https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/
Бюрократия, взятая в целом, заботится не
столько о функции, сколько о той дани, которую эта функция ей приносит.
Командующая каста стремится укрепить и увековечить органы принуждения.
Для обеспечения своей власти и своих доходов она не щадит ничего и нико-
го. Чем больше ход развития направляется против нее, тем беспощаднее она
становится по отношению к передовым элементам народа. Как и католическая
церковь, догмат непогрешимости она выдвинула в период заката, но зато
сразу поставила его на такую высоту, о которой римский папа не может и
мечтать.
Все более назойливое обожествление Сталина является, при всей своей
карикатурности, необходимым элементом режима. Бюрократии нужен неприкос-
новенный супер-арбитр, первый консул, если не император, и она поднимает
на своих плечах того, кто наиболее отвечает ее притязаниям на гос-
подство. "Сила характера" вождя, которой так восторгаются литературные
дилетанты Запада, есть на самом деле итог коллективного напора касты,
готовой на все, лишь бы отстоять себя. Каждый из них на своем посту счи-
тает: "государство - это я". В Сталине каждый без труда находит себя. Но
и Сталин в каждом из них открывает частицу своего духа. Сталин есть пер-
сонификаци<я> бюрократии: в этом и состоит его политическая личность.
Цезаризм, или его буржуазная форма, бонапартизм, выступает на сцену в
те моменты истории, когда острая борьба двух лагерей как бы поднимает
государственную власть над нацией и обеспечивает ей, на вид, полную не-
зависимость от классов, а на самом деле - лишь необходимую свободу для
защиты привилегированных. Сталинский режим, который возвышается над по-
литически атомизированным обществом, опирается на полицейский и офицерс-
кий корпус и не допускает над собою никакого контроля, представляет яв-
ную вариацию бонапартизма, нового, еще не виданного в истории типа. Це-
заризм возник в условиях потрясаемого внутренней борьбой рабского об-
щества. Бонапартизм есть одно из политических орудий капиталистического
режима, в его критические периоды. Сталинизм есть разновидность той же
системы, но на фундаменте рабочего государства, раздираемого антагониз-
мом между организованной и вооруженной советской аристократией и безо-
ружными трудящимися массами.
Как свидетельствует история, бонапартизм отлично уживается со всеоб-
щим и даже тайным избирательным правом. Демократическим ритуалом бона-
партизма является плебисцит. Время от времени гражданам ставится вопрос:
за или против вождя? причем голойства качество предполагает демократию
производителей и потребителей, свободу критики и инициативы, т.е. усло-
вия, несовместимые с тоталитарным режимом страха, лжи и лести.
За вопросом о качестве встают более сложные и грандиозные задачи, ко-
торые можно обнять понятием самостоятельного технического и культурного
творчества. Древний философ сказал, что отцом всех вещей является спор.
Где свободное столкновение идей невозможно, там нет и творчества новых
ценностей. Правда, революционная диктатура, по самой сути своей, означа-
ет суровые ограничения свободы. Но именно поэтому эпохи революций никог-
да не были непосредственно благоприятны для культурного творчества: они
только расчищали для него арену. Диктатура пролетариата открывает чело-
веческому гению тем более простора, чем более она перестает быть дикта-
турой. Социалистическая культура будет расцветать только по мере отмира-
ния государства. В этом простом и непреклонном историческом законе зало-
жен смертельный приговор для нынешнего политического режима СССР. Со-
ветская демократия не есть требование отвлеченной политики, еще менее -
морали. Она стала вопросом жизни или смерти для страны.
Если б новое государство не имело других интересов, кроме интересов
общества, отмирание функций принуждения получило бы постепенно безболез-
ненный характер. Но государство не бесплотно. Специфические функции соз-
дали специфические органы. Бюрократия, взятая в целом, заботится не
столько о функции, сколько о той дани, которую эта функция ей приносит.
Командующая каста стремится укрепить и увековечить органы принуждения.
Для обеспечения своей власти и своих доходов она не щадит ничего и нико-
го. Чем больше ход развития направляется против нее, тем беспощаднее она
становится по отношению к передовым элементам народа. Как и католическая
церковь, догмат непогрешимости она выдвинула в период заката, но зато
сразу поставила его на такую высоту, о которой римский папа не может и
мечтать.
Все более назойливое обожествление Сталина является, при всей своей
карикатурности, необходимым элементом режима. Бюрократии нужен неприкос-
новенный супер-арбитр, первый консул, если не император, и она поднимает
на своих плечах того, кто наиболее отвечает ее притязаниям на гос-
подство. "Сила характера" вождя, которой так восторгаются литературные
дилетанты Запада, есть на самом деле итог коллективного напора касты,
готовой на все, лишь бы отстоять себя. Каждый из них на своем посту счи-
тает: "государство - это я". В Сталине каждый без труда находит себя. Но
и Сталин в каждом из них открывает частицу своего духа. Сталин есть пер-
сонификаци<я> бюрократии: в этом и состоит его политическая личность.
Цезаризм, или его буржуазная форма, бонапартизм, выступает на сцену в те
моменты истории, когда острая борьба двух лагерей как бы поднимает
государственную власть над нацией и обеспечивает ей, на вид, полную
независимость от классов, а на самом деле - лишь необходимую свободу для
защиты привилегированных. Сталинский режим, который возвышается над
политически атомизированным обществом, опирается на полицейский и
офицерский корпус и не допускает над собою никакого контроля, представляет
явную вариацию бонапартизма, нового, еще не виданного в истории типа.
Цезаризм возник в условиях потрясаемого внутренней борьбой рабского
общества. Бонапартизм есть одно из политических орудий капиталистического
режима, в его критические периоды. Сталинизм есть разновидность той же
системы, но на фундаменте рабочего государства, раздираемого антагонизмом
между организованной и вооруженной советской аристократией и безоружными
трудящимися массами.
Как свидетельствует история, бонапартизм отлично уживается со всеоб-
щим и даже тайным избирательным правом. Демократическим ритуалом бона-
партизма является плебисцит. Время от времени гражданам ставится вопрос:
за или против вождя? причем голосующий чувствует дуло револьвера у вис-
ка. Со времени Наполеона III, который кажется ныне провинциальным диле-
тантом, эта техника достигла необыкновенного развития. Новая советская
конституция, устанавливающая бонапартизм на плебисцитарной основе, явля-
ется подлинным увенчанием системы.
В последнем счете советский бонапартизм обязан своим возникновением
запоздалости мировой революции. Но та же причина породила в капиталисти-
ческих странах фашизм. Мы приходим к неожиданному, на первый взгляд, но
на самом деле непреложному выводу: подавление советской демократии все-
сильной бюрократией, как и разгром буржуазной демократии фашизмом, выз-
ваны одной и той же причиной: промедление мирового пролетариата в разре-
шении поставленной перед ним историей задачи. Сталинизм и фашизм, нес-
мотря на глубокое различие социальных основ, представляют собою симмет-
ричные явления. Многими чертами своими они убийственно похожи друг на
друга. Победоносное революционное движение в Европе немедленно же пот-
рясло бы не только фашизм, но и советский бонапартизм. Поворачиваясь
спиною к международной революции, сталинская бюрократия по своему права:
она лишь повинуется голосу самосохранения.
Борьба бюрократии с "классовыми врагами".
Противовесом бюрократии, с первых дней советского режима, служила
партия. Если бюрократия управляла государством, то партия контролировала
бюрократию. Зорко блюдя за тем, чтобы неравенство не переходило за пре-
делы необходимости, партия всегда находилась в состоянии то открытой то
замаскированной борьбы с бюрократией. Историческая роль фракции Сталина
состоит в том, что она уничтожила это раздвоение, подчинив партию ее
собственному аппарату и слив этот последний с аппаратом государства. Так
создался нынешний тоталитарный режим. Победа Сталина тем именно и была
обеспечена, что он оказал бюрократии эту немаловажную услугу.
В течение первых десяти лет борьбы левая оппозиция не переходила с
пути идейного завоевания партии на путь завоевания власти против партии.
Лозунг ее гласил: реформа, а не революция. Однако, бюрократия уже в то
время готова была на любой переворот, чтоб оградить себя от демократи-
ческой реформы. В 1927 г., когда борьба вошла в особенно острую стадию,
Сталин заявил на заседании Центрального Комитета, обращаясь к оппозиции:
"Эти кадры можно снять только гражданской войной". То, что в словах Ста-
лина было угрозой, стало, благодаря ряду поражений европейского пролета-
риата, историческим фактом. Путь реформы превратился в путь революции.
Непрерывные чистки партии и советских организаций имеют задачей восп-
репятствовать недовольству масс найти членораздельное политическое выра-
жение. Но репрессии не убивают мысль, а лишь загоняют ее в подполье. Ши-
рокие круги коммунистов, как и беспартийных, имеют две системы воззре-
ний: официальную и тайную. Ссыск и донос разъедают общественные отноше-
ния насквозь. Своих противников бюрократия неизменно изображает врагами
социализма. При помощи судебных подлогов, ставших нормой, она подкидыва-
ет им любое преступление, по собственному выбору. Под ультиматумом
расстрела она исторгает у слабых ею же продиктованные признания и пола-
гает затем эти свидетельства в основу обвинения против наиболее стойких
своих врагов.
"Было бы непростительно глупо и преступно", поучает "Правда" от 5 ию-
ня 1936 г., комментируя "самую демократическую в мире" конституцию, -
полагать, что, несмотря на уничтожение классов, "классово враждебные со-
циализму силы примирились со своим поражением... Борьба продолжается".
Кто же эти "классово враждебные силы"? Ответ гласит: "Остатки контр-ре-
волюционных групп, белогвардейцев всех мастей, особенно троцкистско-зи-
новьевской"...После неизбежной ссылки на "шпионскую и террористическую
работу" (троцкистов и зиновьевцев), орган Сталина обещает: "твердой ру-
кой мы будем и впредь бить и уничтожать врагов народа, троцкистских га-
дов и фурий, как бы искусно они не маскировались". Такие угрозы, ежед-
невно повторяющиеся в советской печати, являются простым аккомпаниментом
к работе ГПУ.
Некий Петров, член партии с 1918 г., участник Гражданской войны,
впоследствии советский агроном и участник правой оппозиции, бежавший в
1936 г. из ссылки за границу, следующими чертами характеризует ныне в
либеральной эмигрантской газете так называемых троцкистов: "Левые?...
Психологически - последние революционеры. Подлинные, горящие. Никакого
серого делячества, никаких компромиссов. Люди - прекрасные. Но идиотские
идеи... Мировой пожар и прочий бред...". Оставим в стороне вопрос об
"идеях". Морально-политическая оценка левых сагроном и участник правой
оппозиции, бежавший в 1936 г. из ссылки за границу, следующими чертами
характеризует ныне в либеральной эмигрантской газете так называемых
троцкистов: "Левые?... Психологически - последние р
Истерия бюрократической ненависти против большевистской оппозиции
приобретает особенно яркий политический смысл наряду со снятием ограни-
чений против лиц буржуазного происхождения. Примирительные декреты в от-
ношении службы, работы и образования исходят из того соображения, что
сопротивление господствовавших ранее классов замирает особенно яркий по-
литический смысл наряду со снятием ограничений против лиц буржуазного
происхождения. Примирительные декреты в отношении службы, работы и обра-
зования исходят из того соображения, что сопротивление господствовавших
ранее классов замирает по мере того, как выясняется незыблемость нового
порядка. "Теперь нет нужды в этих ограничениях", разъяснял Молотов на
сессии ЦИК'а в январе 1936 г. Одновременно с этим оказывается, однако,
что злейшие "классовые враги" вербуются из числа тех, которые всю жизнь
боролись за социализм, начиная с ближайших сотрудников Ленина, как Зи-
новьев и Каменев. В отличие от буржуазии, "троцкисты" приходят, по сло-
вам "Правды", в тем большее отчаяние, "чем ярче вырисовываются очертания
безклассового социалистического общества". Бредовый характер этой фило-
софии, возникшей из необходимости прикрывать новые отношения старыми
формулами, не может, конечно, скрыть реального сдвига социальных антаго-
низмов. С одной стороны, создание "знати" открывает широкие карьерные в
Меч диктатуры, разивший ранее тех, которые хотели восстановить приви-
легии буржуазии, направляется сейчас против тех, которые восстают против
привилегий бюрократии. Удары падают не на классовых врагов пролетариата,
а на пролетарский авангард. В соответствии с коренным изменением своей
функции политическая полиция, когда-то вербовавшаяся из особо преданных
и самоотверженных большевиков, составляет ныне наиболее деморализованную
часть бюрократии.
В преследование революционеров термидорианцы вкладывают всю ненависть
к тем, которые напоминают им о прошлом и заставляют бояться будущего.
Тюрьмы, глухие углы Сибири и Центральной Азии, множающиеся концентраци-
онные лагери, содержат в себе цвет большевистской партии, наиболее стой-
ких и верных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
столько о функции, сколько о той дани, которую эта функция ей приносит.
Командующая каста стремится укрепить и увековечить органы принуждения.
Для обеспечения своей власти и своих доходов она не щадит ничего и нико-
го. Чем больше ход развития направляется против нее, тем беспощаднее она
становится по отношению к передовым элементам народа. Как и католическая
церковь, догмат непогрешимости она выдвинула в период заката, но зато
сразу поставила его на такую высоту, о которой римский папа не может и
мечтать.
Все более назойливое обожествление Сталина является, при всей своей
карикатурности, необходимым элементом режима. Бюрократии нужен неприкос-
новенный супер-арбитр, первый консул, если не император, и она поднимает
на своих плечах того, кто наиболее отвечает ее притязаниям на гос-
подство. "Сила характера" вождя, которой так восторгаются литературные
дилетанты Запада, есть на самом деле итог коллективного напора касты,
готовой на все, лишь бы отстоять себя. Каждый из них на своем посту счи-
тает: "государство - это я". В Сталине каждый без труда находит себя. Но
и Сталин в каждом из них открывает частицу своего духа. Сталин есть пер-
сонификаци<я> бюрократии: в этом и состоит его политическая личность.
Цезаризм, или его буржуазная форма, бонапартизм, выступает на сцену в
те моменты истории, когда острая борьба двух лагерей как бы поднимает
государственную власть над нацией и обеспечивает ей, на вид, полную не-
зависимость от классов, а на самом деле - лишь необходимую свободу для
защиты привилегированных. Сталинский режим, который возвышается над по-
литически атомизированным обществом, опирается на полицейский и офицерс-
кий корпус и не допускает над собою никакого контроля, представляет яв-
ную вариацию бонапартизма, нового, еще не виданного в истории типа. Це-
заризм возник в условиях потрясаемого внутренней борьбой рабского об-
щества. Бонапартизм есть одно из политических орудий капиталистического
режима, в его критические периоды. Сталинизм есть разновидность той же
системы, но на фундаменте рабочего государства, раздираемого антагониз-
мом между организованной и вооруженной советской аристократией и безо-
ружными трудящимися массами.
Как свидетельствует история, бонапартизм отлично уживается со всеоб-
щим и даже тайным избирательным правом. Демократическим ритуалом бона-
партизма является плебисцит. Время от времени гражданам ставится вопрос:
за или против вождя? причем голойства качество предполагает демократию
производителей и потребителей, свободу критики и инициативы, т.е. усло-
вия, несовместимые с тоталитарным режимом страха, лжи и лести.
За вопросом о качестве встают более сложные и грандиозные задачи, ко-
торые можно обнять понятием самостоятельного технического и культурного
творчества. Древний философ сказал, что отцом всех вещей является спор.
Где свободное столкновение идей невозможно, там нет и творчества новых
ценностей. Правда, революционная диктатура, по самой сути своей, означа-
ет суровые ограничения свободы. Но именно поэтому эпохи революций никог-
да не были непосредственно благоприятны для культурного творчества: они
только расчищали для него арену. Диктатура пролетариата открывает чело-
веческому гению тем более простора, чем более она перестает быть дикта-
турой. Социалистическая культура будет расцветать только по мере отмира-
ния государства. В этом простом и непреклонном историческом законе зало-
жен смертельный приговор для нынешнего политического режима СССР. Со-
ветская демократия не есть требование отвлеченной политики, еще менее -
морали. Она стала вопросом жизни или смерти для страны.
Если б новое государство не имело других интересов, кроме интересов
общества, отмирание функций принуждения получило бы постепенно безболез-
ненный характер. Но государство не бесплотно. Специфические функции соз-
дали специфические органы. Бюрократия, взятая в целом, заботится не
столько о функции, сколько о той дани, которую эта функция ей приносит.
Командующая каста стремится укрепить и увековечить органы принуждения.
Для обеспечения своей власти и своих доходов она не щадит ничего и нико-
го. Чем больше ход развития направляется против нее, тем беспощаднее она
становится по отношению к передовым элементам народа. Как и католическая
церковь, догмат непогрешимости она выдвинула в период заката, но зато
сразу поставила его на такую высоту, о которой римский папа не может и
мечтать.
Все более назойливое обожествление Сталина является, при всей своей
карикатурности, необходимым элементом режима. Бюрократии нужен неприкос-
новенный супер-арбитр, первый консул, если не император, и она поднимает
на своих плечах того, кто наиболее отвечает ее притязаниям на гос-
подство. "Сила характера" вождя, которой так восторгаются литературные
дилетанты Запада, есть на самом деле итог коллективного напора касты,
готовой на все, лишь бы отстоять себя. Каждый из них на своем посту счи-
тает: "государство - это я". В Сталине каждый без труда находит себя. Но
и Сталин в каждом из них открывает частицу своего духа. Сталин есть пер-
сонификаци<я> бюрократии: в этом и состоит его политическая личность.
Цезаризм, или его буржуазная форма, бонапартизм, выступает на сцену в те
моменты истории, когда острая борьба двух лагерей как бы поднимает
государственную власть над нацией и обеспечивает ей, на вид, полную
независимость от классов, а на самом деле - лишь необходимую свободу для
защиты привилегированных. Сталинский режим, который возвышается над
политически атомизированным обществом, опирается на полицейский и
офицерский корпус и не допускает над собою никакого контроля, представляет
явную вариацию бонапартизма, нового, еще не виданного в истории типа.
Цезаризм возник в условиях потрясаемого внутренней борьбой рабского
общества. Бонапартизм есть одно из политических орудий капиталистического
режима, в его критические периоды. Сталинизм есть разновидность той же
системы, но на фундаменте рабочего государства, раздираемого антагонизмом
между организованной и вооруженной советской аристократией и безоружными
трудящимися массами.
Как свидетельствует история, бонапартизм отлично уживается со всеоб-
щим и даже тайным избирательным правом. Демократическим ритуалом бона-
партизма является плебисцит. Время от времени гражданам ставится вопрос:
за или против вождя? причем голосующий чувствует дуло револьвера у вис-
ка. Со времени Наполеона III, который кажется ныне провинциальным диле-
тантом, эта техника достигла необыкновенного развития. Новая советская
конституция, устанавливающая бонапартизм на плебисцитарной основе, явля-
ется подлинным увенчанием системы.
В последнем счете советский бонапартизм обязан своим возникновением
запоздалости мировой революции. Но та же причина породила в капиталисти-
ческих странах фашизм. Мы приходим к неожиданному, на первый взгляд, но
на самом деле непреложному выводу: подавление советской демократии все-
сильной бюрократией, как и разгром буржуазной демократии фашизмом, выз-
ваны одной и той же причиной: промедление мирового пролетариата в разре-
шении поставленной перед ним историей задачи. Сталинизм и фашизм, нес-
мотря на глубокое различие социальных основ, представляют собою симмет-
ричные явления. Многими чертами своими они убийственно похожи друг на
друга. Победоносное революционное движение в Европе немедленно же пот-
рясло бы не только фашизм, но и советский бонапартизм. Поворачиваясь
спиною к международной революции, сталинская бюрократия по своему права:
она лишь повинуется голосу самосохранения.
Борьба бюрократии с "классовыми врагами".
Противовесом бюрократии, с первых дней советского режима, служила
партия. Если бюрократия управляла государством, то партия контролировала
бюрократию. Зорко блюдя за тем, чтобы неравенство не переходило за пре-
делы необходимости, партия всегда находилась в состоянии то открытой то
замаскированной борьбы с бюрократией. Историческая роль фракции Сталина
состоит в том, что она уничтожила это раздвоение, подчинив партию ее
собственному аппарату и слив этот последний с аппаратом государства. Так
создался нынешний тоталитарный режим. Победа Сталина тем именно и была
обеспечена, что он оказал бюрократии эту немаловажную услугу.
В течение первых десяти лет борьбы левая оппозиция не переходила с
пути идейного завоевания партии на путь завоевания власти против партии.
Лозунг ее гласил: реформа, а не революция. Однако, бюрократия уже в то
время готова была на любой переворот, чтоб оградить себя от демократи-
ческой реформы. В 1927 г., когда борьба вошла в особенно острую стадию,
Сталин заявил на заседании Центрального Комитета, обращаясь к оппозиции:
"Эти кадры можно снять только гражданской войной". То, что в словах Ста-
лина было угрозой, стало, благодаря ряду поражений европейского пролета-
риата, историческим фактом. Путь реформы превратился в путь революции.
Непрерывные чистки партии и советских организаций имеют задачей восп-
репятствовать недовольству масс найти членораздельное политическое выра-
жение. Но репрессии не убивают мысль, а лишь загоняют ее в подполье. Ши-
рокие круги коммунистов, как и беспартийных, имеют две системы воззре-
ний: официальную и тайную. Ссыск и донос разъедают общественные отноше-
ния насквозь. Своих противников бюрократия неизменно изображает врагами
социализма. При помощи судебных подлогов, ставших нормой, она подкидыва-
ет им любое преступление, по собственному выбору. Под ультиматумом
расстрела она исторгает у слабых ею же продиктованные признания и пола-
гает затем эти свидетельства в основу обвинения против наиболее стойких
своих врагов.
"Было бы непростительно глупо и преступно", поучает "Правда" от 5 ию-
ня 1936 г., комментируя "самую демократическую в мире" конституцию, -
полагать, что, несмотря на уничтожение классов, "классово враждебные со-
циализму силы примирились со своим поражением... Борьба продолжается".
Кто же эти "классово враждебные силы"? Ответ гласит: "Остатки контр-ре-
волюционных групп, белогвардейцев всех мастей, особенно троцкистско-зи-
новьевской"...После неизбежной ссылки на "шпионскую и террористическую
работу" (троцкистов и зиновьевцев), орган Сталина обещает: "твердой ру-
кой мы будем и впредь бить и уничтожать врагов народа, троцкистских га-
дов и фурий, как бы искусно они не маскировались". Такие угрозы, ежед-
невно повторяющиеся в советской печати, являются простым аккомпаниментом
к работе ГПУ.
Некий Петров, член партии с 1918 г., участник Гражданской войны,
впоследствии советский агроном и участник правой оппозиции, бежавший в
1936 г. из ссылки за границу, следующими чертами характеризует ныне в
либеральной эмигрантской газете так называемых троцкистов: "Левые?...
Психологически - последние революционеры. Подлинные, горящие. Никакого
серого делячества, никаких компромиссов. Люди - прекрасные. Но идиотские
идеи... Мировой пожар и прочий бред...". Оставим в стороне вопрос об
"идеях". Морально-политическая оценка левых сагроном и участник правой
оппозиции, бежавший в 1936 г. из ссылки за границу, следующими чертами
характеризует ныне в либеральной эмигрантской газете так называемых
троцкистов: "Левые?... Психологически - последние р
Истерия бюрократической ненависти против большевистской оппозиции
приобретает особенно яркий политический смысл наряду со снятием ограни-
чений против лиц буржуазного происхождения. Примирительные декреты в от-
ношении службы, работы и образования исходят из того соображения, что
сопротивление господствовавших ранее классов замирает особенно яркий по-
литический смысл наряду со снятием ограничений против лиц буржуазного
происхождения. Примирительные декреты в отношении службы, работы и обра-
зования исходят из того соображения, что сопротивление господствовавших
ранее классов замирает по мере того, как выясняется незыблемость нового
порядка. "Теперь нет нужды в этих ограничениях", разъяснял Молотов на
сессии ЦИК'а в январе 1936 г. Одновременно с этим оказывается, однако,
что злейшие "классовые враги" вербуются из числа тех, которые всю жизнь
боролись за социализм, начиная с ближайших сотрудников Ленина, как Зи-
новьев и Каменев. В отличие от буржуазии, "троцкисты" приходят, по сло-
вам "Правды", в тем большее отчаяние, "чем ярче вырисовываются очертания
безклассового социалистического общества". Бредовый характер этой фило-
софии, возникшей из необходимости прикрывать новые отношения старыми
формулами, не может, конечно, скрыть реального сдвига социальных антаго-
низмов. С одной стороны, создание "знати" открывает широкие карьерные в
Меч диктатуры, разивший ранее тех, которые хотели восстановить приви-
легии буржуазии, направляется сейчас против тех, которые восстают против
привилегий бюрократии. Удары падают не на классовых врагов пролетариата,
а на пролетарский авангард. В соответствии с коренным изменением своей
функции политическая полиция, когда-то вербовавшаяся из особо преданных
и самоотверженных большевиков, составляет ныне наиболее деморализованную
часть бюрократии.
В преследование революционеров термидорианцы вкладывают всю ненависть
к тем, которые напоминают им о прошлом и заставляют бояться будущего.
Тюрьмы, глухие углы Сибири и Центральной Азии, множающиеся концентраци-
онные лагери, содержат в себе цвет большевистской партии, наиболее стой-
ких и верных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199