— Чего барабаните! — набросилась она на меня.—
Весь дом разбудите.
Я как можно доходчивей поведал ей о своих печалях, ,
и она посоветовала спуститься вниз, выйти во двор,
затем черной лестницей снова подняться на нужный этаж
попробовать там достучаться. Скорей всего соседка
спит в дальнем конце квартиры, оттого и не слышит.
Поблагодарив за совет, я спустился вниз, вышел в
темный двор, отыскал там еще более темную лестницу.
Чиркая спичку за спичкой, начал взбираться по винтовой лестнице. На дверях не было номеров, а тем более
фамилий. И потому я старательно отсчитывал двери,
пока не добрался до нужной. Постучал раз-другой, но никто не ответил. Я постучал еще сильнее. Ни звука, только где-то внизу пронзительно мяукали коты. Потом и те умолкли, стало тихо. Самочувствие у меня было прескверное.
Машинально я дернул за ручку, и дверь, к великому моему удивлению, легко отворилась.
— Есть тут кто-нибудь? — спросил я и, не получив ответа, чиркнул спичкой. Я был на кухне. Попахивало газом, жареной свининой, луком. Плита заставлена немытой посудой. Квартира казалась вполне обитаемой. Притворив за собой дверь, я на цыпочках двинулся дальше.
Вторая дверь привела меня в просторную комнату. Из окон был виден розоватый отблеск ночного неба. Я снова зажег спичку. В трепетном пламени мелькнул диван, массивная настольная лампа, длинный стол посреди комнаты. Не могло быть сомнений, я находился в столовой. О том же говорил мерцавший хрусталем буфет.
Дойдя на ощупь до следующей двери, я открывал ее с особой предосторожностью — ведь за ней могла оказаться спальня. Однако нет; нечто среднее между кабинетом и гостиной. Значит, сейчас будет спальня, решил я. Моя переводчица, наверное, заболела — мало ли что бывает! — и не смогла сдержать своего обещания. Ну, не беда, может, все-таки успею отправить статью...
Паркет в гостиной рассохся и скрипел под ногами, несмотря на мои старания идти как можно тише. Так, наверное, крадутся воры, забравшись ночью в чужую квартиру, промелькнуло у меня в голове.
Прежде чем двинуться дальше, я приложил ухо к двери. Да, кто-то похрапывал. На слух этот «кто-то» больше походил на мужчину. Наверное, муж переводчицы, рассудил я и нажал дверную ручку. Дверь отворилась бесшумно. Шторы на окне были плотно задернуты, в комнате было темно. Человек храпел как ни в чем не бывало, и я чиркнул еще одну спичку.
И тут раздался страшный вопль. С тахты скатилась на пол женщина в белом, но вовсе не моя переводчица. У меня задрожали колени. Спичка потухла. Ну и дела!
— Стреляй, Мартынь! — кричала женщина.— Стреляй, бандиты! Чего ждешь! Вон он, стреляй!
— Что такое, что? — раздался мужской голос.
— Бандиты, стреляй! — вопила насмерть перепуганная женщина.— Где пистолет?
Совершенно отчетливо я услышал, как щелкнул предохранитель. В беспросветной темноте я поднял руки и с мольбою в голосе произнес:
— Простите... Я перепутал квартиру...
— Мартынь, стреляй! Не слушай его! — торопила женщина, а мужчина тем временем не переставал производить какие-то звучные манипуляции с пистолетом. В любое мгновение мог последовать выстрел.
— Не стреляйте! Это недоразумение,— уговаривал я полушепотом.— Зажгите свет. Я все объясню.
— Ой, я голая, не зажигай,— вскрикнула женщина, но мужчина по имени Мартынь включил-таки свет. Я увидел перед собой рослого волосатого крепыша с пистолетом в руке. Дуло было направлено на меня.
— Руки так держать, и шагом марш в другую комнату!
Не опуская рук, я попятился назад и скоро выбрался в соседнюю комнату. Мужчина и там включил свет, затем скомандовал:
— Дальше! Дальше! Пошел! Наконец мы очутились на кухне.
— Ах, успел отомкнуть? — прохрипел мой конвоир, увидав, как легко отворилась дверь черного хода. И опять повернул выключатель. Только тут я заметил на вешалке в коридоре милицейскую шинель.— А теперь скажи спасибо,— продолжал он,— что на этот раз уклонюсь от своих обязанностей. Жаль на тебя тратить выходной. Не то бы... Ну, пошел! — прикрикнул он.
Словно мячик, выскочил я на лестницу, оттуда кубарем скатился этажом ниже. За мной с шумом захлопнулась дверь, и опять на черной лестнице стало тихо. Ощупывая помятые бока, я выбрался во двор и не спеша направился к дому.
Вы, конечно, спросите: а где же выстрел в ночи? Я и сам удивляюсь. Может, пистолет был не заряжен? А может, милиционер и вправду пожалел свой выходной. Это бывает. И ничего тут плохого нет. Но моя лучшая статья так и не увидела света.
НАУЧНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Давно я мечтал стать членом какого-нибудь научного общества. По ночам мне часто снились примерно такие картины.
Меня направляют в передовой колхоз прочитать лекцию. На станции председатель встречает и на своей персональной машине отвозит в колхозный центр. Там меня помещают в маленькую уютную гостиницу на берегу озера, и я живу на всем готовом. Прямо под окнами на волнах качается лодка, в ней спиннинг. Утром вместо зарядки садись за весла, кидай спиннинг. На завтрак миловидная официантка подает тебе жаренного в сметане цыпленка с колхозной птицефермы, а ты, многозначительно улыбаясь, протягиваешь пару-тройку увесистых щучек, просишь наварить ушицы колхозникам к обеду. Позавтракал — снова на озеро до обеда. На этот раз, источая ароматы, на столе красуется шашлык, сочный, как марокканский апельсин. И опять рыбалка — до самого ужина. Колхозники угощаются моей рыбкой, а я — продукцией различных ферм. В результате происходит то, к чему давно стремится мечта человечества,— сближение города с деревней...
Дальше мой сон становится расплывчатым. Как из тумана, выплывает просторный зал колхозного клуба, где собирались труженики полей,— и стар и млад, мужчины и женщины. А я, взобравшись на трибуну, отпив из стакана вкусной деревенской воды, начинаю читать лекцию.
И тут-то мой расплывчатый сон не только затуманивается, а просто обрывается, как старая кинолента. В самом деле, о чем я стану говорить? О сближении города с деревней? Или о том, какие у них вкусные куры, барашки? Но это им известно не хуже, чем мне. О чем же еще я могу рассказать? О рыбной ловле? Но при клубе есть секция охотников и рыболовов. Так о чем же, о чем?
Проклятие, возмущался я, почему нельзя просто так поболтать о том о сем, подписать путевку, получить что причитается и спокойно возвратиться восвояси? Какая же это свобода слова, если ты обязан придерживаться определенной темы? И почему непременно нужно иметь реферат о своих открытиях, изобретениях, рационализациях? Пускай практики, ученые занимаются исследованиями, ораторы должны говорить.
Но, поскольку ни одно научное общество не спешило распахнуть передо мною дверь и выдать мне путевку для желанной поездки в деревню, я в конце концов был вынужден заняться конкретным научным изысканием. Предметом для эксперимента я избрал защиту вишневых садов от воробьиных потрав. В этом я был заинтересован и лично, поскольку при моем особняке на окраине Риги имеется довольно обширный вишневый сад. А воробьи, эти пернатые хищники, из года в год наносят значительный урон моим ягодам, что отрицательно сказывается на городских рынках, так как туда поступает лишь малая толика урожая.
Таким образом, я превращал свою вишневую плантацию в научно-экспериментальную делянку и одновременно отводил от себя упреки насчет спекуляции ягодами. По соседству со мной проживает профессор сельхозакадемии, и я не сомневался, что он подтвердит результативность моих исследований.
Но с чего же начать? Этот вопрос занимал меня больше всего. Я знал одно: мой научный эксперимент ни в коем случае не должен называться обыденно, просто. Тогда он не обратит на себя внимания. В заголовок обязательно должны войти латинские слова. Только как же на латыни «воробей» и «вишня»? От давнишних гимназических занятий по естествознанию в моей памяти застряло распространенное латинское слово «вульгарис». Я и подумал, что воробья можно было бы просто назвать «воробэус вульгарис». А вишню? Может, «вишниелла вульгарис»? Так, так, послушаем, как звучит, сказал я себе, на разные лады повторяя: «воробэус вульгарис и вишниелла вульгарис».
Мой слух остался недоволен тем, что слово «вульгарис» в заголовке повторялось дважды,— нехорошо с точки зрения стиля. В конце концов, в результате долгих и упорных поисков был найден вполне солидный и благозвучный заголовок: «Защита урожая вишниеллы саду с от воробэуса вульгариса».
Как только обозначился заголовок, я стал размышлять, так сказать, о направленности эксперимента. Заняться конструированием новых видов птичьих пугал было бы, на мой взгляд, лишней тратой времени: едва ли возможно придумать что-нибудь такое, что не было бы уже испытано в нашей округе. В соседнем саду я видел даже черного кота, привязанного к вишне. К хвосту этого живого пугала хозяин умудрился прицепить высохший
свиной пузырь, в который насыпал гороху. Строптивый кот, желая во что бы то ни стало освободиться от гремящего пузыря, скакал и прыгал, даже мяукал, а воробэусы вульгарисы тем временем преспокойно опустошали ветви вишниеллы садус.
Может, заказать на рижской фабрике рыболовных сетей специальные тралы? Но каков будет экономический эффект? Не поднимется ли вместе с этим себестоимость продукта? А кроме того, чтобы прикрыть колхозные сады такими тралами, придется выстроить по крайней мере десять новых фабрик. Нет, не пойдет, хотя с чисто технической точки зрения это вполне осуществимо.
И вдруг меня осенила удивительно простая, но в то же время оригинальная и технически прогрессивная идея: применить для борьбы с воробьями магнитофон. Это улучшало и заголовок моей научной работы. Он мог бы зазвучать так: «Защита урожая вишниеллы садус от воробэуса вульгариеа посредством магнитофониума». Просто гениально! Остается записать на магнитофонную ленту такие шумы и звуки, которые пугают воробьев, установить аппарат посреди сада и только время от времени нажимать кнопку. Нажатие кнопки может производить обыкновенный строж, а магнитофон имеется почти в каждом колхозном клубе. А если нет, то даже экономически отсталым колхозам рекомендуется его приобрести, поскольку он пригодится и на танцевальных вечерах. Итак, экономический эффект, как нынче любят выражаться, получится двойной: борьба с воробьями и танцы.
Далее надлежало разрешить вопрос первостепенной важности: какие шумы записать на магнитофонную ленту? После долгах раздумий и на это был найден ответ: следует записать воробьиные крики ужаса, зов на помощь. Заслышав их, пернатые разбойники поспешат прочь и надолго забудут дорогу в эти опасные места.
Сказано — сделано. Поймав с помощью силков одного воробья, я сунул его под нос коту и включил магнитофон. Воробей так ужасно пищал, что, окончив запись, я пожалел его и отпустил на свободу. Все равно, подумал я, теперь он моему саду не страшен. Запись получилась отличная. Когда я в лаборатории (так с некоторых пор я называю веранду, где обдумываю эксперименты) дал послушать ее своей жене Альвине, та чуть в обморок' не упала. Она-то . что я готовлюсь стать
членом ученого общества и собираюсь ездить по колхозам со своей знаменитой лекцией.
К счастью, на следующий день было воскресенье, и я пригласил к себе соседа — профессора сельхоз академии, дабы он смог воочию убедиться в эффективности моих изысканий и дать положительный отзыв об этом передовом опыте, его низкой себестоимости и целесообразности применения во всех колхозных вишневых садах.
Профессор ко мне явился, и не один, а с женой. После обильного завтрака, только в саду показался первый воробей, я повесил свой магнитофон на старую вишню, нажал кнопку, а сам бегом вернулся в лабораторию, где у раскрытых окон сидела приемная комиссия: моя Альвина и профессор со своей женой. Я заметил, что профессор проявляет нервозность: то ли завидует, то ли сомневается в успехе предприятия, то ли просто от душераздирающего воробьиного крика.
И вдруг совершилось чудо: на крики моего механического воробья слетелись тысячи пернатых мерзавцев. Они, словно туча, покрыли все деревья — не то что ягодки, листка не видно. К тому времени, когда я, спохватившись, пальнул в них из ружья, на деревьях не осталось ни одной вишенки. А магнитофон — боже мой! — он был изрешечен дробью!
На прощание профессор сказал:
— Ну что ж, мой молодой ученый друг, вашему первому эксперименту приходится волей-неволей дать отрицательную оценку. Однако не падайте духом, поставьте опыт с урожаем будущего года! — И любезно улыбаясь, добавил: — Наука требует жертв...
Так закончился мой первый научный эксперимент под названием «Защита урожая вишниеллы садус от воробэуса вульгариса посредством магнитофониума».
Так погиб урожай моей вишни.
ТОЛОКА
Помочь другу — что может быть прекрасней, благородней! Не страшна самая тяжелая работа, когда за нее возьмутся дружеские руки, когда ободряет тебя дружеская улыбка.
Такую взаимопомощь обычно называют старомодным словом: толока. В наши дни наибольшей популярностью
пользуется картофельная толока. Устраивается она ежегодно в начале октября. На подмогу колхозникам из города отправляются рабочие, студенты, школьники...
Но и горожанам, владельцам семейных огородов, небезызвестна осенняя толока. Как ни мал урожай, все равно друзья поспешат вам на помощь. После работы их ожидает стол с угощением, будут песни, шутки, смех. Все толоки, в которых мне довелось участвовать, я вспоминаю с не меньшей радостью и волнением, чем свою первую любовь.
Не так давно и я решил устроить картофельную толоку на своем огороде. Заблаговременно оповестил друзей о том, что там-то и тогда-то состоится картофельная толока, не согласятся ли они прийти. Что за вопрос, с великим удовольствием! Казалось, все только и ждали моего приглашения.
Но мне самому — с вами я буду откровенен — совсем не улыбалось копаться в земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90