Там ж устроились и артиллеристы, руководившие огнем дальнобойной батареи. Их наблюдатели в небольшой чердачной комнате вместе с нашими ребятами. Орудия этой батареи были размещены на поросшем кустарником лугу возле Пайдеского кладбища. Они играли очень большую роль на протяжении всей обороны Кырне.
Старинное здание школы за несколько часов превратилось в хорошо укрепленную крепость. Она преграждала немцам путь на Таллинн и Ленинград.

Утро было ясным и солнечным. Как только над лугами и полянами растаял легкий туман, сразу же загудели первые разведывательные самолеты противника. Они искали объекты для бомбардировки.
Мы не подавали ни малейшего признака жизни. Дома на Кырнеском холме словно вымерли.
Когда самолеты улетели, в воздух поднялась «немецкая колбаса» — аэростат, с которого гитлеровцы наблюдали за местностью и корректировали артиллерийский огонь. Заговорили вражеские орудия. Они обстреливали наши вчерашние позиции за насыпью узкоколейки. Какая-то дальнобойная батарея посылала снаряды над нашими головами — в направлении Пайде. Нас не заметили. Зато наши наблюдатели засекли несколько немецких батарей. Артиллеристы подготовились к стрельбе, и вскоре заговорили наши орудия. Первые шесть снарядов, выпущенных одним залпом, пролетели над школой в сторону врага. За ними последовали еще шесть, и пошло — залп за залпом. Началась почти непрерывная канонада. С наблюдательного пункта можно было видеть, какая паника началась среди немецких артиллеристов. Они оставили орудия и бросились кто куда. Их батареи были обезврежены. Оставшиеся целыми орудия они спешно вывезли с помощью тракторов.
Командир наших артиллеристов старший лейтенант Белов буквально сиял:
— Не зря мы ночью выдвинулись вперед. Это наша настоящая удача.
Вскоре тяжелая артиллерия немцев начала нащупывать местонахождение нашей батареи. Появились само-
они долго кружились над лесами и полями, но так и не смогли ничего обнаружить.
К середине дня вражеская артиллерия, перегруппировавшись и получив подкрепления, снова начала систематический обстрел всей местности. Вскоре к ней присоединились десятки батарей тяжелых минометов. Все расположения нашего батальона находились под огнем. Несколько тяжелых снарядов взорвалось в школьном саду, словно острыми ножами срезая ветви деревьев. Наконец зашевелилась и пехота противника. Небольшие разведывательные группы, беспорядочно стреляя, начали приближаться к Кырне. Немцы шли цепью по обе стороны Тюриского шоссе и из Подны в направлении моста. Наши парни молчали и не открывали огонь. Разведчики противника не должны были разобраться в нашей линии обороны. И лишь когда противник подошел совсем близко, начали отстреливаться передовые посты.
Немцы залегли и открыли огонь. За ними поднялась в атаку пехотная цепь. Кырнеский холм с трех сторон оказался в кольце огня. Со стороны Подны затрещали немецкие пулеметы. Вскоре они заговорили также вблизи Тюриского шоссе и с опушки леса возле железнодорожной колеи. Начался ожесточенный поединок из стрелкового оружия.
Немцы наконец поняли, что в разгроме их батарей виноваты защитники Кырне. Поняли они и то, что не так-то легко здесь можно будет прорваться. Поэтому вся гитлеровская артиллерия и минометы были теперь направлены на Кырне.
Воздух был насыщен ядовитым дымом и запахом серы. Через каждые полчаса нас накрывал шквал артиллерийского огня. Казалось, немцы решили смести холм с лица земли. Прервалась телефонная связь. Теперь выбраться из Кырне можно было только по придорожным канавам вдоль шоссе на Тюри. Но и они местами были почти завалены землей. Вопреки своему обычному правилу, гитлеровцы и ночью не прекращали огня. Наши бойцы старались углубить свои окопы, сделать для них покрытие и замаскировать их. Теперь каждый видел, что все возвышающееся над землей уничтожает гитлеровская артиллерия. Ребята очень быстро научились ценить саперную лопатку не меньше винтовки. Оказалось, что они неразрывно связаны между собой. Мы не только вырыли окопы для стрельбы, но и соорудили несколько больших блиндажей и маленьких укрытий на случай на-
лета вражеской авиации. Это во многом помогло поддержанию связи. Застигнутым ураганным огнем противника связным и доставщикам боеприпасов было где спрятаться.
Против огня немецких орудий и минометов у нас неожиданно появились союзники. Огромные деревья своими пышными кронами не только скрывали нас от противника, но и уберегали от его огня. Снаряды и мины либо пролетали над ними, либо взрывались в густой чаще ветвей. Громоздкое, старой постройки здание стояло, как огромный корабль, среди моря огня и ядовитого дыма. Пули и осколки снарядов могли лишь слегка поцарапать толстые каменные стены.
Возле верхних окон, откуда только и просматривалось расположение врага, непрерывно дежурили наблюдатели. Наша артиллерия парализовала любое передвижение противника.
Первый день боя увенчался успехом. Мы уничтожили три артиллерийские и две минометные батареи врага. Несмотря на тяжелые потери в живой силе, противнику не удалось подобраться к Кырне.
Ночь прошла в ремонтировании траншей и в пополнении подходивших к концу боеприпасов. Не обошлось и без неожиданностей. Потерпев неудачу днем, гитлеровцы надумали ворваться в Кырне ночью. Одна их группа, обойдя в темноте наш фланг, довольно близко подползла к зданию школы. Однако их вовремя обнаружили наши бойцы. За оружие взялся весь штаб батальона вместе с артиллеристами. Пришел на помощь и один взвод комсомольской роты под командованием Упеслеи. Нападение было отбито.
Во время ночной передышки связисты исправили поврежденные осколками телефонные провода. В больших молочных бидонах бойцам доставили еду. Довезли до опушки, а потом на руках принесли патроны и ручные гранаты. Люди углубляли окопы и готовились к завтрашнему бою. Фронтовые ночи предназначены не для отдыха, а для работы.
Лобовыми атаками гитлеровцы не добились успеха. Мы знали, что они попытаются обойти фланги и создать угрозу окружения. Это была их обычная тактика. Чтобы оградить себя от каких-либо неожиданностей, мы выслали разведывательные патрули.
Вдоль железнодорожной насыпи в направлении Тюри двигалась группа разведчиков под командованием тал-синского комсомольца Петерсона. Враг, пытавшийся ночью ворваться в Кырне, не полностью отошел на исходные позиции. Немцы устали и завалились спать. Даже пулеметный расчет спал на железнодорожной насыпи рядом со своим пулеметом. Когда разведчики подползли к ним почти вплотную, проснулся первый номер расчета. Он успел только дать короткую очередь. Одна пуля ранила в плечо нашего разведчика, но раненый сам ударом приклада свалил гитлеровца замертво. Без шума были ликвидированы и остальные немцы.
Разведчики двинулись дальше, и вскоре в тылу врага послышались взрывы гранат. По всей линии фронта стали действовать пулеметы противника. Немцы стреляли хаотично, потому что и сами не знали, что происходит. Один пулемет открыл огонь по березовой роще, где только что произошла стычка. Поздно! Наши разведчики напали на расположенный в роще транспорт, когда немцы спали. Забросав их ручными гранатами и прихватив с собой парочку пулеметов, они уже направились в расположение батальона. А немцы еще долго «по всем правилам» обрабатывали своих шоферов и ездовых.
Едва стал заниматься рассвет, как противник с удвоенной яростью возобновил атаки. Основной удар был направлен на Подненский мост, к которому рвались гитлеровские танки и мотоциклисты. Вражеская артиллерия и минометы обрабатывали каждую пядь Кырнеского холма. Жужжа, как смертельные осы, в воздухе проносились осколки. Они глубоко впивались в чернеющую землю, в крыши домов и безжалостно срезали ветки деревьев.
И тут вмешались артиллеристы старшего лейтенанта Белова. Перед танками и мотоциклистами выросла непреодолимая стена огня. Накрываемые снарядами, танки вернулись в укрытие. Однако со стороны Подны по хлебным полям, спотыкаясь и падая, уже наступала пехота противника. Они явно собирались одним броском форсировать реку и перерезать Пайдеское шоссе — наш единственный путь снабжения и связи.
Теперь вся тяжесть боя легла на плечи комсомольской роты, к которой был прикомандирован пулеметчик Эглитис. Его пулемет расположили на берегу реки возле разобранного моста. Эта огневая точка сеяла смерть в рядах наступающих, становившихся все реже и реже.
А потом случилась беда. Осколками снаряда разбило
пулеметный станок. Стрелять еще можно было, но нельзя было вести прицельный огонь. Положение стало критическим. Немцы стремительно продвигались к реке. Их нельзя было остановить стрельбой из одних только винтовок и ручных пулеметов.
Внезапно из наших окопов сквозь град пуль и осколков в сторону реки пополз какой-то человек. Он добрался до разрушенного моста, подхватил там круглый чурбак и, прижимаясь к земле, стал ползти обратно. Немцы стреляли как сумасшедшие, но смельчак вскоре скрылся в наших окопах.
Через несколько минут пулемет снова заработал, используя новую опору. Эглитис безостановочно стрелял и стрелял. Цепь противника все больше редела. А затем, укрываясь среди хлебов, немцы побежали обратно. Еще одна атака была отбита.
В тот же день немцы попытали счастье в других секторах — в нескольких километрах справа и слева от нас. Везде они встретили ожесточенное сопротивление. Однако к вечеру им удалось продвинуться вперед. Под угрозой оказались оба фланга нашего батальона. Мы находились как бы на небольшом полуострове, соединенном с тылом одной иной дорогой. Да и эту дорогу противник все время держал под обстрелом.
И тут нам улыбнулось счастье: у немецкой артиллерии и минометов кончились боеприпасы. Они начали стрелять агитационными снарядами.
Целые сутки над нашими головами летели только корпуса снарядов, набитые листовками. Как огромные снежинки, раскачиваемые ветром, они медленно спускались вниз.
«Вы окружены. У вас нет выхода. Бросайте оружие и сдавайтесь!» — жирными буквами было написано в каждой листовке.
«Бумажками вы нас не победите!» — ребята смотрели вверх и смеялись.
И все-таки ночью автоматчикам противника удалось прорваться в наш тыл и перерезать дорогу. Правда, их вскоре выбили оттуда, и дорога вновь оказалась в наших руках, но поддерживать сообщение по ней стало чрезвычайно трудно. Раненых, боеприпасы, продовольствие — все надо было выносить и приносить на руках. Повозки и автомашины должнщ. были оставаться глубоко в лесу, за первым поворотом дороги.
На следующий день после полудня немцы продолжали
двигаться на левом фланге батальона, вдоль противоположного берега реки. Их тяжелая артиллерия начала обстреливать Пайде. Но выйти вперед удалось лишь небольшим группам пехоты, переползавшим по полям, лугам и болотам. Кырнескую высоту пррчно удерживал в своих руках 3-й батальон 1-го латышского добровольного стрелкового полка. Враг предпринимал одну атаку за другой. В секторе, занимаемом комсомольской ротой? одной группе гитлеровцев наконец удалось форсировать реку. Тяжелый натиск врага выдерживали 1-я и 2-я роты. Только быстрые, продуманные и энергичные действия могли спасти положение.
В этот момент в штаб батальона прибыл командир полка Жунис. Его решение было кратким: «Если мы хотим удержать Кырне, надо нанести ответный удар. Сейчас же поднять все роты для контратаки!..»
Ротные командиры отправились в свои подразделения. К атаке подготовился и весь состав штаба.
По условленному сигналу поднялся весь батальон до последнего человека. Воздух раскололо громкое «ура-а-а!». Во главе батальона шел сам командир полка. Немцы растерялись. Их артиллерия прекратила огонь, не в силах разобраться, где свои, а где противник. Рукопашная длилась недолго — враг обратился в бегство. Заговорили наши автоматы, пулеметы и артиллерия.
Осторожно, на руках внесли латышские стрелки в здание школы тяжело раненного командира полка Жуниса. Вражеская пуля пробила ему грудь. На пол медленно стекала струйка крови.
— Держитесь, ребята! — шептал он.— Если так будем драться... то победим... Отомстите вместо меня. Скоро я снова вернусь...
Жунис умер несколько дней спустя в больнице города Тапа. Его обещание вернуться осталось невыполненным. Но его завещание полк выполнил с честью.
Кровопролитные бои за Кырне продолжались еще несколько дней. Огненное кольцо вокруг холма сжималось все туже. Одна часть этого кольца уже находилась в семи километрах позади нас, возле самого Пайде. Орудия старшего лейтенанта Белова теперь были вынуждены оказывать поддержку защитникам города. Часть их продолжала поддерживать нас, остальные повернули свои стволы в другую сторону.
— Товарищ Белов, вы будете сражаться с нами до последнего снаряда? — спросил у командира батареи наш
батальонный Вейсенфельд. И, словно ища поддержки, заглянул в лицо неразговорчивому белорусу,
— До последнего снаряда,— степенно ответил Белов.— Но есть к вам одна просьба: в случае, если попадем в окружение, вы поможете нам прорваться к своим. Орудия — вещь дорогая. Они не должны доставаться врагу.
Командир батальона стремительно пожал руку артиллериста:
— Договорились.
— Договорились, товарищи. А если у вас не хватает патронов, сходите к моим ребятам. У них есть пулеметы. Пусть дадут...
И вот пришло время, когда нам действительно стало не хватать патронов. Автомобиль с боеприпасами, еще несколько дней назад стоявший под соснами возле шоссе и набитый до отказа, почти совсем опустел. Роты получили приказ открывать огонь только в случае крайней необходимости. Пусты были и пулеметные ленты. Что делать? Где добыть боеприпасы? И тут мы вспомнили слова Белова: «...сходите к моим ребятам».
Ночью группа из самых выносливых бойцов батальона по придорожной канаве выбралась из Кырне и отправилась за патронами. Надо было пройти примерно четырнадцать километров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90