А затем
- и это главное - сама государственная власть чем дальше, тем меньше
становится способной к социалистическому контролю. В сельском хозяйстве,
как и в промышленности, она ищет поддержки и дружбы крепких, преуспеваю-
щих, "стахановцев полей", колхозов-миллионеров. Начиная с забот о разви-
тии производительных сил, она кончает неизменно заботами о себе.
Именно в сельском хозяйстве, где потребление так непосредственно свя-
зано с производством, коллективизация открыла грандиозные возможности
для паразитизма бюрократии, и вместе с тем для ее сплетения с колхозными
верхами. Почетные "подарки", которые колхозники доставляют вождям на
торжественные заседания в Кремле, представляют только символическое вы-
ражение той несимволической дани, которую они вносят в пользу местных
представителей власти.
Так, в земледелии еще в несравненно большей степени, чем в промышлен-
ности, <н>изкий уровень производства вступает в постоянные конфликты с
социалистическими и даже кооперативными (колхозными) формами собствен-
ности. Бюрократия, которая в последнем счете, выросла из этого противо-
речия, в свою очередь, углубляет его.

Социальная физиономия правящего слоя.

В советской политической литературе можно нередко встретить обличения
"бюрократизма", как некоторых дурных привычек мысли или приемов работы
(обличения всегда направлены сверху вниз и являются приемом самозащиты
верхов). Но чего нельзя встретить совершенно, это исследований о бюрок-
ратии, как правящем слое, об ее численности и структуре, об ее плоти и
крови, об ее привилегиях и аппетитах, о поглощаемой ею доле народного
дохода. Между тем она существует. И тот факт, что она так тщательно пря-
чет свою социальную физиономию, свидетельствует, что у нее есть специфи-
ческое сознание господствующего "класса", который, однако, далек еще от
уверенности в своем праве на господство.
Представить советскую бюрократию в точных цифрах совершенно невозмож-
но, притом по причинам двоякого порядка: во-первых, в стране, где госу-
дарство - почти единственный хозяин, трудно сказать, где кончается адми-
нистративный аппарат; во-вторых, в интересующем нас вопросе советские
статистики, экономисты и публицисты хранят, как уже сказано, особенно
сосредоточенное молчание. Им подражают и "друзья". Отметим мимоходом,
что на 1.200 страницах своего компилятивного труда Веббы совершенно не
остановились на советской бюрократии, как социальной категории. Не муд-
рено: ведь они писали, в сущности, под ее диктовку!
Центральный государственный аппарат насчитывая 1 ноября 1933 г., по
официальным данным, около 55.000 лиц руководящего персонала. Но в это
число, которое за последние годы чрезвычайно возросло, не включены, с
одной стороны<,> военно-морское ведомство и ГПУ, с другой - кооператив-
ный центр и ряд так называемых общественных организаций, вроде Осоавиа-
хима и пр. Каждая из республик имеет, кроме того, свой собственный пра-
вительственный аппарат. Параллельно с государственным, профессиональным,
кооперативным и прочими генеральными штабами, отчасти переплетаясь с ни-
ми, высится могущественный штаб партии. Мы вряд ли преувеличим, если ис-
числим командующую верхушку СССР и республик в 400 тысяч душ. Возможно,
что сейчас это число поднялось уже до полумиллиона. Это не просто чинов-
ники, а так сказать "сановники", "вожди", правящая каста в собственном
смысле слова, правда, иерархически разделенная, в свою очередь, очень
важными горизонтальными перегородками.
Полумиллионную верхушку поддерживает тяжелая административная пирами-
да с широким и многогранным основанием. Исполнительные комитеты област-
ных, городских и районных советов, вместе с параллельными органами пар-
тии, профессиональных союзов и комсомола, местными органами транспорта,
кома<н>дным составом армии, флота и агентурой ГПУ должны дать число,
приближающееся к двум миллионам. Надо не забыть еще председателей сове-
тов 600.000 сел и деревень!
Непосредственное управление промышленными предприятиями сосредоточено
было в 1933 г. (более поздних данных нет) в руках 17.000 директоров и
заместителей. Весь административно-технический персонал заводов, фабрик
и шахт, в том числе и низшие его звенья, до десятников включительно,
составлял около 250.000 душ (из них, правда, 54 тысячи специалистов без
административных функций в собственном смысле слова). Сюда надо присое-
динить партийный и профессиональный аппараты на заводах, где управление
ведется, как известно, по типу "треугольника". Цифра в полмиллиона для
администрации промышленных предприятий общесоюзного значения не будет в
настоящий момент преувеличенной. Надо прибавить еще управленческий пер-
сонал предприятий отдельных республик и местных советов.
В другом разрезе официальная статистика указывает для 1933 г. свыше
860 тысяч администраторов и специалистов всего советского хозяйства в
целом; в том числе: в промышленности - свыше 480 тысяч, на транспорте -
свыше 100 тысяч, в сельском хозяйстве - 93 тысячи, в торговле - 25 ты-
сяч. Сюда вошли, правда, и специалисты без административной власти; но
не вошли ни колхозы ни кооперация. И эти данные за последние два с поло-
виной года также оставлены далеко позади.
На 250 тысяч колхозов, если считать только председателей и партийных
организаторов, придется полмиллиона администраторов. На самом деле число
их несравненно выше. Если прибавить совхозы и машинно-тракторные стан-
ции, то общее число командиров обобществленного земледелия далеко пере-
валит за миллион.
Государство имело в 1935 г. 113 тысяч торговых отделений; кооперация
- 200 тысяч. Руководители тех и других являются, по существу, не торго-
выми служащими, а чиновниками государства и, сверх того, - монополиста-
ми. Даже советская печать время от времени жалуется на то, что "коопера-
торы перестали видеть в колхозниках своих избирателей". Как будто меха-
низм кооперации может качественно отличаться от механизма профессио-
нальных союзов, советов и самой партии!
Весь тот слой, который не занимается непосредственно производительным
трудом, а управляет, приказывает, командует, милует и карает, - учителей
и ученых мы оставляем в стороне, - должен быть исчислен в 5-6 миллионов
душ. Эта суммарная цифра, как и вошедшие в ее состав слагаемые, ни в ка-
ком случае не претендует на точность: но она все же годится, как первое
приближение. Она позволяет убедиться, что "генеральная линия" руко-
водства - не бесплотный дух.
В разных этажах командующего слоя, следуя снизу вверх, прослойка ком-
мунистов составляет от 20 до 90%. На всю массу бюрократии коммунисты,
вместе с комсомольцами, образуют массив в 1,5-2 миллиона; сейчас, в виду
непрерывных чисток, скорее даже меньше, чем больше. Это и есть костяк
государственной власти. Те же коммунисты-администраторы образуют костяк
партии и комсомола. Бывшая большевистская партия есть ныне не авангард
пролетариата, а политическая организация бюрократии. Остальная масса
членов партии и комсомола служит только для выделения из нее "актива",
т.е. резерва для самопополнения бюрократии. Той же цели служит и беспар-
тийный "актив".
Гипотетически можно принять, что к такому же, примерно, числу, какое
мы приняли для бюрократии: пять-шесть миллионов душ, может быть меньше,
приближается рабочая и колхозная аристократия: стахановцы, беспартийный
актив, доверенные лица, родственники и свойственники. С семьями оба вза-
имопроникающие друг друга слоя составят до 20-25 миллионов. Мы сравни-
тельно низко оцениваем численность семей по той причине, что в состав
аппарата входят нередко и муж и жена, иногда также сын или дочь. К тому
же женщинам правящего слоя гораздо легче ограничивать размеры своей
семьи, чем работницам и, особенно, крестьянкам. Нынешняя кампания против
абортов исходит от бюрократии, но не касается ее самой. 12%, может быть,
15% населения, - такова подлинная социальная база самодержавной верхуш-
ки.
Где отдельная комната, достаточная пища, опрятная одежда все еще дос-
тупны лишь небольшому меньшинству, миллионы бюрократов, больших и малых,
стремятся использовать власть прежде всего для обеспечения собственного
благополучия. Отсюда величайший эгоизм этого слоя, его крепкая внутрен-
няя спайка, его страх перед недовольством масс, его бешеная настойчи-
вость в удушении всякой критики, наконец, его лицемерно-религиозное
преклонение перед "вождем", который воплощает и охраняет власть и приви-
легии новых господ.
Сама бюрократия еще несравненно менее однородна, чем пролетариат или
крестьянство. Между председателем сельсовета и сановником Кремля - про-
пасть. Существование низовых чиновников разных категорий протекает, в
сущности, на очень примитивном уровне, уступающем жизни квалифициро-
ван<н>ого рабочего на Западе. Но все относительно: уровень окружающего
населения значительно ниже. Судьба председателя колхоза, партийного ор-
ганизатора, низового кооператора, как и более высоких начальников совер-
шенно не зависит от так называемых "избирателей". Каждым из чиновников
выше стоящее начальство может в любой момент пожертвовать, чтоб успоко-
ить недовольство. Но зато каждый из них может при случае подняться сту-
пенью выше. Все они - по крайней мере, до первого серьезного толчка -
связаны круговой порукой с Кремлем.
По условиям жизни правящий слой заключает в себе все градации, от
мелкой буржуазии захолустья до крупной буржуазии столиц. Материальным
условиям соответствуют привычки, интересы и круг идей. Нынешние руково-
дители советских профессиональных союзов, по своему психологическому ти-
пу, не так уж отличаются от Ситриных, Жуо и Гринов. Другие традиции,
иная фразеология, но то же презрительно-опекунское отношение к массе, та
же бессовестная ловкость во второстепенных маневрах, тот же консерва-
тизм, та же узость горизонта, та же черствая забота о собственном покое,
наконец, то же преклонение перед наиболее тривиальными формами буржуаз-
ной культуры. Советские полковники и генералы в большинстве своем мало
чем разнятся от полковников и генералов пяти частей света и, во всяком
случае, стараются как можно больше походить на них. Советские дипломаты
переняли у западных дипломатов не только фрак, но и склад мыслей. Со-
ветские журналисты не меньше дурачат читателей, чем их иностранные кол-
леги, хоть и делают это на особый манер.
Если трудно исчислить самое бюрократию, то еще труднее определить ее
доходы. Уже в 1927 г. оппозиция протестовала против того, что "разбухший
и привилегированный управленческий аппарат проедает очень значительную
часть прибавочной стоимости". В оппозиционной платформе было подсчитано,
что один лишь торговый аппарат "съедает громадную долю народного дохода:
более одной десятой валовой продукции". После того власть приняла необ-
ходимые меры, чтоб сделать такие подсчеты невозможными. Но именно поэто-
му накладные расходы не сократились, а возрасли.
Не лучше, чем в сфере торговли, обстоит и в других областях. Нужна
была, как писал Раковский в 1930 г., мимолетная ссора между партийными и
профессиональными бюрократами, чтобы население узнало из печати, что из
бюджета профсоюзов, в 400 миллионов рублей, 80 миллионов уходило на со-
держание персонала. Отметим: речь шла только о легальном бюджете. Сверх
того бюрократия профсоюзов получает, в знак дружбы, от бюрократии про-
мышленной крупные даяния деньгами, квартирами, средствами транспорта и
проч. "Сколько идет на содержание партийного, кооперативного, колхозно-
го, совхозного, промышленного, административного, со всеми их разветвле-
ниями, аппаратов? - спрашивал Раковский. - Об этом, отвечал он, мы даже
и предположительных сведений не имеем".
Бесконтрольность неминуемо влечет за собою злоупотребления, в том
числе и денежные. 29 сентября 1935 г. правительство, вынужденное снова
поставить вопрос о плохой работе кооперации, за подписью Молотова и Ста-
лина, констатировало не в первый раз "наличие крупных хищений и растрат
и убыточность работы многих сельских потребительских обществ". На сессии
ЦИКа в январе 1936 г. народный комиссар финансов жаловался на то, что
местные исполкомы допускают совершенно произвольное расходование госу-
дарственных средств. Если нарком умалчивал о центральных учреждениях, то
только потому, что сам он принадлежит к их кругу.
Исчислить, какую долю народного дохода присваивает себе бюрократия,
нет никакой возможности. Не только потому, что она тщательно скрывает
даже свои легализованные доходы; и даже не только потому, что, оставаясь
на самой границе злоупотребления и часто переступая эту границу, она ши-
роко пользуется непредусмотренными доходами; но главным образом потому,
что весь прогресс общественного благоустройства, городской техники, ком-
форта, культуры, искусства служит пока что главным образом, если не иск-
лючительно, верхнему, привилегированному слою.
Относительно бюрократии, как потребительницы, можно с необходимыми
изменениями, повторить то, что в своем месте сказано было о буржуазии:
нет ни основания ни смысла преувеличивать ее аппетит в отношении предме-
тов личного потребления. Но положение резко меняется, как только мы при-
мем во внимание почти монопольное использование ею старых и новых завое-
ваний цивилизации. Формально эти блага открыты, конечно, всему населе-
нию, по крайней мере, городскому; на деле оно имеет доступ к ним лишь в
виде исключения. Наоборот, бюрократия располагает ими по правилу, когда
хочет и сколько хочет, точно предметами своего личного обихода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199