..
Дурново был, однако, не одинок: все флигель-адъютанты, камергеры,
гофмейстеры, егермейстеры, шталмейстеры были объединены с ним чувством
мстительной злобы.
Этой шайке удалось наложить свою руку на закон о печати, которым
министерство решило "теперь же, впредь до законодательной санкции через
Государственную Думу, осуществить свободу печати", т.-е. в действительности
обуздать ту свободу печати, которая, благодаря петербургскому пролетариату,
уже осуществлялась фактически. Временные правила 24 ноября, оставляющие
печать попрежнему в руках администрации, знают кары не только за призыв к
стачке или манифестации, но и за оскорбление войска, за распространение
ложных сведений о деятельности правительства, наконец, за распространение
ложных слухов вообще. В России "временные правила" всякого рода являются по
общему правилу самой долговечной формой закона. Так случилось и с
временными правилами о печати. Изданные впредь до созыва Государственной
Думы, они подверглись общему бойкоту и повисли в воздухе, как и все
министерство Витте. Но победа контр-революции в декабре расчистила почву
для виттевского закона о печати. Он вошел в жизнь, и дополненный новеллой,
карающей за восхваление преступлений, с одной стороны, и дискреционной
властью губернаторов и градоначальников - с другой, пережил Первую Думу,
пережил Вторую и благополучно переживет Третью...
В связи с историей борьбы за свободу печати нам остается еще рассказать о
том, как издавались "Известия Совета Рабочих Депутатов". Ибо история
издания этих бюллетеней революции образует интересную страничку в главе о
борьбе русского пролетариата за освобождение слова.
Первый номер был напечатан еще до "конституции" в небольшом объеме и
незначительном количестве в частной типографии, тайно, за деньги. Второй
номер печатался 18 октября*. Группа добровольцев отправилась в типографию
радикального "Сына Отечества", который несколько позже перешел в руки
социалистов-революционеров. Администрация колеблется. Положение еще
совершенно смутно, и неизвестно, какими последствиями грозит печатание
революционного издания.
/* Все дальнейшие эпизоды изложены нами по заметке главного организатора
"летучих типографий" Совета, тов. Симановского: "Как печатались "Известия
Совета Рабочих Депутатов"./
- Вот если бы вы нас арестовали, - замечает кто-то из администрации.
- Вы арестованы, - отвечают ему.
- Силою оружия, - добавляет другой, вытаскивая из кармана револьвер.
- Вы арестованы! Все арестованы! - раздается в типографии и редакции.
- Впускать всех, но никого не выпускать!
- Где ваш телефон?.. Станьте к телефону! - отдаются приказания.
Работы начались, а в типографию прибывают все новые и новые лица. Являются
сотрудники, собираются за расчетом наборщики. Наборщиков приглашают в
мастерские и привлекают к набору, сотрудникам поручают писать заметки.
Работа кипит.
Занята типография "Общественная Польза". Входы заперты. Приставлена стража.
В стереотипную входит местный стереотипер. Матрицы выколачиваются,
разжигается печь. Вокруг - все незнакомые лица.
- Кто тут распоряжается? Кто позволил? - горячится прибывший и начинает
тушить печь. Его осаживают и грозят запереть в чулан.
- Да в чем же тут дело?
Ему объясняют, что печатается N 3 "Известий Совета Рабочих Депутатов".
- Так вы бы так и сказали... Разве что?.. Я всегда готов... - и работа
закипела под опытной рукой хозяина дела.
- Как же вы будете печатать? У нас нет электричества - спрашивает
арестованный раньше управляющий.
- С какой станции вы его получаете? Оно будет через полчаса.
Управляющий называет станцию, но скептически относится к сделанному
заявлению. Он сам уже несколько дней тщетно добивается электричества хотя
бы только для освещения квартир, так как станция, на которой матросы
замещали бастующих рабочих, работала только для казенных учреждений.
Ровно через полчаса электричество пробегает по лампочкам, и моторы могут
работать. На лицах администрации почтительное изумление. Через несколько
минут возвращается посланный рабочий с запиской офицера, заведующего
электрической станцией. "По требованию Совета Рабочих Депутатов
электричество отпущено в дом N 39 по Большой Подъяческой улице для
типографии "Общественная Польза". Следует подпись.
Дружно и весело печатают напавшие и "арестованные" совместно третий номер в
огромном количестве экземпляров.
В конце концов, место печатания "Известий" становится известным и полиции.
Она является в типографию, но уже поздно: "Известия" увезены, гранки
разобраны. Только в ночь на 4-е ноября, уже во время второй забастовки,
полиции удалось настигнуть летучую дружину "Известий" за печатанием. Это
произошло в типографии "Нашей Жизни", где работа шла уже вторые сутки.
Получив отказ открыть двери, полиция взломала их. "Под охраной роты
стрелков, с ружьями на-перевес, с револьверами наготове, - рассказывает
Симановский, - ворвались городовые и пристава в типографию, но сами
сконфузились пред мирной картиной труда наборщиков, спокойно продолжавших
свое дело при появлении штыков.
- Мы все здесь находимся по распоряжению Совета Рабочих Депутатов, -
заявили работающие, - и требуем удаления полиции, так как в противном
случае мы лишены будем возможности отвечать за целость типографского
имущества.
Пока шли переговоры с полицией, пока она собирала оригиналы и корректуры и
припечатывала их к столам и реалам, арестованные не теряли времени и вели
агитацию среди солдат и городовых: читали им вполголоса обращение Совета к
солдатам и раздавали "Известия" по рукам. Затем наборщики были переписаны и
отпущены, двери типографии опечатаны, и к выходам приставлена полицейская
стража. Но - увы! - прибывшие на другой день следственные власти ничего не
нашли. Двери были заперты, печати - целы, но ни набора, ни корректур, ни
оригиналов не оказалось. Все было перенесено в типографию "Биржевых
Ведомостей", где в это время беспрепятственно совершалось печатание N 6
"Известий".
6 ноября вечером было совершено наиболее крупное предприятие этого рода -
захват колоссальной типографии "Нового Времени". Влиятельная рептилия
посвятила на другой день этому событию две статьи, из которых одна была
озаглавлена: "Как печатается официальная пролетарская газета".
Вот в каком виде представляется это дело по изображению "потерпевшей":
Около 6 часов вечера в типографию газеты явились трое молодых людей...
Случайно в это же время туда зашел управляющий типографией. Ему доложили о
пришедших, и он пригласил их в контору типографии.
- Удалите всех, - обратился один из них к управляющему, - нам необходимо с
вами переговорить наедине.
- Вас трое, я один, - ответил управляющий, - и я предпочитаю говорить при
свидетелях.
- Мы просим удалить посторонних в соседнюю комнату, нам всего два слова вам
сказать надо.
Управляющий согласился. Тогда пришельцы объявили ему, что они явились по
приказанию Исполнительного Комитета и что им предписано захватить
типографию "Нового Времени" и напечатать в ней N 7 "Известий".
- Я не могу вам ничего сказать по этому поводу, - заявил депутатам
управляющий. - Типография не моя: я должен переговорить с хозяином.
- Вы не можете выйти из типографии. Вызовите хозяина сюда, раз он вам
нужен, - ответили депутаты.
- Я могу передать ему о вашем предложении по телефону.
- Нет, вы можете лишь вызвать его по телефону в типографию.
- Хорошо...
Управляющий направился к телефону в сопровождении двух депутатов и вызвал
Суворина (сына). Тот отказался, ссылаясь на нездоровье, и прислал вместо
себя члена редакции Гольдштейна. Этот последний описывает дальнейший ход
событий довольно правдиво, лишь с легкими подчеркиваниями, которые должны в
выгодном свете представить его собственное гражданское мужество.
"Когда я подошел к типографии, - рассказывает он, - газовые фонари не
горели, вся улица была почти совсем погружена в темноту. У дома типографии
и рядом я заметил несколько кучек народу, а у самых ворот на панели человек
восемь-десять. Во дворе у самой калитки было человек три-четыре. Меня
встретил десятник и проводил в контору. Там сидел управляющий типографией и
три неизвестных молодых человека, - повидимому, рабочие. Когда я вошел, они
поднялись мне навстречу.
- Что скажете, господа? - спросил я.
Вместо ответа один из молодых людей предъявил мне бумагу с предписанием от
Совета Рабочих Депутатов печатать следующий номер "Известий" в типографии
"Нового Времени". Предписание было написано на клочке бумаги, и к нему была
приложена какая-то печать.
- Дошла очередь и до вашей типографии, - заявил мне один из посланцев.
- То-есть, что это значит: "дошла очередь"? - спросил я.
- Мы печатали в "Руси",*50, в "Нашей Жизни"*51, в "Сыне Отечества"*52, в
"Биржевых Ведомостях", а теперь вот у вас... Вы должны дать честное слово
за Суворина и за вас, что не донесете на нас, пока мы не кончим работу.
- Я не могу отвечать за Суворина и не желаю давать честное слово за себя.
- В таком случае мы вас отсюда не выпустим.
- Я выйду силою. Предупреждаю вас, что я вооружен...
- Мы вооружены не хуже вас, - ответили депутаты, вынимая револьверы.
- Позовите сторожа и десятника, - обратились к управляющему депутаты.
Он взглянул на меня вопросительно. Я развел руками. Позвали сторожа.
Потребовали, чтоб он снял полушубок. Десятника пригласили в контору. Мы все
были арестованы. Через минуту по лестнице послышались шаги подымающейся
толпы: в дверях конторы, в передней стояли люди.
Захват состоялся.
Трое депутатов куда-то выходили, входили, проявляли весьма энергичную
деятельность...
- Позвольте спросить, - обратился я к одному из депутатов, - вы на какой
машине соблаговолите работать?
- На ротационной.
- А если испортите?
- У нас прекрасный мастер.
- А бумага?
- У вас возьмем.
- Да ведь это - квалифицированный грабеж!
- Что делать"...
В конце концов, г. Гольдштейн смирился, дал обет молчания и был отпущен.
"Я спустился вниз, - рассказывает он. - Под воротами стояла непроглядная
тьма. У самых ворот в полушубке, снятом со сторожа, дежурил "пролетарий" с
револьвером. Другой зажег спичку, третий вставил ключ в скважину. Щелкнул
замок, калитка открылась, и я вышел...
"Ночь прошла спокойно. Управляющий типографией, которому предложили
отпустить его на честное слово, отказался уйти. "Пролетарии" его
оставили... Набор шел сравнительно медленно, да и рукописи поступали
чрезвычайно медленно. Ждали текущего материала, который еще не поступал в
типографию. Когда управляющий давал советы торопиться с работой, ему
отвечали: "Успеем, нам спешить некуда". Уже к утру, к пяти часам, появились
метранпаж и корректор, повидимому народ очень опытный...
"Наборная работа окончилась в 6 часов утра. Начали выколачивать матрицы и
отливать стереотип. Газа, которым согревали печи для стереотипа, не было
(из-за забастовки). Послали куда-то двух рабочих, и газ появился. Все лавки
были заперты, но в течение ночи провизия добывалась беспрерывно. Для
пролетариев лавки открывались. В 7 часов утра приступили к печатанию
официальной пролетарской газеты. Работали на ротационной машине, и работали
удачно. Печатание длилось до 11 часов утра. К этому времени типографию
очистили, унося с собой пачки отпечатанной газеты. Увозили ее на
извозчиках, которых собрали в достаточном количестве из разных концов...
Полиция обо всем узнала на другой день и сделала большие глаза"...
Уже через час после окончания работ большой полицейский наряд в
сопровождении роты пехоты, казаков и дворников ворвался в помещение Союза
рабочих печатного дела для конфискации N 7 "Известий". Полиция встретила
самый энергичный отпор. Ей заявили, что имеющиеся в наличности номера
(всего 153 из отпечатанных 35 тыс.) добровольно выданы не будут. Во многих
типографиях наборщики, узнав о вторжении полиции в помещение их Союза,
немедленно приостановили только что возобновленные после ноябрьской стачки
работы, выжидая дальнейшего развития событий. Полиция предложила
компромисс: присутствующие отвернутся, полиция выкрадет "Известия", а в
протокол запишет, что конфискация произведена силой. Но компромисс был
решительно отвергнут. Применять силу полиция не решилась - и отступила в
полном боевом порядке, не захватив ни одного экземпляра "Известий".
После захвата типографии "Нового Времени" градоначальник объявил по
полиции, что полицейские чины, в участке которых будет произведен новый
захват подобного рода, подвергнутся самому строгому взысканию.
Исполнительный Комитет ответил, что "Известия", выходящие только во время
общих забастовок, будут в случае надобности и впредь издаваться в прежнем
порядке. И действительно, во время декабрьской стачки второй Совет Рабочих
Депутатов (после ареста первого состава) выпустил еще четыре номера
"Известий".
Подробное сообщение "Нового Времени", о произведенном на его типографию
набеге имело совершенно неожиданный результат. Революционеры провинции
воспользовались готовым образцом, - и с этого времени захват типографий для
печатания революционной литературы широко распространяется по всей
России... Впрочем, о захвате в данном случае можно говорить лишь с большими
оговорками. Мы уже не говорим о типографиях левых газет, где администрация
хотела только одного - избежать ответственности, и потому сама выражала
полную готовность быть арестованной. Но и в наиболее громком эпизоде с
"Новым Временем" захват был бы невозможен без пассивного или активного
сочувствия всего штата служащих. После того как руководивший захватом
провозглашал "осадное положение" и тем снимал ответственность с персонала
типографии, грань между осаждающими и осажденными стиралась, "арестованный"
наборщик брался за революционный оригинал, мастер становился у своей
машины, а управляющий подбадривал и своих и чужих к более быстрой работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199