30-е годы - утверждение механодетерминизма под
знаком "анатомического" начала; 40-е - сменивший его другой ва-
риант механодетерминизма (господство "молекулярного начала");
50-е - зарождение биодетерминизма, колыбелью которого стали уче-
ния Бернара и Дарвина; 60-е годы - ростки биопсихического де-
терминизма в исследованиях Гельмгольца и других нейрофизиоло-
гов. Отправляясь от этого уровня, Сеченов пришел к исследова-
тельской программе, открывшей перспективы изучения психиче-
ской регуляции поведения с позиций новой, более высокой формы
его детерминистского анализа.
Рассматривая динамику творчества Сеченова в контексте все-
мирно-исторического движения психологического познания, мож-
но уверенно утверждать, что его интеллектуальный онтогенез вос-
производил в известном отношении (в кратких и преобразованных
формах) филогенез научной мысли. Если перед нами не единичный
случай, а закон, то его можно было бы - по аналогии с биогенети-
ческим - назвать идеогенетическим.
В свое время Лейбницем, а затем Кантом было
Категориальная введено понятие об апперцепции (от лат. ad - к,
апперцепция perceptio - восприятие) для обозначения воздей-
ствия прежнего интеллектуального синтеза на
вновь познаваемое содержание. По Канту, трансцедентальная ап-
перцепция (от лат. transcedentis - выходящий за пределы) - это
формы и категории, которые служат предпосылками опыта, делают
его возможным. Он имел в виду общие формы и категории рассуд-
ка (субстанция, причинность и многое другое), но эти общие фор-
мы для него означали единство любого мыслящего субъекта, опре-
деляющее синтетическое единство его опыта. Применительно же к
данному контексту я выдвигаю тезис о функциях не любого субъек-
та, а субъекта научного познания, единство мышления которого об
исследуемом предмете обеспечивают специальные научные (а не
только философские) категории. Они, говоря языком Канта, апри-
орны (от лат. a priori - из предшествующего) в смысле предваряю-
щих опытное изучение объекта данным ученым, но их априорность
для него обеспечена историческим опытом.
Категориальный строй аппарата науки правит мыслью ее людей
объективно и изменяется независимо от индивидуальной судьбы.
Но он играет роль апперцепции в их психологическом восприятии
проблем и перспектив разработки, влияя на динамику теоретиче-
ских воззрений, на переосмысливание эмпирически данного, на по-
иски новых решений.
Радикальные различия в категориальной апперцепции привели
к конфронтации Павлова с американскими бихевиористами по по-
Подробнее об этом см.: Ярошевский М.Г. Сеченов и мировая психологиче-
ская мысль. М., 1981.
См.: Кант И. Соч. в 6-ти томах. Т. 3. М., 1964, с. 338.
воду условных рефлексов. У Выготского основные параметры его
категориальной апперцепции определил постулат об изначальной
зависимости сознания от культуры (ее знаковых систем), выступа-
ющих в роли "скульптора" психических функций в социальной си-
туации развития.
Понятие об этой ситуации оттесняло главную формулу науки о
поведении: "организм - среда" (биологический детерминизм), за-
меняя ее другой: "личность - общение - культура".
Конкретно-научное изучение поведения преломлялось отныне
сквозь категориальную апперцепцию, диктовавшую мыслить систе-
му отношений индивида с миром сквозь "кристаллическую решет-
ку" социокультурных детерминант.
С открытием механизма условных рефлексов И.П. Павлову, что-
бы успешно двигаться в новом направлении, требовалось изменить
прежний способ видения и интерпретации исследуемой реально-
сти, изучать ее сквозь "кристалл" преобразованных категориаль-
ных схем. Основой служила причинно-системная матрица биоло-
гического детерминизма (с ее категориями эволюции, адаптации,
гомеостаза и др.). Опираясь на эти инварианты, Павлов не ограни-
чивается ими, но вводит дополнительные, призванные причинно
объяснить динамику индивидуального поведения: сигнал, подкреп-
ление, временная связь и др. Они и образовали ту инт"плектуаль-
ную апперцепцию, сквозь "излучение" которой ему был отныне
зрим каждый лабораторный феномен. Они позволили проникнуть
в общий строй поведения, неизведанные тайны которого захваты-
вали мысль Павлова до конца его дней.
Категориальная апперцепция у А.А. Ухтомского формировалась
как эффект тех инноваций, которые были внесены в основные объ-
яснительные принципы и категории, образующие костяк науки о
поведении.
Здесь выделяется обогащение детерминизма, который, сохраня-
ясь как инварианта научного познания, приобрел новые характери-
стики. Важнейшая из них - саморегуляция, под которой разуме-
лось не спонтанное изменение поведения, безразличное к воздей-
ствиям внешней среды, но присущая организму активность, направ-
ленная на трансформацию этой среды.
"Доминанта, - по определению автора категории, - это времен-
но господствующий рефлекс". Но какова природа поведенческого
акта, обозначенного древним термином? Активность, регулируе-
мость интегральным образом мира, построение проектов действи-
тельности - эти признаки остаются неразличимыми, пока организм
трактуется как существо, приводимое в действие только под влия-
нием внешних толчков, мотивируемое только гомеостатической по-
требностью (например, пищевой), реагирующее только на одиноч-
ные раздражители и ориентирующееся во времени только в преде-
лах данного мгновения. На первый взгляд модель, отвергнутая
Ухтомским, походила на павловскую. Но он воспринимает учение
И.П. Павлова другими глазами. "Наиболее важная и радостная
мысль в учении дорогого И.П. Павлова заключается в том, что ра-
бота рефлекторного аппарата не есть топтание на месте, но посто-
янное преобразование с устремлением во времени вперед" Наряду
с категорией рефлекса в апперцепцию Ухтомского входили в общем
ансамбле и другие категории: торможение (которое трактовалось
как активный "скульптор действия", отсекающий все раздражите-
ли, препятствующие его построению), интегральный образ
[в противовес "ощущению" (кавычки Ухтомского. - М.Я.) как "по-
следнему элементу опыта"-], предвкушение и проектирование сре-
ды и др.
Здесь важнейшей инновацией явилось введение понятия об ис-
тории системы, притом трактуемой в плане развития, обусловлен-
ного экспансией организма по отношению к среде.
Среди категорий, введенных Ухтомским в аппарат науки о пове-
дении, особое место заняли категории человеческого лица (лично-
сти), которыми характеризовалось своеобразие доминант, отлича-
ющих поведение человека (а тем самым и его среду и его мотива-
цию) от других живых существ.
Поскольку весь смысл деятельности ученого за-
Внутренняя ключей в производстве нового знания, внимание
мотивация привлекает прежде всего ее познавательный ас-
пект. Дискуссии идут о логике развития мышле-
ния, роли интуиции, эвристик как интеллектуальных приемов
и стратегии решения новых задач и т. п. Между тем голос практи-
ки требует обратиться к мотивационным факторам научного твор-
чества.
См.: Павлов И.П. Ответ физиолога психологам. - Павлов И.П. Поли. собр.
соч. в 6-ти томах, 2-е изд. Т. 3. Кн. 2. М.-Л., 1951.
" Подробнее об этом см.: Ярошевский М.Г. Л. Выготский: в поисках новой
психологии. СПб., 1993.
Ухтомский А.А. Собр. соч. Т. 1. Л., 1950, с. 317.
Там же, с. 258.
" Там же, с. 194.
За этими факторами издавна признают приоритет сами творцы
науки. "Не особые интеллектуальные способности отличают иссле-
дователя от других людей... - подчеркивал Рамон-и-Кахаль, - а его
мотивация, которая объединяет два страсти: любовь к истине и жаж-
ду славы; именно они придают обычному рассудку то высокое на-
пряжение, которое ведет к открытию". Стало быть, мотивация, а не
интеллектуальная одаренность выступает как решающая личност-
ная переменная.
В психологии принято различать два вида мотивации - внеш-
нюю и внутреннюю. Применительно к занятиям наукой в отноше-
нии тех ученых, энергию которых поглощают ими самими выно-
шенные идеи, принято говорить как о внутренне мотивированных.
В случае же, если эта энергия подчинена иным целям и ценностям,
кроме добывания научной истины, о них говорят как о движимых
внешними мотивами.
Очевидно, что жажда славы относится ко второй категории мо-
тивов. Что же касается таких мотивов, как любовь к истине, пре-
данность собственной идее и т.п., то здесь с позиций исторической
психологии науки следует предостеречь от безоговорочной отнесен-
ности этих побудительных факторов к разряду внутренних моти-
вов. Сам субъект не является конечной причиной тех идей, кото-
рые начинают поглощать его мотивационную энергию. Появление
этих идей обусловлено внешними по отношению к личности объ-
ективными обстоятельствами, заданными проблемной ситуацией,
прочерченной логикой эволюции познания. Улавливая значимость
этой ситуации и прогнозируя возможность справиться с ней, субъ-
ект бросает свои мотивационные ресурсы на реализацию зародив-
шейся у него исследовательской программы.
Мотивационная сфера жизни человека науки, как и любого дру-
гого, имеет иерархизованную структуру со сложной динамикой пе-
рехода от "внешнего" к "внутреннему". Сами термины, быть мо-
жет, неудачны, поскольку всякий мотив исходит от личности, в от-
личие от стимула, который может быть и внешним по отношению
к ее устремлениям. Тем не менее, как подчеркивал один из первых
исследователей научного творчества А. Пуанкаре, ученому прихо-
дится непрерывно производить выбор в широком спектре обступа-
ющих его со всех сторон идей и возможных решений. Пуанкаре
объяснил этот выбор словом "интуиция". Это слово правомерно в
том смысле, что указывает на своеобразие мыслительных процес-
сов вне зоны формализуемого и осознаваемого. Но мотивация вы-
бора направления, принятие или отклонение гипотезы, образова-
ние барьера на пути к открытию и т. п. требуют такого же объектив-
ного подхода, как и другие факторы исследовательского труда уче-
ных, то есть с позиций пересечения в динамике этого труда его
когнитивной, социальной и психологических осей.
Внутренней мотивацией следует считать тот цикл побуждений
субъекта, который создается объективной, независимой от этого субъ-
екта логикой развития науки, переведенной на язык его собственной
исследовательской программы. В то же время, прослеживая мотива-
ционную "биографию" ученого, следует принимать во внимание важ-
ную роль для его будущего выбора внешних обстоятельств.
Как-то в руки молодого Ухтомского попала книга о молодом вра-
че, решившем для пользы науки произвести над собой последний
опыт - сделать себе харакири и детально описать свои ощущения.
Когда соседи, заподозрив неладное, выломали дверь и ворвались в
комнату, врач, указывая на свои записки, попросил передать их в
научное учреждение. "Яркое художественное описание страданий
сочеталось со светлым сознанием того, что своими страданиями
можно приоткрыть завесу над тайной смерти. Все это ошеломило
меня. Книга о враче-подвижнике сыграла значительную роль в опре-
делении моих интересов к физиологии", - вспоминал Ухтомский.
Мало кому известно, что И.П. Павлов, став военным медиком,
был (как и Сеченов) первоначально мотивирован на изучение пси-
хологии. Из его писем к невесте узнаем, что у него "были мечта-
ния" заняться объективным изучением психологии молодых людей.
С этой целью он завел "несколько знакомств с гимназистами, на-
чинающими студентами. Буду вести за их развитием протоколы и
таким образом воспроизведу себе "критический период" с его опас-
ностями и ошибками не на основе отрывочных воспоминаний, окра-
шенных временем, а объективно, как делают в физиологии".
Это писалось в годы, когда на Западе об объективном методе
изучения развития личности, да еще с целью открытия критиче-
ских периодов в этом развитии, никто не помышлял. Вскоре Пав-
лов отказался от своих "мечтаний". В объективной логике научного
познания, а тем самым и для внутренней мотивации, способной
подвигнуть на реализацию замысла, предпосылки еще не созрели.
Но "внешний мотив", связанный с замыслом приложения объек-
тивного метода (как в физиологии) к поведению, трансформиро-
вался через два десятилетия в программу особой "эксперименталь-
нои психологии" (именно под этим названием Павлов представил
первоначально перед мировой научной общественностью свое уче-
ние о высшей нервной деятельности).
Павлов И.П. Письма кневесте//Москва. № 10. 1952, с. 155.
Сам ученый часто не осознает мотивов, определивших его вы-
бор. Что побудило, например, И.П. Павлова, прославившегося изу-
чением главных пищеварительных желез, которое принесло ему Но-
белевскую премию, оставить эту области физиологии и заняться
проблемой поведения? Он сам связывал этот переход с испытан-
ным в юности влиянием сеченовских "Рефлексов головного моз-
га". Осознавал ли он, однако, мотивационную силу сеченовских
идей на рубеже XX столетия в те годы, когда в его научных интере-
сах и занятиях совершился крутой перелом, то есть когда он при-
ступал к разработке учения об условных рефлексах? Есть основа-
ния ответить на этот вопрос отрицательно.
Так, выступая в 1907 году в Обществе русских врачей на заседа-
нии, посвященном памяти Сеченова, Павлов указал в числе заслуг
последнего открытие центрального торможения и инертности
нервного процесса, но даже не упомянул о распространении прин-
ципа рефлекса на головной мозг и его психические функции.
А ведь к тому времени уже сложилась и широко применялась основ-
ная схема Павлова. Итак, исследование условных рефлексов шло
полным ходом, а у Павлова и мысли не было о том, что Сеченов дал
толчок этому новому направлению. Идеи "Рефлексов головного моз-
га" мотивировали деятельность Павлова, произвели коренной сдвиг
в его интересах, обусловили его переход в совершенно новую об-
ласть, но он сам в течение многих лет этого не осознавал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96