"страна вступила в период со-
циализма". Разве можно более злостно компрометировать социализм?" К. Ра-
дек, ныне видный публицист правящих советских кругов, парировал эти со-
ображения в немецкой либеральной газете "Берлинер Тагетблат" в специ-
альном выпуске, посвященном СССР (май 1932 г.) следующими достойными
увековечения словами: "Молоко есть продукт коровы, а не социализма, и
нужно поистине смешивать социализм с образом той страны, где текут млеч-
ные реки, чтобы не понять, что страна может подняться на высшую ступень
развития временно без того, чтобы при этом материальное положение народ-
ных масс значительно поднялось". Эти строки писались, когда в стране ца-
рил ужасающий голод.
Социализм есть строй планового производства во имя наилучшего удов-
летворения человеческих потребностей, - иначе он вообще не заслуживает
этого имени. Если коровы обобществлены, но их слишком мало, или они об-
ладают слишком тощим выменем, то из-за нехватающего молока начинаются
конфликты: между городом и деревней, между колхозами и индивидуальными
крестьянами, между разными слоями пролетариата, между всеми трудящимися
и бюрократией. Ведь именно обобществление коров вело к их массовому ист-
реблению крестьянами. Социальные конфликты, порождаемые нуждою, могут в
свою очередь привести к возрождению "всей старой дребедени". Таков был
смысл нашего ответа.
VII конгресс Коминтерна, в резолюции от 20 августа 1935 г., торжест-
венно удостоверил, что в итоге успехов национализованной промышленности,
осуществления коллективизации, вытеснения капиталистических элементов и
ликвидации кулачества, как класса, "достигнуты окончательная и беспово-
ротная победа социализма в СССР и всестороннее укрепление государства
диктатуры пролетариата". При всей своей категоричности свидетельство Ко-
минтерна насквозь противоречиво: если социализм "окончательно и беспово-
ротно" победил, не как принцип, а как живой общественный строй, то новое
"укрепление" диктатуры является очевидной бессмыслицей. И наоборот: если
укрепление диктатуры вызывается реальными потребностями режима, значит
до победы социализма еще не близко. Не только марксист, но всякий реа-
листически мыслящий политик должен понять, что самая необходимость "ук-
репления" диктатуры, т.е. государственного принуждения, свидетельствует
не о торжестве бесклассовой гармонии, а о нарастании новых социальных
антагонизмов. Что лежит в их основе? Недостаток средств существования,
как результат низкой производительности труда.
Ленин охарактеризовал однажды социализм словами: "советская власть
плюс электрификация". Это эпиграмматическое определение, односторонность
которого вызывалась пропагандистскими целями момента, предполагало во
всяком случае, как исходный минимум, по меньшей мере, капиталистический
уровень электрификации. Между тем и сейчас еще на душу в СССР приходится
в три раза меньше электрической энергии, чем в передовых странах. Если
принять во внимание, что советы уступили тем временем место независимому
от масс аппарату, то Коминтерну не остается ничего другого, как провозг-
ласить, что социализм есть бюрократическая власть плюс одна треть капи-
талистической электрификации. Определение того, что есть, будет фотогра-
фически точно, но для социализма этого все-таки маловато!
В речи к стахановцам, в ноябре 1935 г., Сталин, повинуясь эмпиричес-
кой цели совещания, неожиданно заявил: "Почему может, должен и обяза-
тельно победит социализм капиталистическую систему хозяйства? Потому что
он может дать... более высокую производительность труда". Опрокидывая
мимоходом вынесенное за три месяца до того постановление Коминтерна по
этому вопросу, как и свои собственные многократные заявления, Сталин о
"победе" говорит на этот раз в будущем времени: социализм победит капи-
талистическую систему, когда превзойдет ее производительностью труда. Не
только глагольные времена, но и социальные критерии меняются, как видим,
от случая к случаю. Советскому гражданину во всяком случае не легко рав-
няться по "генеральной линии".
Наконец, 1-го марта 1936 г., в беседе Сталина с Рой Говардом дано но-
вое определение советского режима: "та общественная организация, которую
мы создали, может быть названа организацией советской, социалистической,
еще не вполне достроенной, но в корне своем социалистической организаци-
ей общества". В этом преднамеренно расплывчатом определении почти
столько же противоречий, сколько слов. Общественная организация названа
"советской, социалистической". Но советы - форма государства, а социа-
лизм - общественный режим. Эти определения не только не тождественны,
но, под занимающим нас углом зрения, антагонистичны: поскольку общест-
венная организация стала социалистической, постольку советы должны от-
пасть, как леса после постройки здания. Сталин вносит поправку: социа-
лизм "еще не вполне достроен". Что означает "не вполне": на 5% или на
75%? Этого нам не говорят, как не говорят и того, что надо называть
"корнем" социалистической организации общества: формы собственности или
технику? Самая туманность определений знаменует во всяком случае отступ-
ление от неизмеримо более категорических формул 1931 и 1935 годов.
Дальнейший шаг на этом пути должен был бы состоять в признании того, что
"корнем" всякой общественной организации являются производительные силы,
и что как раз советский корень еще недостаточно могуч для социалистичес-
кого ствола и его кроны: человеческого благополучия.


Глава 4: БОРЬБА ЗА ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТЬ ТРУДА
Деньги и план.

Советский режим мы пытались проверить в разрезе государства. Анало-
гичную проверку можно произвести в разрезе денежного обращения. У этих
двух проблем: государство и деньги есть ряд общих черт, потому что обе
они в последнем счете сводятся к проблеме всех проблем: производи-
тельности труда. Государственное принуждение, как и денежное, являются
наследством классового общества, которое неспособно определять отношения
человека к человеку иначе, как в форме фетишей, церковных или мирских,
ставя на охрану их самый грозный из фетишей, государство, с большим но-
жом между зубов. В коммунистическом обществе государство и деньги исчез-
нут. Постепенное отмирание их должно, следовательно, начаться уже при
социализме. О действительной победе социализма можно будет говорить
именно и только с того исторического момента, когда государство превра-
тится в полу-государство, а деньги начнут утрачивать свою магическую си-
лу. Это будет означать, что социализм, освобождаясь от капиталистических
фетишей, начинает создавать более прозрачные, свободные, достойные отно-
шения между людьми.
Такие характерные для анархизма требования, как "отмена" денег, "от-
мена" заработной платы или "упразднение" государства и семьи, могут
представлять интерес, лишь как образец механического мышления. Денег
нельзя по произволу "отменить", а государство или старую семью "упразд-
нить", - они должны исчерпать свою историческую миссию, выдохнуться и
отпасть. Смертельный удар денежному фетишизму будет нанесен лишь на той
ступени, когда непрерывный рост общественного богатства отучит двуногих
от скаредного отношения к каждой лишней минуте работы и от унизительного
страха за размеры пайка. Утрачивая способность приносить счастье или по-
вергать в прах, деньги превратятся в простые расчетные квитанции, для
удобства статистики и планирования. В дальнейшем не потребуется, вероят-
но, и квитанций. Но заботу об этом мы можем полностью предоставить по-
томкам, которые будут умнее нас.
Национализация средств производства и кредита, кооперированье или
огосударствление внутренней торговли, монополия внешней торговли, кол-
лективизация сельского хозяйства, законодательство о наследовании пола-
гают узкие пределы личному накоплению денег и затрудняют превращение их
в частный капитал (ростовщический, купеческий и промышленный). Эта свя-
занная с эксплуатацией функция денег не ликвидируется, однако, с начала
пролетарской революции, а в преобразованном виде переносится на госу-
дарство, универсального купца, кредитора и промышленника. Одновременно с
этим более элементарные функции денег, как мерила стоимости, средства
обращения и платежного средства, не только сохраняются, но получают та-
кое широкое поле действия, какого они не имели и при капитализме.
Административное планирование достаточно обнаружило свою силу; но
вместо с тем - и границы своей силы. Априорный хозяйственный план, тем
более в отсталой стране со 170 миллионами населения, с глубоким противо-
речием между городом и деревней, есть не неподвижная заповедь, а черно-
вая рабочая гипотеза, которая подлежит проверке и перестройке в процессе
исполнения. Можно даже установить правило: чем "точнее" выполняется ад-
министративное задание, тем хуже обстоит дело с хозяйственным руко-
водством. Для регулирования и приспособления планов должны служить два
рычага: политический, в виде реального участия в руководстве самих заин-
тересованных масс, что немыслимо без советской демократии; и финансовый,
в виде реальной проверки априорных расчетов при помощи всеобщего эквива-
лента, что немыслимо без устойчивой денежной системы.
Роль денег в советском хозяйстве не только не закончена, но, как уже
сказано, только должна еще развернуться до конца. Переходная между капи-
тализмом и социализмом эпоха, взятая в целом, означает не сокращение то-
варного оборота, а, наоборот, чрезвычайное его расширение. Все отрасли
промышленности преобразуются и растут, постоянно возникают новые, и все
вынуждены, количественно и качественно, определять свое отношение друг к
другу. Одновременная ликвидация потребительского крестьянского хозяйства
и замкнутого семейного уклада означает перевод на язык общественного
оборота и тем самым денежного обращения всей той трудовой энергии, кото-
рая расходовалась раньше в пределах крестьянского двора или в стенах
частного жилья. Все продукты и услуги начинают впервые в истории обмени-
ваться друг на друга.
С другой стороны, успешное социалистическое строительство немыслимо
без включения в плановую систему непосредственной личной заинтересован-
ности производителя и потребителя, их эгоизма, который, в свою очередь,
может плодотворно проявиться лишь в том случае, если на службе его стоит
привычное надежное и гибкое орудие: деньги. Повышение производительности
труда и улучшение качества продукции совершенно недостижимы без точного
измерителя, свободно проникающего во все поры хозяйства, т.е. без твер-
дой денежной единицы. Отсюда ясно, что в переходном хозяйстве, как и при
капитализме, единственными подлинными деньгами являются те, которые ос-
нованы на золоте. Всякие другие деньги - только суррогат. Правда, в ру-
ках советского государства сосредоточены одновременно как товарные мас-
сы, так и органы эмиссии. Однако, это не меняет дела: административные
манипуляции в области товарных цен ни в малейшей мере не создают и не
заменяют твердой денежной единицы ни для внутренней ни тем более для
внешней торговли.
Лишенная самостоятельной, т.е. золотой базы денежная система СССР,
как и ряда капиталистических стран, имеет по необходимости замкнутый ха-
рактер: для мирового рынка рубль не существует. Если СССР гораздо легче,
чем Германия или Италия, может вынести отрицательные стороны такой сис-
темы, то лишь отчасти благодаря монополии внешней торговли, главным же
образом благодаря естественным богатствам страны: только они и дают воз-
можность не задохнуться в тисках автаркии. Историческая задача состоит,
однако, не в том, чтобы не задохнуться, а в том, чтоб, лицом к лицу с
высшими достижениями мирового рынка, создать мощное, насквозь рацио-
нальное хозяйство, обеспечивающее наибольшую экономию времени и следова-
тельно наивысший расцвет культуры.
Именно динамическое советское хозяйство, проходящее через непрерывные
технические революции и опыты грандиозного масштаба более, чем какое-ли-
бо другое, нуждается в постоянной проверке посредством устойчивого изме-
рителя ценности. Теоретически не может быть ни малейшего сомнения в том,
что, еслиб хозяйство СССР располагало золотым рублем, результаты пятиле-
ток были бы неизмеримо благоприятнее, чем ныне. На нет, конечно, и суда
нет. Но не надо из нужды делать добродетель, ибо это ведет, в свою оче-
редь, к дополнительным хозяйственным ошибкам и потерям.

"Социалистическая" инфляция.

История советской денежной системы есть не только история хозяйствен-
ных трудностей, успехов и неудач, но и история зигзагов бюрократической
мысли.
Реставрация рубля в 1922-1924 г.г., в связи с переходом к НЭП'у, была
неразрывно связана с реставрацией "норм буржуазного права" в области
распределения предметов <п>отребления. Пока сохранялся курс на фермера,
червонец составлял предмет правительственных забот. Наоборот, в период
первой пятилетки подняты были все шлюзы инфляции. С 0,7 милл<и>арда руб-
лей в начале 1925 года общая сумма денежной эмиссии поднялась к началу
1928 г. до сравнительно скромной цифры 1,7 миллиардов, сравнявшись приб-
лизительно с бумажным обращением царской России накануне войны, разуме-
ется, без прежней металлической базы. Дальше кривая инфляции рисуется из
года в год следующим лихорадочным рядом: 2,0 - 2,8 - 4,3 - 5,5 - 8,4
последняя цифра, 8,4 миллиарда рублей, достигнута к началу 1933 года.
После этого наступают годы раздумья и отступления:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199