.. Еще в школе училась танцам. Потом поступила в балетную студию. А когда стало трудно сводить концы с концами, пришлось подумать о заработке. Чем я могла еще заняться? Знакомый отца, кельнер из ночного кабаре, рекомендовал меня танцовщицей. Я прошла
испытание, начала работать. То есть танцевать. Это был мой хлеб. И семью кормила. Вот и все.
— И чего только не бывает в жизни! — сказал я, выслушав рассказ Снегурочки.— Что ж, я вами очень доволен. По-моему, вы станете знаменитым снайпером.
Она усмехнулась:
— За славой я не гонюсь, товарищ командир. Я думаю только о том, чтобы мстить. Теперь у меня не осталось ничего, кроме снайперской винтовки. И пока жива буду, я ее никому не отдам.
— Вот и хорошо,— произнес я, испугавшись, как бы она опять не расплакалась.— Идите отдыхайте. Уже поздно, завтра рано вставать. Желаю успеха...
Снегурочка козырнула и вышла, а я еще долго сидел в землянке, раздумывая об этой необыкновенной и красивой девушке.
На следующий день под вечер ко мне снова зашел председатель сельсовета. Я уже приготовил деньги и первым делом завел разговор о вчерашнем происшествии, но он, смущенно поглядев на меня, сказал:
— Извините! Недоразумение получилось. Козочку мою застрелили артиллеристы, ваши снайперы тут ни при чем.
— Артиллеристы? — удивился я, но председатель не дал мне говорить:
— Ну да, артиллеристы! Сам командир батареи был у меня и за все сполна заплатил, попросив об этом никому не рассказывать. Вы извините, что так вышло.
— Не может быть,— запротестовал я, но председатель опять перебил меня:
— Да, да, так оно и было. Он мне и козью шкурку вернул. А виновных наказал.
Я с улыбкой проводил его до двери. На прощанье он крепко пожал мне руку и еще раз попросил извинения.
Вскоре наша дивизия стала готовиться к отправке на передовую. Снайперская рота приступила к контрольным стрельбам. В последний день испытаний, когда проводилась стрельба по подвижным мишеням, на полигон приехал командир дивизии с моим другом, начальником оперативного отдела штаба,— приехал посмотреть, как мы стреляем. Генерал остался доволен результатами. Перед самым отъездом гостей в соседнем бору на сосну опустился здоровенный глухарь. Первым его обнаружил Рай-байс. Подойдя ко мне, он прошептал:
— Товарищ командир, попросите у генерала разрешения снять эту птицу.
Мне его мысль пришлась по душе, но я колебался. Вдруг промахнется? И все же решил: будь что будет. Генерал, выслушав меня, усмехнулся и вслух повторил мои сомнения:
— А ну промахнетесь?
— Посмотрим,— сказал я.— Кто хочет попробовать?
— Я, товарищ командир! — отозвался Райбайс.— Я его первый заметил.
— Хорошо, приступайте,— согласился я.
Он действительно был отменный стрелок. Однако на сей раз ему не повезло, так же как с козой. После выстрела глухарь поднялся с дерева и полетел над полигоном в лесную чащу. И тогда винтовку вскинула Снегурочка. Я затаил дыхание. Уж лучше опозориться одному, чем сразу двоим. Но было поздно. Когда птица приблизилась к опушке, раздался выстрел, и глухарь камнем грохнулся наземь. Райбайс проворно сбегал за ним. Я передал птицу генералу:
— Прошу принять, товарищ генерал, подарок от наших снайперов.
Генерал улыбнулся:
— Спасибо. Великолепный выстрел. Сразу видно, на ученьях даром времени не теряла. За отличную боевую подготовку объявляю вам благодарность.
Когда генерал уехал, я похвалил своих снайперов. Все были довольны. Только Райбайс стоял потупившись.
— Выше голову! — окликнул я его.— Подумаешь — раз промахнулся. Зато первым глухаря заметил. Значит, глаз у тебя наметанный. А для снайпера что может быть важнее!
В тот вечер мы со старшиной приготовили сюрприз своим солдатам. За огородами у дома, где я поселился, стояла покосившаяся бревенчатая банька. Мы взяли с собой Райбайса, еще нескольких парней и велели им как следует протопить. Сначала у них ничего не получалось: баня полна дыму, печь то и дело гасла, а подойти к ней можно было не иначе как в противогазе.
«Что такое? — раздумывал я.— Может, оттого не горит, что давно не топлена?»
Но тут я во дворе столкнулся со своим ворчливым, злым хозяином. Он поглядывал на баньку и ухмылялся в бороду. Не его ли это проделки, подумал я и посоветовал ребятам взобраться на крышу — проверить дымоход.
Я4
На крыше Райбайс запустил руку в трубу и вытащил оттуда большую связку тряпья, уже начавшую тлеть.
— Ах ты, старый черт! — громко выругался Райбайс, бросая вниз дымящееся тряпье.
Старик крякнул и мигом исчез со двора, а над банькой взметнулась приветливая струйка дыма. Вскоре печь была натоплена. Первыми в баню отправились женщины. И сквозь замшелое окошко Снегурочка улыбнулась нам •своей волшебной улыбкой.
На другой день мы выехали на фронт. Несколько месяцев прошло в беспрерывных боях. Я находился в штабе полка и каждое утро провожал своих снайперов на передовую, а вечерами дожидался их возвращения. Не всегда все возвращались... Одни покоились в братских могилах, другие отлеживались в прифронтовых госпиталях. А Снегурочка и Райбайс стали прославленными снайперами. На их боевом счету уже были десятки уничтоженных фашистов. О них писали в армейских газетах, про них рассказывали легенды.
Однажды мы получили трудное задание. В нейтральной полосе застрял фашистский танк, но команда осталась в нем, продолжая обстреливать наши позиции. Нужен был отличный снайпер, чтобы выкурить наглецов из этой бронированной крепости. Мой выбор пал на Снегурочку. Ей был неведом страх, и била она без промаха.
Накануне вечером я вызвал ее в землянку старшины. Она вошла, улыбаясь, словно это был ее выход на сцену. Каждый день ей приходилось пригнувшись бегать по траншеям, ползать по глубоким снегам, и оттого она стала еще стройнее — ну прямо тростинка. Выслушав меня, Снегурочка серьезно сказала:
— Спасибо за доверие. Не вернусь, пока не выполню задания.
Рано поутру я дожидался ее у штабного блиндажа. Мело, и я заметил Снегурочку, когда она подошла ко мне вплотную.
— Доброе утро, товарищ старший лейтенант. Прибыла по вашему приказанию...
На ней был белый маскировочный халат. Снайперская винтовка с оптическим прицелом обмотана чистой марлей. Только над виском из-под накидки выбивалась черная прядь да под темными дугами бровей блестели глаза. Теперь она и в самом деле походила на Снегурочку, с заоблачных высей слетевшую в эти фронтовые снега.
Мы молча направились в расположение батальона, где находился подбитый танк. По сумрачному небу шарили лучи прожекторов, и, глядя на них, Снегурочка вдруг сказала:
— Этот свет мне так напоминает мое прошлое. Когда-то луч прожектора провожал меня на сцену.
— И разве могло вам прийти в голову, что скоро с еще большим успехом станете выступать на подмостках огромного театра военных действий?
— Конечно, нет! — ответила она.— Скажи мне кто-нибудь об этом, я сочла бы его сумасшедшим.
Навстречу нам летели трассирующие пули. Временами они, словно горсть горячих угольков, с шипеньем сыпались в густые сугробы, и я старался выбирать дорогу по возможности безопасную. Валенки утопали в снегу, он таял, стекая холодными струйками. Как только мы опять очутились за укрытием, я продолжил начатый разговор.
— Что делать? Война диктует людям свои законы. Впрочем, не совсем так,— тут же поправил я себя.— Вернее, люди на войне сами избирают для себя военную профессию. Мы ведь с вами добровольцы.
— Конечно,— подхватила она.— Нам ничего никто не диктовал. Мы — сами.
— Вот именно,— продолжал я.— Я, например, журналист. Но я и не думал искать места во фронтовой газете, хотя там тоже нужны люди. Мне больше нравится вот так... Ну, как бы это сказать? На передовой...
Не успел я закончить свою мысль, как совсем близко от нас в небо взмыла ракета. Она только начинала разгораться, а мы уже плюхнулись в снег. Залаял вражеский пулемет, но его свинцовый шквал прошел стороной. Нас не заметили. Опять стало тихо, и мы двинулись дальше.
На этот раз первой прервала молчание Снегурочка.
— А я давно догадалась, что вы не настоящий военный,— сказала она.
— Это почему же? — спросил я, слегка задетый.
— Ведете вы себя не так, как остальные командиры,— усмехнулась она.
— То есть?
— Мы все так считаем,— продолжала она.— Помните случай с рыбой, с козой?
— Как можно такое забыть? — проворчал я, и мы рассмеялись.
В небе снова вспыхнула ракета, мы упали в снег.
— Далеко еще до штаба батальона? — спросила она. Я ответил, что рядом. Ракета погасла, мы обогнули
пригорок и спрыгнули в глубокий, наполовину занесенный снегом ход, который привел нас к землянке штаба. Часовой в маскировочном халате открыл нам дверь. Из землянки пахнуло паром. Командир батальона, человек лет пятидесяти, при свете коптилки завтракал со своим адъютантом. Я объяснил цель нашего прихода.
— Очень хорошо,— обрадовался майор, оглядев с ног до головы девушку в белом.— Сейчас вам укажем удобную позицию поближе к танку. Занять ее следует затемно.
— Еще бы! — небрежно бросила Снегурочка и тут же спросила: — А фрицы в котором часу завтракают?
Майор взглянул на часы:
— Время есть — целый час! Пищу в танк доставляют ползком по прорытому в снегу ходу. Он неглубок. Может, вам удастся кого-нибудь прищелкнуть.
— Попробуем,— сказала Снегурочка.
— Но особенно собой не рискуйте! — предупредил майор.— Все равно мы их оттуда выкурим. Людей жаль терять, а то бы...
— Попробуем,— повторила Снегурочка.— Сколько их там?
— По крайней мере трое,— ответил за майора адъютант.— Двое артиллеристов, один пулеметчик. Вчера вызвали «катюшу». Все вокруг перепахали, а их не задели. Тут нужно прямое попадание,— добавил он.
— Кто мне укажет позицию?
— Я,— сказал адъютант. Надел ушанку, шинель, взял рукавицы.— Я готов. Товарищ майор, разрешите идти?
— Идите,— ответил майор.— Помните, главное — маскировка. Обнаружат вас — начнут палить из пушки. С ними шутки плохи. Желаю удачи!
— Спасибо,— ответила Снегурочка, и они с адъютантом вышли из землянки.
— Думаете, справится? — спросил командир батальона.
— Наш лучший снайпер,— ответил я.— Смелая, находчивая, бьет без промаха.
— Чертова девка! — воскликнул майор, наливая в стаканы водку. Один из них он протянул мне со словами: — За ее здоровье!
— И удачу!
Запищал звонок полевого телефона. Телефонист протянул мне трубку. Звонили из штаба полка. Меня разыскивал начальник штаба. Надо было спешить обратно. Я пожалел, что не смогу понаблюдать за поединком Снегурочки с фашистским танком. Но делать было нечего.
Поздно вечером, когда я вернулся из разведки, в штабе полка застал поджидавшую меня Снегурочку. Маскировочный халат на ней теперь был грязный и мятый. И сама она имела вид довольно жалкий — бледная, усталая, дрожащая от холода. Я отвел ее в свою землянку, где целый день топилась чугунная печурка. Она села поближе к огню. Валенки от мороза стали как каменные, и я сказал, чтобы она сняла их. Но самой ей это было не под силу, и я помог ей разуться. С блаженной улыбкой она вытянула свои красивые ноги к огню.
— У вас тут так хорошо! — проговорила она тоном шаловливой девочки.— А я чуть не замерзла. Даже не знала, что сегодня тридцать два градуса ниже нуля. Простите, у вас нечего поесть? Майор предлагал поужинать, но мне не хотелось задерживаться.
— Сейчас! Сейчас организуем,— сказал я, вскакивая. Вскоре связной принес из штабной кухни горячей
гречневой каши, тушеного мяса с подливкой, кофе, печенье. Я тоже изрядно проголодался. За ужином все ждал, когда она начнет рассказывать, но Снегурочка отмалчивалась, а мне было неудобно проявлять нетерпение. Когда принялись за кофе, я разлил по стаканам недавно полученный из тыла подарок — наливку из черной смородины — и сказал:
— За ваш сегодняшний успех!
— Откуда вы знаете?
— Иначе и быть не могло!
Словно желая отогнать от себя неприятное воспоминание, она энергично помотала головой:
— Это было ужасно! Зарылась в снег, совсем окоченела, а шелохнуться боюсь. Танк был совсем близко, вдруг заметят.
— Я думал, адъютант поместит вас в окопе, откуда можно будет сходить погреться!
— Адъютант! — насмешливо воскликнула она.— Что он понимает в нашем деле! Хотел, чтоб я дежурила по соседству со штабной землянкой. А что мне там делать? Я подползла как можно ближе к танку, выбрала хорошую позицию. Чуть свет забрезжил, гляжу: бредут двое — с завтраком. Лишь слегка пригнулись. Спускаю курок —
один падает. Нарочно стреляла по тому, который шел сзади. Первый обернулся посмотреть, что с его спутником. Тут я еще раз выстрелила.
— И попали?
— Как будто. Во всяком случае, оба остались лежать. Тогда фриц выбрался из танка, стал подбираться к тем, подстреленным. Я беру его на мушку. И этот взмахнул руками, упал. Танк палит из пушки, строчит из пулемета. А я лежу себе. Когда совсем рассвело, навела прицел на приоткрытый люк. За ним, думаю, непременно должен быть фашист. Прицелилась, выстрелила. Смолк пулемет. Потом еще стреляла. Наконец и пушка замолкла. Но сама окоченела, ни рук, ни ног не чувствую, а с места двинуться не могу — боюсь, заметят, пристрелят.
Мы выпили еще наливки, и она продолжала:
— Гляжу, от них ползут двое посмотреть, в чем тут дело. Я их тоже на мушку. Появляются санитары. Ладно, думаю, пускай подберут раненых. Ну а когда стемнело, танк заняли наши, и я... Да, забыла сказать, в танке нашли трех мертвых фашистов.
От выпитого вина на щеках у нее заиграл румянец.
— Так сколько всего на вашем счету за сегодняшний день? — спросил я.
— Восемь,— равнодушно бросила она.— Могло/ быть десять, но я пощадила санитаров.
— Правильно,— сказал я.— Пускай живут санитары. Только жаль, что фрицы нам не отвечают тем же.
— Да, эти никого не щадят,— проговорила Снегурочка.— Виновен, не виновен: пулю в лоб, и точка. Ведь они расстреляли моих родителей.
Снегурочка наклонилась над печкой, потрогала свои валенки. Те успели нагреться, и она надела их.
— Как тепло!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90