Это в свою очередь требует такого преобразова-
ния традиционных представлений о различных аспектах научного
творчества, которое позволит продвинуться в направлении искомо-
го синтеза.
Grmek M.D. A Plea for Freeing the Scientific Discoveries from Mith. In: On Sci-
entific Discovery. Ed by M.D. Grmek, Robert S. Cohen and J. Cimino. London, 1977.
Тщетны надежды на то, что удастся объяснить, как строится в
творческой лаборатории ученого новое знание, если решать эту за-
дачу, объединяя три издавна заданных традицией направления.
Ведь каждое из них "прорывало" собственную колею, шлифуя
свой аппарат понятий и методов. Притом на совершенно иных объ-
ектах, чем деятельность человека науки. Здесь изначально нужен
другой подход.
Социальное
измерение
Социальная атмосфера, в которой творит ученый,
имеет несколько слоев. Высший из них - это вза-
имосвязи науки и общества в различные истори-
ческие эпохи. Но и сама наука, как известно,
представляет собой особую подсистему в социокультурном разви-
тии человечества. Своеобразие этой подсистемы, в границах кото-
рой действуют люди науки, в свою очередь, стало предметом соци-
ологического изучения. Одним из лидеров этого направления вы-
ступил американский социолог Роберт Мертон, выделивший си-
стему норм, сплачивающих тех, кто занят исследовательским тру-
дом, в особое сообщество, отличное от других человеческих уста-
новлений. (Система была названа этосом науки.)
Объектом анализа оказался социологический "срез" науки. Од-
нако, тем самым, в новом свете выступила также и иерархия ценно-
стных ориентаций каждой конкретной личности и, соответственно,
мотивов ее действий, переживаний и других психологических де-
терминант творчества. Отношения между индивидом и обществом,
посылающим свои экономические, политические, идеологические
и другие запросы науке, выступили в качестве опосредованных осо-
бой социальной структурой - "республикой ученых", которой пра-
вят собственные, присущие только ей нормы. Одна из них требует
производить знание, непременно получившее бы признание в ка-
честве отличного от известного запаса представлений об объекте,
то есть меченное знаком новизны. Над ученым неизбывно тяготеет
"запрет на повтор".
Таково социальное предназначение его дела. Общественный ин-
терес сосредоточен на результате, в котором "погашено" все, что
его породило. Однако при высокой новизне этого результата инте-
рес способна вызвать личность творца и многое с ней сопряжен-
ное, хотя бы оно и не имело прямого отношения к его вкладу в
фонд знаний.
Об этом свидетельствует популярность биографических портре-
тов людей науки и даже их автобиографических записок, куда зане-
сены многие сведения об условиях и своеобразии научной деятель-
ности и ее психологических "отсветов".
Среди них выделяются мотивы, придающие исследовательскому
поиску особую энергию и сосредоточенность на решаемой задаче,
во имя которой "забываешь весь мир", а также такие психические
состояния, как вдохновение, озарение, "вспышка гения".
Открытие нового в природе вещей переживается личностью как
ценность, превосходящая любые другие. Отсюда и притязание на
авторство.
Быть может, первый уникальный прецедент связан с научным
открытием, которое легенда приписывает одному из древнегрече-
ских мудрецов Фалесу, предсказавшему солнечное затмение. Тира-
ну, пожелавшему вознаградить его за открытие, Фалес ответил: "Для
меня было бы достаточной наградой, если бы ты не стал приписы-
вать себе, когда станешь передавать другим то, чему от меня нау-
чился, а сказал бы, что автором этого открытия являюсь скорее я,
чем кто-либо другой".
Признание того, что научная истина была открыта его собствен-
ным умом и что память об авторстве должна дойти до других. Фа-
лес поставил выше любых материальных благ. Уже в этом древ-
нейшем эпизоде проявилась одна из коренных особенностей пси-
хологии человека науки. Она относится к тем аспектам поведения
личности, которые обозначаются термином "мотивация". В дан-
ном случае речь идет об исследовательском поведении.
Познание никому прежде неведомого оказывается для ученого выс-
шей ценностью и наградой, дающей наибольшее удовлетворение. Но
тут же выясняется, что это не только личное переживание успеха. Для
него значимо, чтобы о достигнутом им результате был оповещен со-
циальный мир, признав его приоритет, иначе говоря - превосходство
над другими, но не в экономике, политике, спорте, так сказать, делах
земных, а в особой сфере, в сфере интеллекта, духовных ценностей.
Велико преимущество этих ценностей в приобщении к тому, что
сохраняется безотносительно к индивидуальному существованию,
от которого открытая истина не зависит.
Тем самым личная мысль, ее познавшая, также метится знаком
вечности. В этом эпизоде проявляется своеобразие психологии уче-
ного. Споры о приоритете пронизывают всю историю науки.
Индивидуально-личностное и социально-духовное в психологии
Ученого навечно сопряжены. Так было в далекой древности. Так
обстоит дело и в современной науке. Споры о приоритете имеют
Различные аспекты. Но "случай Фалеса" открывает то лицо науки,
над которым не властно время.
Своеобразие этого "случая" в том, что он высвечивает в мотивах
тиорчества человека науки особый глубинный слой. В нем запечат-
лено притязание на личное бессмертие, достигаемое благодаря отме-
ченному его собственным именем вкладу в мир нетленных истин.
Этот древний эпизод иллюстрирует изначальную социальность
личностного "параметра" науки как системы деятельности. Он за-
трагивает вопрос о восприятии научного открытия в плане отноше-
ния к нему общественной среды - макросоциума.
Но исторический опыт свидетельствует, что социальность науки
как деятельности выступает не только при обращении к вопросу о
восприятии знания, но и к вопросу о его производстве. Если вновь
обратиться к древним временам, то фактор коллективности произ-
водства знаний уже тогда получил концентрированное выражение в
деятельности исследовательских групп, которые принято называть
школами.
Многие психологические проблемы, как мы увидим, открыва-
лись и разрабатывались именно в этих школах, ставших центрами
не только обучения, но и творчества. Научное творчество и обще-
ние нераздельны, менялся от одной эпохи к другой лишь тип их
интеграции. Однако во всех случаях общение выступало неотъем-
лемой координатой науки как формы деятельности.
Сократ не оставил не одной строчки, но он создал "мыслильню" -
школу совместного думания, культивируя искусство майевтики ("по-
вивального искусства") как процесс рождения в диалоге отчетливого
и ясного знания.
Мы не устаем удивляться богатству идей Аристотеля, забывая,
что им собрано и обобщено созданное многими исследователями,
работавшими по его программам. Иные формы связи познания и
общения утвердились в средневековье, когда доминировали пуб-
личные диспуты, шедшие по жесткому ритуалу (его отголоски зву-
чат в процедурах защиты диссертаций). Им на смену пришел не-
принужденный дружеский диалог междулюдьми науки в эпоху Воз-
рождения.
В новое время с революцией в естествознании возникают и пер-
вые неформальные объединения ученых, созданные в противовес
официальной университетской науке. Наконец, в XIX веке возни-
кает лаборатория как центр исследований и очаг научной школы.
"Сейсмографы" истории науки Новейшего времени фиксируют
"взрывы" научного творчества в небольших, крепко спаянных груп-
пах ученых. Энергией этих групп были рождены такие радикально
изменившие общий строй научного мышления направления, как
квантовая механика, молекулярная биология, кибернетика.
Ряд поворотных пунктов в прогрессе психологии определила де-
ятельность научных школ, лидерами которых являлись В. Вундт,
И.П. Павлов, 3. Фрейд, К. Левин, Ж. Пиаже, Л.С. Выготский и др.
Между самими лидерами и их последователями шли дискуссии, слу-
жившие катализаторами научного творчества, изменявшими облик
психологической науки. Они исполняли особую функцию в судьбах
науки как формы деятельности, представляя ее коммуникативное
"измерение".
Это, как и личностное "измерение", неотчленимо от предмета
общения - тех проблем, гипотез, теоретических схем и открытий,
по поводу которых оно возникает и разгорается.
Предмет науки, как уже отмечалось, строится посредством спе-
циальных интеллектуальных действий и операций. Они, как и нор-
мы общения, формируются исторически в тигле исследовательской
практики и подобно всем другим социальным нормам заданы объ-
ективно, индивидуальный субъект "присваивает" их, погружаясь в
эту практику. Все многообразие предметного содержания науки в
процессе деятельности определенным образом структурируется со-
ответственно правилам, которые являются инвариантными, обще-
значимыми по отношению к этому содержанию.
Эти правила принято считать обязательными для образования
понятий, перехода от одной мысли к другой, извлечения обобщаю-
щего вывода.
Наука, изучающая эти правила, формы и средства мысли, необ-
ходимые для ее эффективной работы, получила имя логики. Соот-
ветственно и тот параметр исследовательского труда, в котором
представлено рациональное знание, следовало бы назвать логиче-
ским (в отличие от личностно-психологического и социального).
Однако логика обнимает любые способы формализации порож-
дений умственной активности, на какие бы объекты она ни была
направлена и какими бы способами их ни конструировала. Приме-
нительно же к науке как деятельности ее логико-познавательный
аспект имеет свои особые характеристики. Они обусловлены при-
родой ее предмета, для построения которого необходимы свои ка-
тегории и объяснительные принципы.
Учитывая их исторический характер, обращаясь к науке с целью
бе анализа в качестве системы деятельности, назовем третью коор-
динату этой системы - наряду с социальной и личностной - пред-
метно-логической.
Термин "логика", как известно, многозначен.
Логика Но как бы ни расходились воззрения на логиче-
развития ские основания познания, под ними неизменно
науки имеются в виду всеобщие формы мышления в от-
личие от его содержательных характеристик.
Как писал Л.С. Выготский, "имеется известный органический
рост логической структуры (курсив мой. - М.Я.) знания. Внешние
факторы толкают психологию по пути ее развития и не могут не
отменить в ней ее вековую работу, ни перескочить на век вперед".
Говоря об "органическом росте", Выготский, конечно, имел в
виду не биологический, а исторический тип развития, однако по-
добный биологическому в том смысле, что развитие совершается
объективно, по собственным законам, когда "изменить последова-
тельность этапов нельзя".
Предметно-исторический подход к интеллектуальным структурам
представляет собой направление логического анализа, которое дол-
жно быть отграничено от других направлений также и терминологи-
чески. Условимся называть его логикой развития науки, понимая под
ней (как и в других логиках) и свойства познания сами по себе, и их
теоретическую реконструкцию, подобно тому, как под термином
"грамматика" подразумевается и строй языка, и учение о нем.
Основные блоки исследовательского аппарата психологии ме-
няли свой состав и строй с каждым переходом научной мысли на
новую ступень. В этих переходах и выступает логика развития по-
знания как закономерная смена его фаз. Оказавшись в русле одной
из них, исследовательский ум движется по присущему ей категори-
альному контуру с неотвратимостью, подобной выполнению пред-
писаний грамматики или логики. Это можно оценить как еще один
голос в пользу присвоения рассматриваемым здесь особенностям
научного поиска имени логики. На каждой стадии единственно ра-
циональными (логичными) признаются выводы, соответствующие
принятой детерминационной схеме. Для многих поколений до Де-
карта рациональными считались только те рассуждения о живом
теле, в которых полагалось, что оно является одушевленным, а для
многих поколений после Декарта - лишь те рассуждения об ум-
ственных операциях, в которых они выводились из свойств созна-
ния как незримого внутреннего агента (хотя бы и локализованного
в мозге).
Для тех, кто понимает под логикой только всеобщие характери-
стики мышления, имеющие силу для любых времен и предметов,
сказанное даст повод предположить, что здесь к компетенции ло-
гики опрометчиво отнесено содержание мышления, которое, в от-
личие от его форм, действительно меняется, притом не только в
масштабах эпох, но и на наших глазах. Это вынуждает напомнить,
что речь идет об особой логике, именно о логике развития науки,
которая не может быть иной, как предметно-исторической, а стало
быть, во-первых, содержательной, во-вторых, имеющей дело со сме-
няющими друг друга интеллектуальными "формациями". Такой под-
ход не означает смешения формальных аспектов с содержательны-
ми, но вынуждает с новых позиций трактовать проблему форм и
структур научного мышления. Они должны быть извлечены из со-
держания в качестве его инвариантов.
Ни одно из частных (содержательных) положений Декарта, касаю-
щихся деятельности мозга, не только не выдержало испытания време-
нем, но даже не было принято натуралистами его эпохи (ни представ-
ление о "животных духах" как частицах огнеподобного вещества, но-
сящегося по "нервным трубкам" и раздувающего мышцы, ни пред-
ставление о шишковидной железе как пункте, где "контачат" телесная
и бестелесная субстанции, ни другие соображения). Но основная де-
терминистская идея о машинообразности работы мозга стала на сто-
летия компасом для исследователей нервной системы. Считать ли эту
идею формой или содержанием научного мышления? Она формальна
в смысле инварианта, в смысле "ядерного" компонента множества ис-
следовательских программ, наполнявших ее разнообразным содержа-
нием от Декарта до Павлова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96