е. с
судьбой пролетариата.
Пролетариат у власти предстанет перед крестьянством, как
класс-освободитель.
Господство пролетариата не только будет обозначать демократическое
равенство, свободное самоуправление, перенесение всей тяжести налогового
бремени на имущие классы, растворение постоянной армии в вооруженном
народе, уничтожение обязательных поборов церкви, но и признание всех
произведенных крестьянами революционных перетасовок (захватов) в земельных
отношениях. Эти перетасовки пролетариат сделает исходным пунктом для
дальнейших государственных мероприятий в области сельского хозяйства. При
таких условиях русское крестьянство будет во всяком случае не меньше
заинтересовано в течение первого наиболее трудного периода в поддержании
пролетарского режима, чем французское крестьянство было заинтересовано в
поддержании военного режима Наполеона Бонапарта, гарантировавшего новым
собственникам силою штыков неприкосновенность их земельных участков...
Но может быть само крестьянство оттеснит пролетариат и займет его место?
Это невозможно. Весь исторический опыт протестует против этого
предположения. Он показывает, что крестьянство совершенно неспособно к
самостоятельной политической роли" (стр. 251).
Все это писалось не в 1929 и не в 1924, а в 1905 году. Похоже ли это на
"игнорирование" крестьянства, хотел бы я знать? Где тут "перепрыгивание"
через аграрный вопрос? Не пора ли, друзья, и честь знать?
Послушайте, как обстоит дело с этой самой "честью" у Сталина. По поводу
моих нью-иоркских статей о февральской революции 1917 г., совпадающих во
всем основном с женевскими статьями Ленина, теоретик партийной реакции
пишет:
"Письма т. Троцкого "совсем не похожи" на письма Ленина ни по духу, ни по
выводам, ибо они отражают целиком и полностью анти-большевистскiй лозунг т.
Троцкого: "без царя, а правительство рабочее", лозунг, означающий революцию
без крестьянства". (Речь на фракции ВЦСПС, 19 ноября 1924 г.).
Замечательно звучат эти слова об "анти-большевистском" лозунге (будто бы
Троцкого): "без царя, а правительство рабочее". По Сталину большевистский
лозунг должен бы гласить: "Без рабочего правительства, но с царем". О
мнимом "лозунге" Троцкого у нас, однако, еще речь впереди. А теперь
послушаем другого почти-что властителя дум современности, может быть менее
невежественного, но с теоретической совестью распрощавшегося окончательно:
я говорю о Луначарском.
"Лев Давидович Троцкий в 1905 году склонялся к такой мысли, что пролетариат
должен быть изолирован (!) и не должен поддерживать буржуазию, так как это
был бы оппортунизм, но выполнить революцию одному пролетариату очень
трудно, потому что в те времена пролетариата было 7-8% на все население, и
с таким небольшим кадром не повоюешь. Тогда Лев Давидович решил, что
пролетариат должен поддерживать в России перманентную революцию, т. е.
бороться за возможно большие результаты, до тех пор, пока головешки от
этого пожара не взорвут всего мирового порохового склада". ("Власть
Советов", N 7, 1927 "К характеристике октябрьской революции", А.
Луначарский, стр. 10).
Пролетариат "должен быть изолирован", пока головешки не взорвут склада...
Хорошо пишут иные наркомы, которые пока еще не "изолированы", несмотря на
угрожающее состояние их собственной "головешки". Но не будем так уже строги
к Луначарскому: всякий делает, что может. В конце концов его неряшливые
нелепости не нелепее многих других.
Но как же, все-таки, по Троцкому, пролетариат "должен быть изолирован"?
Приведем на этот счет одну цитату из моего памфлета о Струве (1906). Кстати
Луначарский пел в свое время этому памфлету неумеренные хвалы. В то время -
говорится в главе о Совете Депутатов - как партии буржуазии "оставались
совершенно в стороне" от пробуждающихся масс,
"политическая жизнь концентрировалась вокруг рабочего Совета. Отношение
обывательской массы к Совету было явно сочувственное, хотя и
малосознательное. У него искали защиты все угнетенные и обиженные.
Популярность Совета росла далеко за пределами города. Он получал "прошения"
от обиженных крестьян, через Совет проходили крестьянские резолюции, в
Совет являлись депутации сельских обществ. Здесь, именно здесь
концентрировалось внимание и сочувствие нации, подлинной, не
фальсифицированной демократической нации". ("Наша революция", стр. 199).
Таким образом во всех этих цитатах - их число можно бы удвоить, утроить и
удесятерить - перманентная революция, изображена, как такая революция,
которая сплачивает вокруг организованного в Советы пролетариата угнетенные
массы деревни и города; как национальная революция, которая поднимает
пролетариат к власти и тем самым открывает возможность переростания
демократической революции в социалистическую. Перманентная революция не
есть изолированный скачек пролетариата, а есть перестройка всей нации под
руководством пролетариата. Так я представлял себе и так я истолковывал
перспективу перманентной революции, начиная с 1905 года.

* * *

И в отношении Парвуса*1, с которым мои взгляды на русскую революцию в 1905
г. тесно соприкасались, не доходя, однако, до тождества, Радек не прав,
когда повторяет шаблонную фразу о "скачке" Парвуса от царского
правительства к социалдемократическому. Радек в сущности сам себя
опровергает, когда в другом месте статьи он мимоходом, но совершенно
правильно указывает, в чем собственно мои взгляды на революцию отличались
от взглядов Парвуса. Парвус не считал, что рабочее правительство в России
имеет выход в сторону социалистической революции, т. е., что оно может
перерости в социалистическую диктатуру в процессе выполнения им задач
демократии. Как показывает приводимая самим Радеком цитата 1905 года,
Парвус ограничивал задачи рабочего правительства задачами демократии. Где
же в таком случае скачек к социализму? Парвус и тогда уже имел в виду
установление, в результате революционного переворота, рабочего режима
"австралийского" образца. Сопоставление России с Австралией Парвус
производил и после Октябрьской революции, когда он сам давно уже стоял на
крайнем правом фланге социал-реформизма. Бухарин утверждал по этому поводу,
будто Парвус "выдумал" Австралию задним числом, чтоб прикрыть свои старые
грехи по части перманентной революции. Но это не так. Парвус и в 1905 г.
видел в завоевании власти пролетариатом путь к демократии, а не к
социализму, т. е. он отводил пролетариату только ту роль, какую он у нас
действительно выполнял в первые 8-10 месяцев Октябрьской революции. В
качестве дальнейшей перспективы Парвус и тогда уже указывал австралийскую
демократию того времени, т. е. такой режим, когда рабочая партия управляет,
но не господствует, проводя свои реформистские требования, лишь как
дополнения к программе буржуазии. Ирония судьбы: основная тенденция
правоцентристского блока 1923-1928 г. г. состояла именно в том, чтобы
приблизить диктатуру пролетариата к рабочей демократии австралийского
образца, т. е. к прогнозу Парвуса. Это станет особенно ясно, если
напомнить, что русские мещанские "социалисты" 2-3 десятилетия тому назад
сплошь изображали в русской печати Австралию, как рабоче-крестьянскую
страну, которая, оградившись высокими пошлинами от внешнего мира, развивает
"социалистическое" законодательство и таким путем строит социализм в
отдельной стране. Радек поступил бы правильно, еслибы выдвинул эту сторону
дела, вместо того, чтобы повторять побасенки о моем фантастическом прыжке
через демократию.
/*1 Надо помнить, что Парвус стоял в тот период на крайнем левом фланге
международного марксизма./

III

ТРИ ЭЛЕМЕНТА "ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ДИКТАТУРЫ": КЛАССЫ, ЗАДАЧИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ
МЕХАНИКА.

Отличие "перманентной" точки зрения от ленинской выражалось политически в
противопоставлении лозунга диктатуры пролетариата, опирающегося на
крестьянство, лозунгу демократической диктатуры пролетариата и
крестьянства. Спор шел вовсе не о том, возможно ли перепрыгнуть через
буржуазно-демократическую стадию, и нужен ли союз рабочих и крестьян, -
спор шел о политической механике сотрудничества пролетариата и крестьянства
в демократической революции.
Радек черезчур высокомерно, чтоб не сказать легкомысленно, говорит, что
только люди, "не продумавшие сложности метода марксизма и ленинизма", могли
выдвигать вопрос о партийно-политическом выражении демократической
диктатуры, тогда как Ленин сводил будто бы весь вопрос к сотрудничеству
двух классов во имя объективных исторических задач. Нет, это не так.
Если полностью отвлечься от субъективного фактора революции, от партий и их
программ, в данном вопросе - от политической и организационной формы
сотрудничества пролетариата и крестьянства, то исчезнут все разногласия, не
только между мной и Лениным, которые отражали два оттенка революционного
крыла, но, что гораздо хуже, исчезнут и разногласия между большевизмом и
меньшевизмом, исчезнет, наконец, различие между русской революцией 1905
года и революциями 1848 и даже 1789 года, поскольку в отношении этой
последней можно говорить о пролетариате. Все буржуазные революции были
основаны на сотрудничестве угнетенных масс города и деревни. Это и
придавало революциям в большей или меньшей степени национальный, т. е.
общенародный характер.
И теоретически, и политически спор шел у нас не о сотрудничестве рабочих и
крестьян, как таковом, а о программе этого сотрудничества, об его партийных
формах и политических методах. В старых революциях рабочие и крестьяне
"сотрудничали" под руководством либеральной буржуазии или ее
мелко-буржуазного демократического крыла. Коминтерн повторил опыт старых
революций в новой исторической обстановке, сделав все для подчинения
китайских рабочих и крестьян политическому руководству
национал-либерального Чан-Кай-Ши, а затем "демократического" Ван-Тин-Вея.
Ленин ставил вопрос о союзе рабочих и крестьян, непримиримо противостоящем
либеральной буржуазии. Такого союза еще не бывало в истории. Дело шло о
новом, по методам своим, опыте сотрудничества угнетенных классов города и
деревни. Тем самым вопрос о политических формах сотрудничества ставился
заново. Радек это по-просту проглядел. Поэтому он возвращает нас не только
от формулы перманентной революции, но и от ленинской "демократической
диктатуры" назад - к пустопорожней исторической абстракции.
Да, Ленин в течение ряда лет отказывался предрешать вопрос, какова будет
политически-партийная и государственная организация демократической
диктатуры пролетариата и крестьянства, выдвигая на первое место
сотрудничество этих двух классов, в противовес коалиции с либеральной
буржуазией. Ленин говорил: из всей объективной обстановки с неизбежностью
вытекает на известном историческом этапе революционный союз рабочего класса
и крестьянства во имя разрешения задач демократического переворота. Сумеет
ли и успеет ли крестьянство создать самостоятельную партию, будет ли эта
партия в правительстве диктатуры в большинстве или в меньшинстве, каков
будет в революционном правительстве удельный вес представителей
пролетариата, - все эти вопросы не допускают априорного ответа. "Опыт
покажет!" Поскольку формула демократической диктатуры оставляла
полуоткрытым вопрос о политической механике союза рабочих и крестьян, она,
отнюдь не превращаясь в голую абстракцию Радека, оставалась тем не менее до
поры до времени алгебраической формулой, допускавшей в будущем очень
расходящиеся политические истолкования.
Сам Ленин при этом вовсе не считал, что вопрос исчерпывается классовым
базисом диктатуры и ее объективными историческими целями. Значение
субъективного фактора: цели, сознательного метода, партии - Ленин
достаточно хорошо понимал и нас всех этому учил. Вот почему в комментариях
к своему лозунгу он отнюдь не отказывался от примерного, гипотетического
предрешения вопроса о том, какие политические формы может принять первый в
истории самостоятельный союз рабочих и крестьян. К этому вопросу Ленин
подходил, однако, в разные моменты далеко не одинаково. Надо брать
ленинскую мысль не догматически, а исторически. Ленин не принес готовых
заповедей с Синая, а выковывал идеи и лозунги у горна классовой борьбы. Он
пригонял эти лозунги к действительности, конкретизировал, уточнял их, и в
разные периоды вкладывал в них разное содержание. Однако, этой стороны
вопроса, которая в дальнейшем приобрела решающий характер, поставив в
начале 1917 г. большевистскую партию на грань раскола, Радек совсем не
изучил: он просто прошел мимо нее. Между тем факт таков, что в разные
моменты Ленин далеко не одинаково характеризовал возможное
партийно-политическое и правительственное выражение союза двух классов,
воздерживаясь, однако, от того, чтобы связывать этими гипотетическими
толкованиями партию. Где причины такой осторожности? Причины в том, что в
алгебраическую формулу входила гигантская по своему значению, но
политически крайне неопределенная величина: крестьянство.
Приведу только несколько образцов ленинского истолкования демократической
диктатуры, отмечая при этом, что связная характеристика эволюции ленинской
мысли в этом вопросе потребовала бы самостоятельной работы.
В марте 1905 года, развивая ту мысль, что базисом диктатуры будут
пролетариат и крестьянство, Ленин писал:
"И такой состав социального базиса возможной и желательной
революционно-демократической диктатуры отразится, конечно, на составе
революционного правительства, сделает неизбежным участие в нем или даже
преобладание в нем самых разношерстных представителей революционной
демократии" (том VI русск. издан., стр. 132, подчеркнуто мною).
В этих словах Ленин указывает не только классовый базис, но и намечает
определенную правительственную форму диктатуры, с возможным преобладанием в
ней представителей мелкобуржуазной демократии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199