етавыступает психическая реальность и ее многообразные фено-
мен lJ
Вютоке истории мысли менялись конкретные представления о
псияе. Но это нераздельно сопрягалось с изменением теоретиче-
с:когоаркаса этих представлений. "Стропилами" этого каркаса слу-
жат Пьяснительные принципы, категориальные устои, проблемные
"сет>, созданные зависимостью психики от природных и социокуль-
турш факторов. Этот каркас столь же исторически преобразуем, как
w епфедметное содержание.
Кщкас, о котором идет речь, может быть "просвечен" затем имид-
жем,1котором явилась миру конкретная научная теория, но только с
помтью специального "аппарата", скрытого за концептуально-эм-
пирвской конструкцией этой теории. Изучение этого "аппарата" и
его образований (представляющих, как мы знаем, совершенно
мну<реальность, чем предметная реальность, "схваченная" в поня-
1ГИЯ1НЗ которых строится теория) требует перехода мысли в особое
тгеормко-проблемное пространство, в особое временное измерение,
а ншно историческое. Здесь перед нами, если воспользоваться зна-
менным термином Ухтомского, столь успешно перенесенным Бах-
ТГИНВ1ИЗ науки об организме в науку о культуре, иной хронотоп.
Цйче говоря, иное объяснение системы отношений как внутри
сэргаизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96