Самодержавие никогда не пользовалось доверием народа и не имело от него
полномочий.
В настоящее время правительство распоряжается в границах собственного
государства, как в завоеванной стране.
Посему мы решаем не допускать уплаты долгов по всем тем займам, которые
царское правительство заключило, когда явно и открыто вело войну со всем
народом.

Совет Рабочих Депутатов.
Главный Комитет Всероссийского Крестьянского Союза.
Центральный Комитет и Организационная Комиссия Российской
Социал-Демократической Рабочей Партии.
Центральный Комитет Партии Социалистов-Революционеров.
Центральный Комитет Польской Социалистической Партии.

Разумеется, этот манифест сам по себе не мог повалить ни царизм, ни его
финансы. Такого чуда ждала от своего выборгского воззвания полгода спустя
Первая Государственная Дума, призывавшая население к мирному отказу от
уплаты податей - "по английскому образцу". Финансовый манифест Совета был
не чем иным, как вступлением к декабрьскому восстанию. Подкрепленный
стачкой и баррикадными боями, он нашел могучий отклик во всей стране. В то
время как за предшествовавшие три года вклады в сберегательные кассы в
течение декабря превышали выдачи на 4 миллиона рублей, в декабре 1905 года
перевес выдач над вкладами равнялся 90 миллионам: манифест извлек из
правительственных резервуаров в течение месяца 94 миллиона рублей! Когда
восстание было раздавлено царскими ордами, равновесие в сберегательных
кассах снова восстановилось...
* * *

В двадцатых числах ноября объявлены на военном положении Киев и Киевский
уезд, губернии Лифляндская, Черниговская, Саратовская, Пензенская и
Симбирская, - главная арена аграрных волнений.
24-го, в день введения "временных" правил о печати, чрезвычайно расширены
права губернаторов и градоначальников.
28-го учреждена должность "временного" прибалтийского генерал-губернатора,
29-го предоставлено местным сатрапам, в случае железнодорожных или
почтово-телеграфных стачек, собственной властью объявлять свои губернии на
исключительном положении.
1 декабря представлялась в Царском Селе Николаю спешно набранная пестрая
депутация из перепуганных помещиков, монахов и городских погромщиков. Она
требовала беспощадной кары революционным злоумышленникам и заодно сановным
попустителям всякого ранга; не ограничиваясь этим намеком на Витте,
депутация поясняла: "самодержавным повелением призови иных исполнителей
твоей монаршей воли". "Принимаю вас в уверенности, - ответил Николай этой
грязной шайке крепостников и наемных громил, - что вижу пред собою истинных
сынов России, искони преданных мне и отечеству". По сигналу из центра
провинциальная администрация доставляет в Петербург множество
благодарственных адресов на высочайшее имя от имени крестьян и мещан. "Союз
русского народа"*75, получивший, очевидно, в это время первую крупную
субсидию, устраивает ряд митингов и распространяет погромно-патриотическую
литературу.
2 декабря конфискованы и приостановлены восемь газет, напечатавших
финансовый манифест Совета. В этот же день изданы каторжные правила о
стачках и союзах служащих железной дороги, почты, телеграфа и телефона,
карающие тюрьмой до 4 лет. Революционные газеты опубликовали 2 декабря
перехваченное распоряжение воронежского губернатора, на основании тайного
циркуляра Дурново: "Совершенно секретно... Выяснить немедленно всех
главарей противоправительственного и аграрного движения и заключить в
местную тюрьму для поступления с ними согласно указания г. министра
внутренних дел". Правительство впервые публикует грозное сообщение: крайние
партии поставили своей целью разрушение экономического, общественного и
политического уклада страны; социал-демократы и социалисты-революционеры по
существу являются анархистами - они объявляют войну правительству, порочат
своих противников, препятствуют обществу наслаждаться благами нового строя;
они вызывают стачки, чтобы превращать рабочих в материал революции.
"Пролитие крови рабочих (правительством!) неспособно вызвать у них
(революционеров!) угрызений совести". Если против этих явлений не помогут
обычные средства, то, "несомненно, явится необходимость принятия совершенно
исключительных мер".
Сословные интересы привилегированных, испуг имущих, мстительная злоба
бюрократии, готовность подкупленных, темная ненависть одураченных, - все
смешалось в один отвратительный кроваво-грязный ком реакции. Из Царского
Села отпускали золото, министерство Дурново плело петли подпольного
заговора, наемные убийцы точили ножи...
А революция неудержимо росла. К ее основной армии, промышленному
пролетариату, присоединялись все новые и новые отряды. В городах
происходили митинги дворников, швейцаров, поваров, домашней прислуги,
полотеров, официантов, банщиков, прачек. На собраниях и в прессе появляются
удивительные фигуры: "сознательные" строевые казаки, станционные жандармы,
городовые, околоточные и даже кающиеся сыщики. Социальное землетрясение
выбрасывает из каких-то таинственных глубин все новые и новые слои, о
существовании которых никто не помнит в мирное время. Мелкие чиновники,
тюремные надзиратели, военные писаря сменяют друг друга в помещениях
революционных газет.
Ноябрьская стачка оказала огромное влияние на армию. Волна военных митингов
прокатилась по всей стране. По казармам носился дух мятежа. Здесь
недовольство возникает обычно на почве солдатских нужд, быстро нарастает и
принимает политическую окраску. Начиная с двадцатых чисел ноября,
происходят серьезнейшие солдатские волнения в Петербурге (среди матросов),
Киеве, Екатеринодаре, Елисаветполе, Проскурове, Курске, Ломже... В Варшаве
гвардейцы требуют освобождения арестованных офицеров. Со всех сторон идут
сведения о том, что вся маньчжурская армия охвачена пламенем восстания. 28
ноября в Иркутске происходит митинг, в котором принимают участие все войска
гарнизона - около 4 тыс. солдат. Под председательством унтер-офицера
постановлено присоединиться к требованию Учредительного Собрания. Во многих
городах солдаты на митингах братаются с рабочими. 2 и 3 декабря открываются
волнения в войсках московского гарнизона. Митинги, в которых принимают
участие даже казаки, шествия по улицам под звуки марсельезы, удаление
офицеров из некоторых полков... И, наконец, как революционный фон для
котлом кипящего города - пылающие в огне крестьянского восстания губернии.
В конце ноября и начале декабря аграрные беспорядки охватывают длинный ряд
уездов: в центре под Москвою, на Волге, на Дону, в Царстве Польском
непрерывно идут крестьянские стачки, разгромы казенных винных лавок,
поджоги имений, захват имущества и земли. Вся Ковенская губерния охвачена
литовским крестьянским восстанием. Из Лифляндии идут вести, одна тревожнее
другой. Помещики бегут из своих имений, провинциальные администраторы
покидают свои посты...
Достаточно лишь ясно представить себе ту картину, которую представляла
собою Россия в это время, чтобы понять, как неотвратимо было декабрьское
столкновение. "Нужно было уклониться от борьбы", говорят задним числом
некоторые мудрецы (Плеханов). Точно дело идет о шахматной партии, а не об
элементарном движении миллионов!..

* * *

"Совет рабочих депутатов, - писало "Новое Время", - не унывает, продолжает
действовать энергично и печатает свои распоряжения чисто спартанским
языком, - кратко, ясно и понятно, - чего отнюдь нельзя сказать о
правительстве гр. Витте, которое предпочитает длинный и скучный язык
меланхолической девы". 3 декабря правительство Витте, в свою очередь,
заговорило "кратко, ясно и понятно": оно окружило здание
Вольно-Экономического Общества войсками всех родов оружия и арестовало
Совет.
В 4 ч. дня собрался Исполнительный Комитет. Порядок дня был заранее дан
конфискацией газет, каторжными правилами о стачках и заговорщической
телеграммой Дурново. Представитель Центрального Комитета
социал-демократической партии (большевиков) вносит от имени партии
предложение: принять вызов абсолютизма, снестись немедленно со всеми
революционными организациями страны, назначить день открытия всеобщей
политической стачки, призвать к действию все силы, все резервы и, опираясь
на аграрные движения и волнения солдат, итти навстречу решительной
развязке...
Делегат Железнодорожного Союза выражает уверенность, что созванный на 6
декабря железнодорожный съезд несомненно выскажется за забастовку.
Представитель Почтово-Телеграфного Союза высказывается за предложение
партии и надеется, что общее выступление вдохнет новую жизнь в потухающую
почтово-телеграфную стачку... Прения прерываются известием, что сегодня
предстоит арест Совета. Через полчаса приходит подтверждение. К этому
времени большой зал в два счета уже успел наполниться делегатами,
представителями партий, корреспондентами и гостями. Исполнительный Комитет,
заседающий во втором этаже, решает удалить нескольких своих членов, чтоб
сохранить преемственность на случай ареста. Но поздно! Здание окружено
солдатами Измайловского гвардейского полка, верховыми казаками, городовыми,
жандармами... Топот ног, звон шпор, лязг оружия наполняют здание. Бурные
протесты делегатов доносятся снизу. Председатель открывает окно второго
этажа, перегибается вниз и кричит: "Товарищи, сопротивления не оказывать!
Мы заранее объявляем, что здесь может раздаться только полицейский или
провокаторский выстрел"... Через несколько минут солдаты поднимаются во
второй этаж и становятся у входа в помещение Исполнительного Комитета.
П р е д с е д а т е л ь (обращаясь к офицеру). Предлагаю закрыть двери и не
мешать нашим занятиям.
Солдаты остаются в коридоре, но дверей не закрывают.
П р е д с е д а т е л ь. Заседание продолжается. Кто хочет слова?
П р е д с т а в и т е л ь С о ю з а К о н т о р щ и к о в. Своим
сегодняшним актом грубого насилия правительство подкрепило доводы в пользу
всеобщей забастовки. Оно предрешило ее... Исход нового решительного
выступления пролетариата зависит от войск. Пусть же они встанут на защиту
родины! (Офицер поспешно закрывает дверь. Оратор повышает голос.) И сквозь
закрытые двери донесется до солдат братский призыв рабочих, голос
измученной страны!..
Дверь раскрывается, в комнату вползает бледный, как смерть, жандармский
ротмистр (он боялся пули), за ним дюжины две городовых, которые размещаются
за стульями делегатов.
П р е д с е д а т е л ь. Объявляю заседание Исполнительного Комитета
закрытым.
Снизу доносится громкий и дружный металлический стук; кажется, будто там
работает десяток кузнецов над наковальнями: это делегаты портят и разбивают
свои браунинги, чтобы не достались в руки полиции.
Начинается обыск. Все отказываются называть себя. Обысканные, описанные и
занумерованные поступают под конвой полупьяных гвардейцев.
Петербургский Совет Рабочих Депутатов - в руках заговорщиков Царского Села.

"1905".

ДЕКАБРЬ

4 декабря Московский Совет Депутатов присоединяется к "финансовому
манифесту", а 6 декабря - под непосредственным давлением крупных волнений в
московском гарнизоне - Совет, охватывавший к этому времени 100 тыс.
рабочих, постановляет вместе с революционными партиями объявить в Москве на
завтра, 7 декабря, всеобщую политическую стачку и стремиться перевести ее в
вооруженное восстание. Конференция депутатов 29 железных дорог, собравшаяся
в Москве 5 - 6 декабря, постановила присоединиться к постановлению Совета.
Такое же решение принял и почтово-телеграфный съезд.
В Петербурге забастовка открылась 8-го, на следующий день достигла апогея,
а 12-го уже пошла на убыль. Она протекала гораздо менее дружно, чем
ноябрьская, и охватила не более двух третей рабочих. Нерешительность
Петербурга объясняется тем, что именно здесь рабочие яснее, чем где бы то
ни было, понимали, что дело идет на этот раз не о стачечной манифестации, а
о борьбе на жизнь и смерть. 9 января неизгладимо врезалось в сознание масс.
Лицом к лицу с чудовищным гарнизоном, ядро которого образуют гвардейские
полки, петербургские рабочие не могут брать на себя инициативу
революционного восстания; их миссия - как это показала октябрьская стачка -
нанести последний удар абсолютизму, уже потрясенному восстанием в остальной
стране. Только крупная победа в провинции могла создать в Петербурге
психологическую возможность решительных действий. Но этой победы не было -
и колебания сменились отступлением.
Рядом с пассивностью Петербурга роковую роль в дальнейшем развитии событий
сыграло продолжение работы Николаевской железной дороги (Петербург -
Москва). На петербургском комитете ж.-д. союза отразилось общее
выжидательное настроение, господствовавшее в столице. Между тем
правительство, внимание которого было целиком устремлено на Николаевскую
артерию, воспользовалось промедлением и заняло войсками путь. Часть
мастерских стала, но на телеграфе работало начальство, на линии -
железнодорожный батальон. Попытки прекратить движение делались не раз, но
безуспешно. 16 декабря рабочими из Твери была разрушена часть пути, чтобы
помешать отправке войск из Петербурга в Москву. Но было поздно: Семеновский
гвардейский полк уже прошел. В общем же железнодорожная забастовка
открылась очень дружно. До 10-го забастовало большинство линий; отсталые
примыкали в ближайшие дни. Открывая забастовку, конференция
Железнодорожного Союза заявила: "Мы берем на себя возвратить войска из
Маньчжурии в Россию гораздо скорее, чем это сделало бы правительство... Мы
примем все меры для перевозки продовольственного хлеба голодающим
крестьянам и провизии для товарищей на линии".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199