Если б Октябрьская революция не дала ничего, кроме этого ускоренного
движения, она была бы исторически оправдана, ибо упадочный буржуазный
режим оказался не способен за последнюю четверть века продвинуть серьез-
но вперед ни одну из отсталых стран ни в одной части света. Однако,
русский пролетариат совершал переворот во имя гораздо дальше идущих за-
дач. Как ни придавлен он сейчас политически, но в лучшей своей части он
не отказался от коммунистической программы и связанных с нею великих на-
дежд. Бюрократия вынуждена приспособляться к пролетариату, отчасти в са-
мом направлении своей политики, главным образом - в ее истолковании. От
того каждый шаг вперед в области хозяйства или быта, независимо от его
действительного исторического содержания или его реального значения для
жизни масс, провозглашается невиданным, небывалым завоеванием "социалис-
тической культуры". Слов нет, сделать туалетное мыло и зубную щетку дос-
тоянием миллионов, которые не знали до вчерашнего дня простейших требо-
ваний опрятности, есть очень большая культурная работа. Но ни мыло, ни
щетка, ни даже духи, которых требуют "наши женщины", не создают еще со-
циалистической культуры, особенно в условиях когда эти жалкие атрибуты
цивилизации доступны каким-нибудь 15% населения.

"Переделка людей", о которой так часто говорят в советской печати,
действительно идет полным ходом. Но в какой мере это социалистическая
переделка? Русский народ не знал в прошлом ни великой религиозной рефор-
мации, как немцы, ни великой буржуазной революции, как французы. Из этих
двух горнил, если оставить в стороне реформацию-революцию XVII века у
британских островитян, вышла на свет буржуазная индивидуальность, очень
важная ступень в развитии человеческой личности вообще. Русские револю-
ции 1905 и 1917 годов означали по необходимости первое пробуждение инди-
видуальности в массах, выделение ее из первобытной среды, т.е. выполня-
ли, в сокращенном объеме и ускоренным маршем, воспитательную работу бур-
жуазных реформаций и революций Запада. Однако, задолго до того, как эта
работа была, хотя бы вчерне, закончена, русская революция, возникшая на
закате капитализма, оказалась переброшена ходом классовой борьбы на со-
циалистические рельсы. Противоречия в области советской культуры только
отражают и преломляют выросшие из этого скачка экономические и соци-
альные противоречия. Пробуждение личности, по необходимости, приобретает
при этом, в большей или меньшей мере мелкобуржуазный характер, не только
в хозяйстве, но и в семейной жизни и в лирике. Носительницей крайнего,
подчас разнузданного буржуазного индивидуализма стала сама бюрократия.
Допуская и поощряя развитие экономического индивидуализма (сдельщина,
приусадебные участки, премии, ордена), она жестоко подавляет в то же
время прогрессивные стороны индивидуализма в сфере духовной культуры
(критический взгляд, выработка своего мнения, воспитание личного досто-
инства).

Чем значительнее уровень развития данной национальной группы, или чем
выше сфера культурного творчества, чем ближе оно захватывает проблемы
общества и личности, тем тяжелее и невыносимее становятся тиски бюрокра-
тизма. Не может быть, в самом деле, и речи о своеобразии национальных
культур, когда одна и та же дирижерская палочка, вернее, одна и та же
полицейская палка, берется регулировать все умственные отправления всех
народов Союза. Украинские, белорусские, грузинские или тюркские газеты и
книги являются только переводами бюрократических императивов на язык со-
ответственных национальностей. Под именем образцов народного творчества
московская печать ежедневно публикует в русских переводах оды премиро-
ванных национальных поэтов в честь вождей, поистине жалкие вирши, кото-
рые отличаются друг от друга только степенями бездарности и сервилизма.

Великорусская культура, страдающая от режима гауптвахты никак не
меньше других, живет главным образом за счет старшего поколения, сложив-
шегося еще до революции. Молодежь как бы придавлена чугунной доской. Де-
ло идет, таким образом, не о гнете одной национальности над другой, в
собственном смысле слова, а о гнете централизованного полицейского аппа-
рата над культурным развитием всех наций, начиная с великорусской.
Нельзя, однако, не обратить внимания на то, что 90% изданий СССР выходит
на русском языке. Правда, если этот процент находится в вопиющем проти-
воречии с относительной численностью великорусского населения, то он,
пожалуй, более соответствует общему влиянию русской культуры, и по ее
самостоятельному весу и по ее роли, как посредницы между отсталыми наро-
дами страны и Западом. Не означает ли, при всем том, чрезмерно высокая
доля великороссов в издательстве (и не только в нем, конечно) их факти-
ческую великодержавную привилегированность за счет других национальнос-
тей Союза? Весьма возможно. Но на этот огромной важности вопрос нельзя
ответить с необходимой категоричностью, ибо в жизни он решается не
столько сотрудничеством, соревнованием и взаимооплодотворением культур,
сколько безапеляционным арбитражем бюрократии. А так как резиденцией
власти является Кремль, и периферия вынуждена равняться по центру, то
бюрократизм неизбежно принимает великодержавный, руссификаторский отте-
нок, предоставляя другим национальностям единственное бесспорное
культурное право: славить арбитра на своем языке.


* * *



Официальная доктрина культуры меняется в зависимости от хозяйственных
зигзагов и административных соображений; но при всех своих поворотах она
сохраняет характер абсолютной категоричности. Одновременно с теорией
"социализма в отдельной стране" получила официальное признание бывшая до
того времени в загоне теория "пролетарской культуры". Противники этой
теории ссылались на то, что режим пролетарской диктатуры имеет строго
переходный характер; что, в отличие от буржуазии, пролетариат не собира-
ется господствовать в течение ряда исторических эпох; что задача настоя-
щего поколения нового правящего класса сводится прежде всего к ассимиля-
ции всего ценного в буржуазной культуре; что чем больше пролетариат ос-
тается пролетариатом, т.е. несет на себе следы вчерашнего угнетения, тем
меньше он способен подняться над историческим наследством прошлого; что
возможности нового творчества станут по настоящему раскрываться лишь по
мере того, как пролетариат будет растворяться в социалистическом общест-
ве. Все это значит, другими словами, что на смену буржуазной культуре
должна прийти социалистическая, а не пролетарская.

В полемике против теории лабораторного "пролетарского искусства" ав-
тор этих строк писал: "Культура питается соками хозяйства, и нужен мате-
риальный избыток, чтобы культура росла, усложнялась и утончалась". Даже
самое успешное разрешение элементарных экономических задач "ни в коем
случае не означало бы еще полной победы нового исторического принципа:
социализма. Только движение вперед, на всенародной основе, научной мысли
и развитие нового искусства знаменовали бы, что историческое зерно не
только проросло стеблем, но и дало цветок. В этом смысле развитие ис-
кусства есть высшая проверка жизненности и значительности каждой эпохи".
Эта точка зрения, еще накануне господствовавшая, внезапно провозглашена
была в официальной декларации "капитулянтской", продиктованной "невери-
ем" в творческие силы пролетариата. Открывался период Сталина - Бухари-
на, из которых второй издавна выступал глашатаем "пролетарской культу-
ры"<,> а первый вообще никогда не задумывался над этими вопросами. Оба
они считали, во всяком случае, что движение к социализму будет совер-
шаться "черепашьим шагом", и что у пролетариата окажутся в распоряжении
десятки лет для создания своей собственной культуры. Что касается харак-
тера ее, то идеи теоретиков были так же смутны, как и непритязательны.

Бурные годы первой пятилетки опрокинули черепашью перспективу. Страна
уже в 1931 году, накануне жесточайшего голода, "вступила в социализм".
Прежде, таким образом, чем официально покровительствуемые писатели, ар-
тисты и художники успели создать пролетарское искусство, или хотя бы
первые значительные его образцы, правительство возвестило, что пролета-
риат растворился в бесклассовом обществе. Оставалось примириться с тем
фактом, что для создания пролетарской культуры у пролетариата не оказа-
лось самого необходимого условия: времени. Вчерашняя концепция немедлен-
но предается забвению: в порядок дня ставится сразу "социалистическая
культура". Выше мы уже познакомились отчасти с ее содержанием.

Духовное творчество требует свободы. Самый замысел коммунизма: подчи-
нить природу технике, а технику - плану и заставить сырую материю давать
без отказу все, что нужно человеку, и далеко сверх того, имеет своей
высшей целью: освободить окончательно и раз навсегда творческие силы че-
ловека от всяких тисков, ограничений и унижающих зависимостей. Личные
отношения, наука, искусство не будут знать никакого извне навязанного
"плана", ни даже тени принуждения. В какой мере духовное творчество бу-
дет индивидуальным или коллективным, будет целиком зависеть от самих
творцов.

Другое дело - переходный режим. Диктатура отражает прошлое вар-
варство, а не будущую культуру. Она налагает по необходимости суровые
ограничения на все виды деятельности, в том числе и на духовное твор-
чество. Программа революции с самого начала видела в этих ограничениях
временное зло и обязывалась, по мере упрочения нового режима, устранять
одно за другим все стеснения свободы. Во всяком случае и в наиболее го-
рячие годы гражданской войны вождям революции было ясно, что прави-
тельство может, руководясь политическими соображениями, ограничивать
свободу творчества, но ни в каком случае не претендовать на роль коман-
дира в области науки, литературы и искусства. При довольно "консерватив-
ных" личных художественных вкусах, Ленин политически оставался в высшей
степени осторожен в вопросах искусства, охотно ссылаясь на свою некомпе-
тентность. Покровительство Луначарского, народного комиссара просвещения
и искуств, всяким видам модернизма нередко смущало Ленина, но он ограни-
чивался ироническими замечаниями в частных беседах и оставался крайне
далек от мысли превратить свои литературные вкусы в закон. В 1924 г.,
уже на пороге нового периода, автор этой книги так формулировал отноше-
ние государства к различным художественным группировкам и течениям:
"ставя над всеми ими категорический критерий: за революцию или против
революции, - предоставлять им в области художественного самоопределения
полную свободу".

Когда диктатура имела горячую массовую базу под собою и перспективу
мирового переворота пред собою, она не боялась опытов, исканий, борьбы
школ, ибо понимала, что только на этом пути может быть подготовлена но-
вая культурная эпоха. Народные толщи еще трепетали всеми фибрами и дума-
ли вслух впервые за тысячу лет. Все лучшие молодые силы искусства были
захвачены за живое. В те первые годы, богатые надеждами и отвагой, соз-
даны были не только наиболее цельные образцы социалистического законода-
тельства, но и лучшие произведения революционной литературы. К тому же
времени относится, кстати сказать, и создание замечательных советских
фильмов, которые, при бедности технических средств, поразили воображение
всего мира свежестью и напряженностью подхода к действительности.

В процессе борьбы против партийной оппозиции, литературные школы ока-
зались одна за другой задушены. Дело шло, впрочем, не об одной литерату-
ре. Во всех областях идеологии производилось опустошение, тем более ре-
шительно, что на большую половину бессознательное. Нынешний правящий
слой считает себя призванным не только политически контролировать духов-
ное творчество, но и предписывать ему пути развития. Безапеляционное ко-
мандование распространяется в одинаковой мере на концентрационные лаге-
ри, агрономию и музыку. Центральный орган партии печатает анонимные ди-
рективные статьи, имеющие характер военных приказов, по архитектуре, ли-
тературе, драматическому искусству, балету, не говоря уже о философии,
естествознании и истории.

Бюрократия суеверно боится того, что не служит ей непосредственно,
как и того, что ей непонятно. Когда она требует связи между естествозна-
нием и производством, она - в широких масштабах - права; но когда она
повелевает, чтобы исследователи ставили себе только непосредственные
практические цели, она грозит закупорить наиболее ценные источники твор-
чества, в том числе - и тех практических открытий, которые чаще всего
появляются на непредвиденных путях. Наученные горьким опытом естествен-
ники, математики, филологи, военные теоретики избегают широких обобщений
- из страха, что какой-нибудь "красный профессор", чаще всего невежест-
венный карьерист, грозно одернет новатора притянутой за волосы цитатой
из Ленина и даже из Сталина. Отстаивать в таких случаях свою мысль и
свое научное достоинство значит наверняка навлечь на себя репрессии.

Но неизмеримо хуже обстоит дело в области общественных наук. Эконо-
мисты, историки, даже статистики, не говоря уже о журналистах, больше
всего озабочены тем, как бы хоть косвенно не попасть в противоречие с
сегодняшним зигзагом официального курса. О советском хозяйстве, о внут-
ренней и внешней политике можно писать не иначе, как прикрывши тыл и
фланги банальностями из речей "вождя" и поставив себе заранее задачей
доказать, что все идет именно так, как должно идти, и даже лучше того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199