И если допус-
тить, что мировая борьба разыграется до конца только в военной плоскос-
ти, то у союзников будут серьезные шансы добиться своей цели. Без вмеша-
тельства революции социальные основы СССР должны потерпеть крушение не
только в случае поражения, но и в случае победы.

Более двух лет тому назад программный документ "IV Интернационал и
война" следующими словами рисовал эту перспективу: "Под влиянием острой
потребности государства в предметах первой необходимости, индивидуалис-
тические тенденции крестьянского хозяйства получат значительное подкреп-
ление, и центробежные силы внутри колхозов будут расти с каждым меся-
цем... В раскаленной атмосфере войны можно ждать... привлечение иност-
ранных "союзных" капиталов, брешей в монополии внешней торговли, ослаб-
ления государственного контроля над трестами, обострения конкуренции
между трестами, их столкновения с рабочими и проч.... Другими словами, в
случае долгой войны, при пассивности мирового пролетариата, внутренние
социальные противоречия в СССР не только могли бы, но должны были бы
привести к буржуазно-бонапартистской контр-революции". События последних
двух лет придают этому прогнозу удвоенную силу.

Из предшествующего ни в каком случае не вытекают, однако, так называ-
емые "пессимистические" выводы. Если мы не хотим закрывать глаза ни на
огромный материальный перевес капиталистического мира, ни на неизбежное
вероломство империалистских "союзников", ни на внутренние противоречия
советского режима, то, с другой стороны, мы ни в какой мере не склонны
переоценивать прочность капиталистической системы как враждебных, так и
союзных стран. Задолго до того, как война на истощение успеет измерить
до дна соотношение экономических сил, она подвергнет испытанию относи-
тельную устойчивость их режимов. Все серьезные теоретики будущей бойни
народов считаются с вероятностью, даже с неизбежностью революции в ее
результате. Снова и снова выдвигаемая в известных кругах идея небольших
"профессиональных" армий, немногим более реальная, чем идея единоборства
героев, по образцу Голиафа - Давида, фантастичностью своей обнажает ре-
альность страха перед вооруженным народом. Гитлер никогда не упускает
случая подкрепить свое "миролюбие" ссылкой на неизбежность нового
большевистского шторма в случае войны на Западе. Силой, сдерживающей до
поры до времени фурию войны, являются не Лига Наций, не гарантийные пак-
ты и не пацифистские референдумы, а исключительно и только спасительный
страх пред революцией.

Общественные режимы, как и все другие явления, надо оценивать сравни-
тельно. Несмотря на все свои противоречия, советский режим, в отношении
устойчивости, все еще имеет огромные преимущества в сравнении с режимом
вероятных противников. Самая возможность господства наци над немецким
народом порождена невыносимым напряжением социальных антагонизмов в Гер-
мании. Они не устранены и даже не смягчены, а лишь придавлены плитой фа-
шизма. Война выведет их наружу. У Гитлера гораздо меньше шансов, чем у
Вильгельма II довести войну до победы. Только своевременная революция,
оградив Германию от войны, могла бы оградить ее от нового поражения.

Мировая пресса изображает кровавые расправы японских офицеров над ми-
нистрами, как неосторожные проявления слишком пламенного патриотизма. На
самом деле, эти акты, несмотря на разницу идеологий, подпадают под ту же
историческую категорию, что и бомбы русских нигилистов против царской
бюрократии. Население Японии задыхается под соединенным гнетом аграрной
азиатчины и ультра-современного капитализма. Корея, Манчжоуго, Китай,
при первом ослаблении военных тисков, поднимутся против японской тира-
нии. Война принесет империи Микадо величайшую из социальных катастроф.

Немногим лучше положение Польши. Режим Пилсудского, бесплоднейший из
всех режимов, оказался неспособен хотя бы ослабить земельную кабалу
крестьянина. Западная Украина (Галиция) живет под тяжелым национальным
гнетом. Рабочие потрясают страну непрерывными стачками и возмущениями.
Пытаясь застраховать себя союзом с Францией и дружбой с Германией,
польская буржуазия способна своими маневрами лишь ускорить войну, чтоб
тем вернее найти в ней гибель.

Опасность войны и поражения в ней СССР есть реальность. Но и револю-
ция есть реальность. Если революция не помешает войне, то война поможет
революции. Вторые роды обычно легче первых. В новой войне не придется
целых два с половиной года ждать первого восстания. Раз начавшись, рево-
люция на этот раз уже не остановится на полдороге. Судьба СССР будет ре-
шаться в последнем счете не на карте генеральных штабов, а на карте
борьбы классов. Только европейский пролетариат, непримиримо противостоя-
щий своей буржуазии, в том числе и в лагере "друзей мира", сможет огра-
дить СССР от разгрома или от "союзного" удара в спину. Даже военное по-
ражение СССР оказалось бы лишь коротким эпизодом в случае победы проле-
тариата в других странах. И наоборот, никакая военная победа не спасет
наследия Октябрьской революции, если в остальном мире удержится империа-
лизм.

Подголоски советской бюрократии скажут, что мы "недооцениваем" внут-
ренние силы СССР, Красную Армию и пр., как они говорили, что мы "отрица-
ем" возможность социалистического строительства в отдельном государстве.
Эти аргументы стоят на таком низком уровне, что не допускают даже пло-
дотворного обмена мнений. Без Красной Армии Советский Союз оказался бы
раздавлен и расчленен наподобие Китая. Только ее упорное, героическое
сопротивление будущим капиталистическим врагам может создать благоприят-
ные условия для развертывания классовой борьбы в лагере империализма.
Красная Армия является, таким образом, фактором огромного значения. Но
это не значит, что она является единственным историческим фактором. Дос-
таточно того, что она может дать могущественный толчок революции. Но
только революция сможет выполнить главную работу, которая одной Красной
Армии не под силу.

Никто не требует от советского правительства международных авантюр,
безрассудств, попыток насильственно форсировать ход мировых событий. На-
оборот, поскольку такие попытки делались бюрократией в прошлом (Болга-
рия, Эстония, Кантон и пр.), они играли только на руку реакции и встре-
чали своевременно осуждение со стороны левой оппозиции. Дело идет об об-
щем направлении политики советского государства. Противоречие между его
внешней политикой и интересами мирового пролетариата и колониальных на-
родов наиболее гибельное свое выражение находит в подчинении Коминтерна
консервативной бюрократии с ее новой религией неподвижности.

Не под знаменем статус-кво европейские рабочие, как и колониальные
народы, могут подняться против империализма и той новой войны, которая
должна вспыхнуть и опрокинуть статус-кво почти с такой же неизбежностью,
с какой созревший младенец нарушает статус-кво беременности. У трудящих-
ся нет ни малейшего интереса защищать нынешние границы, особенно в Евро-
пе, - ни под командой своей буржуазии, ни, тем менее, в революционном
восстании против нее. Упадок Европы вызывается как раз тем, что она эко-
номически раздроблена между почти четырьмя десятками квази-национальных
государств, которые, со своими таможнями, паспортами, денежными система-
ми и чудовищными армиями на защите национального партикуляризма, стали
величайшим препятствием на пути экономического и культурного развития
человечества.

Задача европейского пролетариата - не увековечение границ, а наоборот
их революционное упразднение. Не статус-кво, а Социалистические Соеди-
ненные Штаты Европы!




Глава 9: ЧТО ТАКОЕ СССР?

Социальные отношения СССР.



В промышленности почти безраздельно царит государственная собствен-
ность на средства производства. В сельском хозяйстве она господствует
лишь в совхозах, которые охватывают не более 10% посевной площади. В
колхозах кооперативная, или групповая собственность в разных пропорциях
сочетается с государственной и личной. Земля, юридически принадлежащая
государству, передана колхозам в "вечное" пользование, мало чем отличаю-
щееся от групповой собственности. Тракторы и сложные машины составляют
собственность государства; более мелкий инвентарь принадлежит колхозам.
Каждый колхозник ведет, кроме того, индивидуальное хозяйство. Наконец,
свыше 10% крестьян остаются единоличниками.

Согласно переписи 1934 г. 28,1% населения составляли рабочие и служа-
щие государственных предприятий и учреждений. Промышленные и строи-
тельные рабочие, без семейств, достигали в 1935 г. 7,5 миллионов. Колхо-
зы и кооперированное ремесло охватывали во время переписи 45,9%, населе-
ния. Учащиеся, красноармейцы, пенсионеры и другие непосредственно зави-
симые от государства элементы - 3,4%. В совокупности 74% населения отно-
силось к "социалистическому сектору", причем на долю этих 74% приходи-
лось 95,8% основного капитала страны. Индивидуальные крестьяне и ремес-
ленники еще составляли в 1934 г. 22,5%; но в их руках сосредоточивалось
лишь немногим больше 4%, национального капитала!

С 1934 г. не было переписи: ближайшая предстоит в 1937 г. Несомненно,
однако, что частно-хозяйственный сектор успел за последние два года еще
более сократиться в пользу "социалистического". Индивидуальные крестьяне
и ремесленники составляют ныне, по исчислениям официальных экономистов,
всего около 10% населения, т.е. около 17 миллионов душ; их хозяйственное
значение упало неизмеримо ниже, чем их численность. Секретарь ЦК Андреев
заявил в апреле 1936 г.: "Удельный вес социалистического производства в
нашей стране в 1936 г. должен будет составить 98,5%, т.е. какие-нибудь
ничтожные 1,5%, относятся еще на несоциалистический сектор". Эти опти-
мистические цифры служат, на первый взгляд, неопровержимым доказа-
тельством "окончательной и бесповоротной" победы социализма. Но горе то-
му, кто за арифметикой не видит социальной реальности!

Самые цифры выведены с натяжкой: достаточно сказать, что приусадебные
хозяйства колхозников отнесены к "социалистическому" сектору. Однако,
центр вопроса не здесь. Огромный и вполне бесспорный статистический пе-
ревес государственных и колхозных форм хозяйства, как ни важен он сам по
себе для будущего, не устраняет другого не менее важного вопроса: о мо-
гуществе буржуазных тенденций внутри самого "социалистического" сектора,
причем не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности. Достигну-
тое повышение материального уровня страны достаточно значительно, чтобы
пробудить повышенные потребности у всех, но совершенно недостаточно,
чтобы удовлетворить их. В самой динамике хозяйственного подъема заложе-
но, таким образом, пробуждение мелкобуржуазных аппетитов не только среди
крестьян и представителей "умственного" труда, но и на верхах пролетари-
ата. Голое противопоставление единоличников колхозникам, кустарей - го-
сударственной промышленности не дает ни малейшего представления о взрыв-
чатой силе этих аппетитов, которые проникают собою все хозяйство страны
и выражаются, суммарно говоря, в стремлении всех и каждого как можно
меньше дать обществу и как можно больше получить от него.

На разрешение потребительских и стяжательских задач расходуется не
меньше энергии и находчивости, чем на социалистическое строительство в
собственном смысле слова: отсюда, в частности, крайне низкая производи-
тельность общественного труда. В то время, как государство находится в
непрерывной борьбе с молекулярной работой центробежных сил, сам правящий
слой является главным резервуаром законных и незаконных личных накопле-
ний. Замаскированные новыми юридическими нормами, мелкобуржуазные тен-
денции не легко поддаются, правда, статистическому определению. Но об их
прямом преобладании в хозяйственной жизни свидетельствует прежде всего
сама "социалистическая" бюрократия, это вопиющее contradictio in
adjecto,*3 это чудовищное и все растущее социальное извращение, становя-
щееся, в свою очередь, источником злокачественных болячек общества.

Новая конституция, целиком построенная, как увидим, на отождествлении
бюрократии с государством, а государства - с народом, говорит: "госу-
дарственная собственность, т.е. всенародное достояние". Это отождествле-
ние составляет основной софизм официальной доктрины. Неоспоримо, что
марксисты, начиная с самого Маркса, употребляли по отношению к рабочему
государству термины государственная, национальная, или социалистическая
собственность, как простые синонимы. В больших исторических масштабах
такое словоупотребление не заключало в себе особых неудобств. Но оно
становится источником грубых ошибок и прямого обмана, когда дело идет о
первых, еще необеспеченных этапах в развитии нового общества, к тому же
изолированного и экономически отстающего от капиталистических стран.

Чтоб стать общественной, частная собственность неминуемо должна прой-
ти через государственную стадию, как гусеница, чтоб стать бабочкой,
должна пройти через стадию куколки. Но куколка не бабочка. Мириады куко-
лок гибнут, не успев стать бабочками. Государственная собственность лишь
в той мере становится "всенародной", в какой исчезают социальные приви-
легии и различия, следовательно, и надобность в государстве. Иначе ска-
зать: государственная собственность превращается в социалистическую по
мере того, как перестает быть государственной. И наоборот:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199