Что касается основной массы, то у нее нет, разумеется, ни коров, ни
огорода, ни, зачастую, даже своего угла. Заработная плата необученных
рабочих составляет 1.200 - 1.500 рублей в год, и даже менее того, что
при советских ценах означает режим нищеты. Жилищные условия, наиболее
надежный показатель материального и культурного уровня, очень тяжелы,
часто - невыносимы. Подавляющее большинство рабочих ютится в общежитиях,
которые по оборудованию и содержанию гораздо хуже казарм. Когда нужно
оправдать производственные неудачи, прогулы и брак, сама администрация,
через своих журналистов, дает такие описания жилищных условий: "рабочие
спят на полу, так как в кроватях их заедают клопы, стулья переломаны,
нет кружки, чтобы напиться воды" и пр. "В одной комнате живут две семьи.
Крыша протекает. В дождь выносят воду из комнаты ведрами". "В отврати-
тельном состоянии отхожие места". Число этих описаний, относящихся к
разным частям страны, можно увеличить по произволу. В результате невыно-
симых условий "текучесть рабочих, - пишет, например, руководитель нефтя-
ной промышленности, - достигла очень высоких размеров... Из-за недостат-
ка рабочих большое количество буровых вовсе оставлено"... В некоторых
особо неблагоприятных районах соглашаются работать только штрафные, уво-
ленные с других мест за различные нарушения дисциплины. Так, на дне про-
летариата оседает слой отверженных и бесправных, советских париев, кото-
рыми вынуждена, однако, широко пользоваться такая важная отрасль промыш-
ленности, как нефтяная.
В результате вопиющих различий в заработной плате, усугубляемых про-
извольными привилегиями, бюрократии удается вносить острые антагонизмы в
среду пролетариата. Отчеты о стахановской кампании давали подчас картину
малой гражданской войны. "Аварии и поломки механизмов - излюбленное (!)
средство борьбы против стахановского движения", писал, например, орган
профессиональных союзов. "Классовая борьба, читаем далее, напоминает о
себе на каждом шагу". В этой "классовой" борьбе рабочие стоят по одну
сторону, профессиональные союзы - по другую. Сталин публично рекомендо-
вал - давать сопротивляющимся "в зубы". Другие члены ЦК не раз грозили
смести "обнаглевших врагов" с лица земли. На опыте стахановского движе-
ния особенно ярко обнаружились и глубокая отчужденность между властью и
пролетариатом, и та свирепая настойчивость, с какою бюрократия применяет
не ею, правда, выдуманное правило: "разделяй и властвуй!". Зато в утеше-
ние рабочим форсированная сдельщина именуется "социалистическим соревно-
ванием". Название это звучит, как издевательство!
Соревнование, корни которого покоются в нашей биологии, останется не-
сомненно - очистившись предварительно от корысти, зависти, привилегий -
важнейшим двигателем культуры и при коммунизме. Но и в более близкую,
подготовительную эпоху действительное утверждение социалистического об-
щества может и будет совершаться не теми унизительными мерами отсталого
капитализма, к каким прибегает советское правительство, а приемами, бо-
лее достойными освобожденного человека, и прежде всего не из-под бюрок-
ратической палки. Ибо сама эта палка есть наиболее отвратительное насле-
дие старого мира. Она должна быть сломана на куски и сожжена на публич-
ном костре, прежде чем можно будет без краски стыда говорить о социализ-
ме!

Социальные противоречия колхозной деревни.

Если промышленные тресты являются "в принципе" социалистическими
предприятиями, то о колхозах этого сказать нельзя. Они опираются не на
государственную, а на групповую собственность. Это шаг крупный вперед по
сравнению с индивидуальной распыленностью. Но приведут ли колхозные хо-
зяйства к социализму, зависит от целого ряда обстоятельств, часть кото-
рых лежит внутри колхозов; часть - вне их, в общих условиях советской
системы; наконец, часть, и не меньшая, - на мировой арене.
Борьба между крестьянством и государством далеко не прекратилась. Ны-
нешняя, еще крайне неустойчивая организация сельского хозяйства предс-
тавляет не что иное, как временный компромисс борющихся лагерей, после
грозного взрыва гражданской войны. Правда, коллективизировано 90%
крестьянских дворов, с колхозных полей собрано 94% всей сельско-хо-
зяйственной продукции. Даже если принять во внимание известный процент
фиктивных колхозов, за которыми укрываются в сущности единоличники, то
не остается, как будто, ничего другого, как признать, что победа над ин-
дивидуальным хозяйством одержана, по меньшей мере, на 9/10. Однако,
действительная борьба сил и тенденций в деревне ни в каком случае не ук-
ладывается в рамки голого противопоставления единоличников и колхозни-
ков.
В целях замирения крестьян, государство оказалось вынуждено пойти на
очень большие уступки собственническим и индивидуалистическим тенденциям
деревни, начав с торжественной передачи колхозам их земельных участков в
"вечное" пользование, что есть по существу дела ликвидация социализации
земли. Юридическая фикция? В зависимости от соотношения сил она может
оказаться реальностью и представить уже в ближайший период крупные зат-
руднения для планового хозяйства в государственном масштабе. Гораздо
важнее, однако, то, что государство увидело себя вынужденным допустить
возрождение индивидуальных крестьянских хозяйств, на особых карликовых
участках, со своими коровами, свиньями, овцами, домашней птицей и пр. В
обмен за нарушение социализации и за ограничение коллективизации
крестьянин соглашается мирно, хотя пока и без большого усердия, работать
в колхозах, которые дают ему возможность выполнить свои обязательства по
отношению к государству и получить кое-что в собственное распоряжение.
Новые отношения имеют еще настолько незрелые формы, что их трудно было
бы измерить цифрами даже в том случае, если б советская статистика была
честнее. Многое позволяет, тем не менее, заключить, что для личного су-
ществования крестьян карликовые хозяйства имеют пока не меньшее значе-
ние, чем колхозы. Это и значит, что борьба между индивидуалистическими и
коллективистическими тенденциями проходит еще через всю толщу деревни, и
что исход ее не решен. Куда больше клонит само крестьянство? Оно не зна-
ет этого точно и само.
Народный комиссар земледелия говорил в конце 1935 г.: "до последнего
времени мы имели большое сопротивление со стороны кулацких элементов де-
лу выполнения государственного плана хлебозаготовок". Это значит, други-
ми словами, что колхозники в большинстве своем считали "до последнего
времени" (а сегодня?) сдачу зерна государству невыгодной для себя опера-
цией и тяготели к частной торговле. В другом порядке о том же свиде-
тельствуют драконовские законы для охраны колхозного достояния от расхи-
щения со стороны самих колхозников. Крайне поучителен и тот факт, что
имущество колхозов застраховано у государства на 20 миллиардов рублей, а
частное имущество колхозников - на 21 миллиард. Если это соотношение не
означает необходимо, что колхозники, отдельно взятые, богаче колхозов,
то оно во всяком случае означает, что колхозники более заботливо страху-
ют свое личное имущество, чем общее.
Не менее показателен, с интересующей нас точки зрения, ход развития
скотоводства. В то время, как количество лошадей продолжало сокращаться
до 1935 г., и только в результате ряда правительственных мер началось за
последний год легкое повышение конского поголовья, прирост рогатого ско-
та уже за предшествующий год составил 4 миллиона голов. План по лошадям
выполнен в благополучном 1935 г. только на 94%, тогда как по рогатому
скоту значительно перевыполнен. Смысл этих данных станет ясным из того
факта, что лошади только в колхозной собственности, тогда как коровы уже
входят в личную собственность большинства колхозников. Остается еще при-
бавить, что в тех степных районах, где колхозникам разрешено, в виде
изъятия, иметь свою лошадь, прирост конского стада у этих собственников
идет значительно быстрее, чем у колхозов, которые, в свою очередь, обго-
няют совхозы. Из всего этого вовсе не вытекает вывод о преимуществе
частного мелкого хозяйства над крупным обобществленным. Но переход от
первого ко второму, от варварства к цивилизации, таит в себе много труд-
ностей, которых нельзя устранить одним лишь административным напором.
"Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловлен-
ное им культурное развитие общества"... Сдача земли в аренду, запрещен-
ная законом, практикуется на самом деле очень широко, притом в наиболее
вредных формах, именно в виде отработков. Землю в аренду сдают одни кол-
хозы другим, иногда - посторонним лицам, наконец - собственным более
предприимчивым членам. К сдаче земли прибегают, как это ни невероятно,
совхозы, т.е. "социалистические" предприятия и, что особенно поучи-
тельно, совхозы ГПУ! Под прикрытием этого высокого учреждения, стоящего
на страже закона, директора совхозов налагают на крестьян-арендаторов
условия, как бы списанные со старых помещичьих кабальных договоров. Мы
имеем, таким образом, случаи эксплуатации крестьян бюрократами уже не в
качестве агентов государства, а в качестве полулегальных лэндлордов.
Нимало не преувеличивая размеров такого рода уродливых явлений, не
поддающихся, конечно, статистическому учету, нельзя, однако, не видеть
их огромного симптоматического значения. Они безошибочно свидетельствуют
о силе буржуазных тенденций в той, еще крайне отсталой отрасли хо-
зяйства, которая охватывает подавляющее большинство населения. Тем вре-
менем рыночные отношения неизбежно усиливают индивидуалистические тен-
денции и углубляют социальную дифференциацию деревни, несмотря на новую
структуру имущественных отношений.
В среднем на колхозный двор пришлось за 1935 год около 4.000 рублей
денежного дохода. Но в отношении крестьян "средние" цифры еще более об-
манчивы, чем в отношении рабочих. В Кремле докладывалось, например, что
рыбаки-колхозники заработали в 1935 г. больше, чем в 1934 г., именно по
1.919 рублей, причем аплодисменты по поводу этой последней цифры показа-
ли, сколь значительно она поднимается над заработком главной массы кол-
хозов. С другой стороны, существуют колхозы, где на каждый двор пришлось
около 30.000 рублей, не считая ни денежных и натуральных доходов от ин-
дивидуальных хозяйств, ни натуральных доходов всего предприятия в целом:
в общем доход каждого из таких крупных колхозных фермеров в 10-15 раз
превышает заработную плату "среднего" рабочего и низового колхозника.
Градация доходов лишь отчасти определяется умением и прилежанием в
работе. Как колхозы, так и личные участки крестьян, поставлены по необ-
ходимости в чрезвычайно неравные условия, в зависимости от климата, поч-
вы, рода культуры, а также от расположения по отношению к городам и про-
мышленным центрам. Противоположность между городом и деревней не только
не смягчилась за время пятилеток, но наоборот, в результате лихорадочно
быстрого роста городов и новых промышленных районов, чрезвычайно возрос-
ла. Эта основная социальная противоположность советского общества неиз-
бежно порождает производные противоречия между колхозами и внутри колхо-
зов, главным образом, благодаря дифференциальной ренте.
Неограниченная власть бюрократии является не менее могущественным
орудием социальной дифференциации. В ее руках такие рычаги, как заработ-
ная плата, цены, налоги, бюджет и кредит. Совершенно непомерные прибыли
ряда центрально-азиатских хлопковых колхозов в гораздо большей степени
зависят от устанавливаемого правительством соотношения цен, чем от рабо-
ты самих колхозников. Эксплуатация одних слоев населения другими не ис-
чезла, но получила замаскированный характер. Первые десятки тысяч "зажи-
точных" колхозов обросли достатком за счет остальной массы колхозов и
промышленных рабочих. Поднять все колхозы на уровень зажиточности - за-
дача неизмеримо более трудная и длительная, чем предоставить привилегии
меньшинству за счет большинства. Если в 1927 году левая оппозиция конс-
татировала, что "у кулака доход вырос несравненно больше, чем у рабоче-
го", то и теперь это положение остается в силе, правда, в измененном ви-
де: доход колхозных верхов вырос несравненно больше, чем доход основной
крестьянской и рабочей массы. Различия материальных уровней сейчас, по-
жалуй, даже более значительны, чем накануне раскулачивания.
Дифференциация, совершающаяся внутри колхозов, отчасти находит свое
выражение в области личного потребления, отчасти отлагается в личном,
приусадебном хозяйстве, так как основные средства самого колхоза обоб-
ществлены. Дифференциация между колхозами имеет и сейчас уже более глу-
бокие последствия, так как перед богатым колхозом открывается возмож-
ность применять больше удобрений, больше машин и следовательно быстрее
богатеть. Преуспевающие колхозы нередко нанимают рабочую силу из бедных
колхозов, и власти закрывают на это глаза. Закрепление неравноценных зе-
мельных участков за колхозами чрезвычайно облегчает дальнейшую дифферен-
циацию между ними, и следовательно, выделение своего рода "буржуазных"
колхозов, или "колхозов-миллионеров", как их именуют уже теперь.
Конечно, государственная власть имеет возможность вмешиваться, в ка-
честве регулятора, в процесс социальной дифференциации крестьянства. Но
в каком направлении и в каких пределах? Ударить по кулацким колхозам и
колхозникам значило бы открыть новый конфликт с наиболее "прогрессивны-
ми" слоями крестьянства, которые именно теперь, после болезненного пере-
рыва, почувствовали особенно жадный вкус к "счастливой жиз<н>и".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199