Это мы яснее ясного сознавали, сотни и тысячи раз
с 1905 года говорили, что никогда этой необходимой ступени исторического
процесса ни перепрыгнуть, ни декретами отменить".
И далее:
"Вышло именно так, как мы говорили. Ход революции подтвердил правильность
нашего рассуждения. Сначала вместе со "всем" крестьянством против монархии,
против помещиков, против средневековья (и постольку революция остается
буржуазной, буржуазно-демократической). Затем вместе с беднейшим
крестьянством, вместе с полупролетарием, вместе со всеми эксплоатируемыми -
против капитализма, в том числе против деревенских богатеев, спекулянтов, и
постольку революция становится социалистическою". (Том XV, стр. 508).
Вот как Ленин говорил не "иногда", а всегда, вернее навсегда, давая
законченную, обобщенную, завершенную оценку хода революции, включая и
Октябрь. "Вышло именно так, как мы говорили". Буржуазно-демократическая
революция осуществилась в виде коалиции рабочих и крестьян. В керенщине?
Нет, в первый период после Октября. Правильно? Правильно. Но осуществилась
она, как мы теперь знаем, не в форме демократической диктатуры, а в форме
диктатуры пролетариата. Тем самым окончательно отпала нужда в старой
алгебраической формуле.
Если некритически поставить в ряд условный ленинский довод против Каменева
в 1917 году с законченной ленинской характеристикой октябрьского переворота
в последующие годы, то выйдет, что у нас "осуществились" две
демократические революции. Это слишком много, тем более, что вторая
отделена от первой вооруженным восстанием пролетариата.
Сопоставьте теперь с только что приведенной цитатой из книги Ленина
"Ренегат Каутский" следующее место моих "Итогов и перспектив", где в главе
о пролетарском режиме" намечаются первый этап диктатуры и перспектива ее
дальнейшего переростания.
"Уничтожение сословного крепостничества встретит поддержку всего
крестьянства, как тяглого сословия. Подоходно-прогрессивный налог встретит
поддержку огромного большинства крестьянства. Но законодательные меры в
защиту земледельческого пролетариата не только не встретят такого активного
сочувствия большинства, но и натолкнутся на активное сопротивление
меньшинства.
Пролетариат окажется вынужденным вносить классовую борьбу в деревню и,
таким образом, нарушать ту общность интересов, которая несомненно имеется у
всего крестьянства, но в сравнительно узких пределах. Пролетариату придется
в ближайшие же моменты своего господства искать опоры в противопоставлении
деревенской бедноты деревенским богачам, сельско-хозяйственного
пролетариата - земледельческой буржуазии". ("Наша революция", 1906 г., стр.
255).
Как все это похоже на "игнорирование" крестьянства с моей стороны и на
полную "противоположность" двух линий, ленинской и моей.
Приведенная выше ленинская цитата стоит у него не одиноко. Наоборот, как
это всегда бывало у Ленина, новая формула, глубже освещающая события,
становится осью его речей и статей целого периода. Вот что говорил Ленин в
марте 1919 года:
"В октябре 1917 года мы брали власть вместе с крестьянством в целом. Это
была революция буржуазная, поскольку классовая борьба в деревне еще не
развернулась" (т. XVI, стр. 143).
Вот, что говорил Ленин на съезде партии в марте 1919 года:
"В стране, где пролетариату пришлось взять власть при помощи крестьянства,
где пролетариату выпала роль агента мелко-буржуазной революции, - наша
революция до организации комитетов бедноты, т. е. до лета и даже осени 1918
года, была в значительной мере революцией буржуазной" (т. XVI, стр. 105).
Эти слова Ленин в разных варьянтах и по разным поводам повторял много раз.
Между тем, Радек попросту обходит эту капитальнейшую мысль Ленина, которая
решает спорный вопрос.
Пролетариат брал в октябре власть вместе со всем крестьянством, говорит
Ленин. Тем самым революция была буржуазная. Правильно ли это? В известном
смысле правильно. Но ведь это и означает, что настоящая демократическая
диктатура пролетариата и крестьянства, т. е. та, которая действительно
уничтожила самодержавно-крепостнический режим и вырвала землю у
крепостников, произошла не до октября, а после октября; произошла, говоря
словами Маркса, в виде диктатуры пролетариата, поддержанной крестьянской
войной, и уже через несколько месяцев начала переростать в социалистическую
диктатуру. Неужели же это не понятно? Неужели же по этому поводу возможны
теперь споры?
По Радеку "перманентная" теория повинна в смешении буржуазного этапа с
социалистическим. А на деле, классовая динамика так основательно "смешала",
т. е. сочетала эти два этапа, что нашему злополучному метафизику никак
концов не сыскать.
Конечно, в "Итогах и перспективах" можно найти отдельные пробелы и
неправильные утверждения. Но ведь эта работа была написана не в 1928 г., а
в основных своих чертах до октября... до октября 1905 года. Вопрос о
пробелах в теории перманентной революции, вернее, в моих тогдашних
обоснованиях ее, совершенно не затрагивается критикой Радека, ибо он, вслед
за своими учителями-эпигонами, атакует не пробелы, а сильные стороны
теории, те, которые совпали с ходом исторического развития, - атакует во
имя в корне ложных выводов, которые он делает из ленинской постановки, не
изученной и не продуманной им до конца.
Жонглированье старыми цитатами ведется всей вообще эпигонской школой в
особой плоскости, которая нигде не пересекается с реальным историческим
процессом. Когда же противникам "троцкизма" приходится заниматься анализом
действительного развития Октябрьской революции, притом заниматься серьезно
и добросовестно, - что с некоторыми из них все же иногда случается, - то
они неизбежно приходят к формулировкам в духе отвергаемой ими теории. Самое
яркое доказательство этому мы находим в работах А. Яковлева, посвященных
истории Октябрьской революции. Вот как формулирует взаимоотношения классов
старой России этот автор, ныне один из столпов правящей фракции*1,
несомненно более грамотный, чем другие сталинцы и прежде всего, чем сам
Сталин.
/*1 Яковлев назначен недавно народным комиссаром земледелия СССР./
"...мы видим двойную ограниченность крестьянского восстания (март - октябрь
1917 г.). Поднявшись на ступень крестьянской войны, оно не преодолело своей
ограниченности и не вырвалось за рамки непосредственной задачи уничтожения
соседнего помещика, оно не превратилось в организованное революционное
движение, не преодолело свойственного крестьянскому движению характера
стихийного бунта.
Крестьянское восстание, взятое само по себе - восстание стихийное,
ограниченное целями разгрома соседнего помещика - не могло победить, не
могло уничтожить враждебной крестьянству государственной власти,
поддерживавшей помещика. Поэтому победить аграрное движение могло только в
том случае, если бы его возглавил соответствующий класс города... Вот
почему судьба аграрной революции решилась в конечном счете, не в десятках
тысяч деревень, а в сотнях городов. Только рабочий класс, нанеся
решительный удар буржуазии в центрах страны, мог сделать победоносным
крестьянское восстание, только победа рабочего класса в городе могла
вырвать крестьянское движение из рамок стихийной стычки десятков миллионов
крестьян с десятками тысяч помещиков, только победа рабочего класса,
наконец, могла заложить основу новому типу крестьянской организации,
связывающей бедное и среднее крестьянство не с буржуазией, а с рабочим
классом. Проблема победы крестьянского восстания была проблемой победы
рабочего класса в городе.
"Когда рабочие в Октябре нанесли решительный удар правительству буржуазии,
они тем самым попутно разрешили и проблему победы крестьянского восстания".
И далее:
"...в том-то и дело, что в силу исторически сложившихся условий буржуазная
Россия в 1917 году выступила в союзе с помещиками. Даже наиболее левые
фракции буржуазии, как меньшевики и эсеры, не шли дальше организации
выгодной для помещиков сделки. В этом мы имеем важнейшее отличие условий
русской революции от революции французской, происходившей 100 слишком лет
тому назад... Крестьянская революция не могла победить в 1917 г., как
революция буржуазная (именно! Л. Т.). Перед ней стояло два пути. Или
разгром под ударами соединенных сил буржуазии и помещиков, или - победа в
качестве движения, сопутствующего и подсобного к пролетарской революции.
Рабочий класс России, приняв на себя миссию французской буржуазии Великой
Французской революции, приняв на себя задачу возглавления аграрной
демократической революции, получил возможность победоносной пролетарской
революции" ("Крестьянское движение в 1917 году", Госиздат, 1927, стр. X-XI,
XI-XII).
Каковы основные элементы рассуждений Яковлева? Неспособность крестьянства к
самостоятельной политической роли; вытекающая отсюда неизбежность
руководящей роли городского класса; недоступность для русской буржуазии
роли вождя аграрной революции; вытекающая отсюда неизбежность руководящей
роли пролетариата; приход его к власти, в качестве вождя аграрной
революции; наконец, диктатура пролетариата, опирающаяся на крестьянскую
войну и открывающая эпоху социалистической революции. Этим в корне
разрушается метафизическая постановка вопроса о "буржуазном" и
"социалистическом" характере революции. Суть дела состояла в том, что
аграрный вопрос, составлявший основу буржуазной революции, не мог быть
разрешен при господстве буржуазии. Диктатура пролетариата выступает на
сцену не после завершения аграрно-демократической революции, а как
необходимое предварительное условие ее завершения. Словом, мы имеем в этой
ретроспективной схеме Яковлева все основные элементы теории перманентной
революции, как она была формулирована мною в 1905 году. У меня дело шло об
историческом прогнозе. Яковлев через 22 года после первой революции, через
10 лет после Октябрьской, подводит итоги событиям трех революций, опираясь
на черновую работу целого штаба молодых исследователей. И что же? Яковлев
почти дословно повторяет мои формулировки 1905 года.
Как же относится, однако, Яковлев к теории перманентной революции? Так, как
полагается относиться каждому сталинскому чиновнику, который хочет
сохранить свой пост и даже пробраться на более высокий. Но каким же образом
Яковлев примиряет в таком случае свою оценку движущих сил Октябрьской
революции с борьбой против "троцкизма"? Очень просто: он о таком примирении
нисколько не заботится. Как иные либеральные царские чиновники признавали
теорию Дарвина и в то же время аккуратно являлись к принятию святого
причастия, так и Яковлевы покупают право высказывать иногда марксистские
мысли ценою участия в ритуальной травле против перманентной революции.
Таких примеров можно бы привести десятки.
Остается еще прибавить, что цитированную выше работу по истории Октябрьской
революции Яковлев выполнил не по личной инициативе, а в силу особого
постановления Центрального Комитета, причем, тем же постановлением
возлагалась на меня обязанность редактора работы Яковлева*1. Тогда еще
ждали выздоровления Ленина и никому из эпигонов не приходило в голову
поднимать фальшивый спор о перманентной революции. Во всяком случае, в
качестве бывшего, вернее, предполагавшегося редактора оффициальной истории
Октябрьской революции, я могу с полным удовлетворением констатировать, что,
сознательно или бессознательно, автор ее пользуется по всем спорным
вопросам дословными формулировками самой запретной и самой еретической моей
работы о перманентной революции ("Итоги и перспективы").
/*1 Выписка из протокола заседания Оргбюро ЦК от 22 мая 1922 г., за N 21:
"Поручить тов. Яковлеву... под редакцией тов. Троцкого составить учебник
Истории Октябрьской революции"./
Законченная оценка исторической судьбы большевистского лозунга, данная
самим Лениным, с несомненностью свидетельствует, что различия двух линий,
"перманентной" и ленинской, имели второстепенное и подчиненное значение;
объединяло же их самое основное. И это основное непримиримо
противопоставляет сейчас обе линии, окончательно слитые Октябрем, не только
февральско-мартовской линии Сталина, апрельско-октябрьской линии Каменева,
Рыкова, Зиновьева, не только всей китайской политике
Сталина-Бухарина-Мартынова, но и нынешней "китайской" линии Радека.
И если Радек, так радикально изменивший свои оценки между 1925 и второй
половиной 1928 года, уличает меня в непонимании "сложности марксизма и
ленинизма", то я на это отвечаю: основной ход мыслей, развитый мною 23 года
тому назад в "Итогах и перспективах", считаю полностью подтвердившимся
ходом событий, и именно поэтому совпавшим со стратегической линией
большевизма.
Я не вижу, в частности, ни малейшего основания отказываться от того, что
сказал на счет перманентной революции в 1922 г. в своем "Предисловии" к
книге "1905", которое в бесчисленных изданиях и перепечатках читала и
изучала при Ленине вся партия, которое впервые "смутило" Каменева лишь
осенью 1924 г., а Радека - осенью 1928:
"Именно в промежуток между 9 января и октябрьской стачкой 1905 года -
говорится в этом "Предисловии" - сложились у автора те взгляды на характер
революционного развития России, которые получили название теории
"перманентной революции". Мудренное название это выражало ту мысль, что
русская революция, перед которой непосредственно стоят буржуазные цели, не
сможет, однако, на них остановиться. Революция не сможет разрешить свои
ближайшие, буржуазные задачи иначе, как поставив у власти пролетариат...
Хотя и с перерывом в 12 лет, эта оценка подтвердилась целиком. Русская
революция не могла завершиться буржуазно-демократическим режимом. Она
должна была передать власть рабочему классу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199