Чего там только не было! Брошенные как попало сабли, пики, латы, щиты, горшки с монетами, поясные бляхи племенных вождей, ожерелья... Боже мой, там было столько добра, что пришлось бы расширить проход, чтобы вызволить все это из подземелья.
Год-другой спустя, когда мои мускулы заметно окрепли (чего, к сожалению, нельзя было сказать о моих мозгах), я стал всерьез подумывать о лопате. За этим, конечно, дело не стало — у колхозного садовника лопат было сколько угодно.
Но как и где копать?
Свои планы я под большим секретом доверил сыну садовника — Янке.
— Янка,— сказал я,— ты слыхал, что в земле запрятаны огромные сокровища?
— А место знаешь? — оживился Янка.
— Точно не знаю, но где-то должны быть.
— Что значит — где-то! — усмехнулся Янка.
— Ну, под курганами, на старых кладбищах.
— А как заберешься под курган?
— Очень просто — сроем курган!
Янка рассмеялся.
— Бери лопату и рой на здоровье! Когда борода у тебя поседеет, я приду подсоблю.
— А, что с тобой говорить! — рассердился я, и на том мы расстались.
Казалось бы, конец моим мечтаниям, но вскоре после этого садовник позвал нас с Янкой раков ловить. А раками у нас особенно ставились излучины речушки Личупе, возле заброшенного кладбища. И вот на закате расставили мы несколько дюжин раковин с приманкой, разожгли костер...
— А знаете, ребятки, что схоронено на старом кладбище? — ни с того ни с сего сказал отец Янки, подбросив в огонь ветвь валежника.
Я от волнения чуть не свалился в костер.
— Что, дядя, что там?
— Значит, не знаете! — загадочно произнес садовник и, не спеша прикурив папиросу от горящего прутика, встал.— А теперь пошли, проверим раковины. Вроде пора.
Меня трясло, как в лихорадке. Вытаскивая раковины, я окунулся по самый пояс. Раки, щелкая хвостами, плюхнулись обратно в реку. С досады я вскрикнул так громко, что сосны старого кладбища отозвались эхом.
— Ты что раскричался,— заворчал садовник.— Всех раков распугаешь.
Да, не везло мне: ни одного рака не вынул. Зато Янка при свете костра так и сиял. У него в мешочке барахталось семь увесистых самцов. У отца было штук десять, если не больше.
— А ну-ка, ставьте котелок! — скомандовал садовник.
Когда вода закипела, ее приправили укропом, тмином, затем туда лее вылили бутылку пива.
— Совсем другой вкус теперь будет,— заметил садовник.
— Дядя, вы собирались рассказать про старое кладбище,— напомнил я, теряя терпение.
— Про старое кладбище? — переспросил садовник таким тоном, будто он был удивлен.
— Что за тайна такая, дядя? Расскажите!
— Мы будем раков варить, а ты рассказывай,— поддержал меня и Янка.
— Ну, ладно,— согласился Янкин отец, доставая вторую сигарету. Я поспешил протянуть ему горящий
прутик, чтобы поскорей услышать долгожданный рассказ.
— Так вот! — начал он, пустив пышное облако дыма.— На старом кладбище у жертвенного дуба хоронили еще в начале того столетья. Была у нас тогда война с французами. Наполеон, значит, с армией шел на Москву. А у здешнего барона имелся сын, состоявший при царе в Петербурге, и был он послан самим императором в Литву, с каким-то там важным донесением. Поручение тот выполнил исправно, и когда прогнали французов, царь ему пожаловал за верную службу золотую шпагу. Ну, а когда помер баронов сын, схоронили его на этом самом кладбище вместе со шпагой. Под какой плитой он покоится, того никто не знает, потому что погребенье в большой тайне проходило. Крепостных, которые рыли могилу, потом продали в отдаленную губернию, чтобы те не вздумали тайну разгласить. И так по сей день никто не ведает, под какой плитой лежит та шпага из чистого золота. Вскоре кладбище закрыли, и оно понемногу заросло травой. Вот и вся история.
Котелок над костром бурлил вовсю. Мы положили в него раков, и тут же сняли с огня, а сами пошли еще раз проведать раковины. На этот раз и мне кое-что досталось, но особой радости я не испытывал. То и дело поглядывал я туда, где из ночного сумрака смутно выступали кладбищенские сосны. Я представлял себе, как мы с Ян-кой, отодвинув одну из тяжелых каменных плит, извлекаем из подземелья золотую шпагу. Она вся так и горит, так и переливается. Конечно, мы преподносим ее в дар музею, про нас с Янкой пишут в газетах, на все лады расхваливают неутомимых следопытов древности...
На другой же день под вечер, взяв с собой лопаты и сказав домашним, что идем на реку ставить переметы, мы с Янкой отправились на старое кладбище. Янка предусмотрительно захватил с собой отцовский электрический фонарик.
В дороге долго хранили молчание — все наши мысли вращались вокруг легендарной шпаги. Янка первым заговорил. Толкнув меня в бок, Янка таинственно прошептал:
— Только смотри — копать осторожно! А то, чего доброго, шпагу покорежишь!
— Сам знаю! — тоже шепотом отозвался я.— Я где-то читал, что настоящие кладоискатели работают филигранно, понял? Может, там не только шпага, но и кое-что похлестче.
— Уж это как пить дать,— согласился Янка.— Раньше, говорят, в могилу клали все ценное, что было у покойника при жизни. Вот бы только отыскать ту самую плиту.
Словно два привидения, мы поднялись на кладбищенский холм. И вдруг моя лопата, задев за какой-то куст, так громко звякнула, что мы с перепугу упали в густую траву и довольно долго лежали ни живы, ни мертвы.
— Что там такое? — спросил, поеживаясь, Янка.
— Нечаянно, лопатой,— насилу выдавил я.
— Так ты в два счета сломаешь шпагу! — набросился на меня Янка.
Мы встали, отерли ладонями пот со лбов и отправились дальше.
Наконец, добрались до кладбищенского вала, сложенного из крупных замшелых камней, каких по сей день немало в нашей округе. Перемахнув через вал, остановились у первой попавшейся могилы с массивной гранитной плитой.
— Может, здесь? — сказал я.
— Сначала все как следует изучим,— деловито бросил Янка. Осторожно положив в траву лопату и засветив фонарик, он опустился на колени.
— Здесь какая-то надпись.
— Надпись надо было днем изучать,— сказал я.
— Какой умник нашелся! — обиделся Янка.— А сам что раньше думал? — Ощупав поверхность плиты, он добавил: — Все мохом поросло, ничего не разобрать.
Подняв с земли сухой сосновый сук, я тоже склонился над плитой и попытался соскоблить мох. Действительно, там было что-то написано, но такими странными буквами, что я ничего не понял.
— Готический шрифт, не иначе,— важно изрек Янка, стараясь опознать буквы при свете фонаря. Однако и у него ничего не вышло.
— Да что тут думать,— прошептал я в нетерпении.— Наверное здесь, где же еще!
— Отец, помнится, говорил, что барон со своею шпагою похоронен последним. Потом кладбище закрыли.
— Тогда все ясно, тут он лежит! — воскликнул я вполголоса.— Последних не хоронят посреди кладбища, обязательно с краю.
— Да, шпага должна быть здесь,— помолчав, согласился Янка.— Отодвинем плиту и — за работу.
Долго и безуспешно пытались мы сдвинуть тяжелую плиту Могильный камень словно прирос к земле.
— Послушай,— сказал я.— А чего вообще нам дался | этот камень?
— А как же доберемся до гроба?
— Сделаем сбоку подкоп. Так вернее. Не успеем сегодня, оставим до завтра. И никто ничего не узнает.
— А песок? Куда девать песок? — спросил Янка.
— Я буду копать, а ты с фонариком следи, не попадется ли чего интересного, а потом раскидаешь песок по траве.
На том и порешили. Вначале копать было трудно. Лопата то и дело натыкалась на обломки кирпичей, но вскоре яма настолько расширилась, что в ней можно было стоять. Янка старательно ощупывал вырытую землю, уносил ее за ограду кладбища, чтобы скрыть следы наших проделок. Я весь взмок от волнения и спешки.
И вдруг лопата ударилась о что-то твердое! У меня мурашки по спине забегали.
— Поосторожней, ты! — склонившись надо мной, прикрикнул Янка.— Разве так копают? Куда торопиться, не на пожар ведь! Еще шпагу сломаешь.
— Янка, дай на минутку фонарик! — попросил я с дрожью в голосе.
— Вылезай, я сам посмотрю, что там такое,— ответил Янка.
Но вылезти оказалось не так-то просто: я с головой зарылся в землю. И Янке волей-неволей пришлось передать мне фонарик. Сначала луч осветил лопату, потом наткнулся на увесистый серый валун. Я даже сплюнул от обиды, вернул Янке фонарик и выбросил камень из ямы. Янка тут же подхватил его и швырнул в темноту. Тотчас раздался страшный грохот — так что земля содрогнулась. Видно, камень угодил на гранитную плиту. И в тот же миг из сумрака кладбищенских сосен долетел до нас испуганный вопль.
— Янка! — окликнул я его, но Янки уже и след простыл. И опять кто-то вскрикнул в испуге. Затем грянул выстрел. У меня сердце в пятки ушло. Я упал на дно вырытой ямы и замер, прислушиваясь к ночной тишине, которую только что, словно нож, прорезал выстрел. Янка исчез. К моей яме приближались чьи-то шаги.
— Что за глупости,— говорил мужской голос,— какие тут привидения,! Просто померещилось.
— Ну, честное слово! — возразил другой.— Вон у той могилы. Что-то взметнулось вверх, потом грохнулось наземь. И тогда... я вскрикнул и выстрелил.
— Папа, мне страшно! — раздался голос девочки.
— Не бойся,— успокаивал ее первый голос.— В наше время привидения не водятся. Пошли, посмотрим!
Я затаил дыхание. Шаги приближались.
— Смотри! — воскликнул второй, и пара сапог со скрипом опустилась на гранитную плиту над моей головой.— Вот в эту щель он вылез.
— Я боюсь! — вскрикнула девочка.
Чиркнула спичка, и трепетный огонек стал приближаться к моей норе. Я лежал как неживой.
— Там кто-то есть! — послышалось сверху, но в тот же момент спичка погасла, и моя пещерка опять погрузилась в темноту. Я собирался выпрыгнуть из ямы и пуститься наутек, но случилось нечто непредвиденное.
— Приготовь пистолет! — услышал я шепот.
— Здесь что-то неладное,— добавил второй.
— Я боюсь! — все время твердила девочка.
Снова чиркнула спичка, и я увидел наведенный на меня пистолет.
— Руки вверх и — вылезай! — скомандовал человек, как видно, не привыкший повторять свои приказания дважды.— Ну! Считаю до трех — раз...
Спичка снова погасла. Что было делать! Где Янка? Как он мог покинуть меня в такую минуту!
— Вылезай, не то...— послышалось сверху.
Я поднял вверх руки, их крепко схватили, и я пружиной выскочил из ямы. В полутьме разглядел перед собой двоих мужчин и перепуганную до смерти девочку. Один из незнакомцев, судя по форменной фуражке и пистолету, был милиционером.
— Ты что тут делаешь? — строго спросил он.
— Червяков копаю,— брякнул я первое, что взбрело на ум.
— Червяков?! — в один голос воскликнули незнакомцы и громко рассмеялись. А девочка по-прежнему глядела испуганно.
— Каких червяков? — наконец спросил милиционер.
— Для переметов,— ответил я. Не мог же я первым встречным доверить свою тайну! И опять они смеялись, на этот раз смеялась и девочка.
— Брось нам сказки рассказывать,— сказал милиционер.— Говори по-хорошему, зачем раскапывал могилу?
Милиционер пихнул сапогом оставленную Янкой лопату.
— Кто этой копал? Отвечай!
— Я один копал,— произнес я, запинаясь.
— Двумя лопатами? — усмехнулся милиционер.— Опять чепуху городишь. Ладно, забирай свои причиндалы, пойдешь с нами!
Я вскинул на плечо лопаты и послушно поплелся за ними. Мы спустились к реке. Там стоял автомобиль, в глубине ольшаника поблескивал затухающий костер.
— Папа, отпусти его! — упрашивала девочка.
— Он осквернил могилу. За это надо наказать,— строго сказал отец.— Вот только вытащим раковины и поедем. В районе разберутся. Только не вздумай бежать,— пригрозил он мне и немного помедлив, добавил: — Пошли-ка лучше с нами. А ты, Лола, присматривай за ним.
— Как тебя звать? — прошептала мне девочка, которую звали Лолой.
— Альбертом.
— Альбертом? — переспросила она.— До чего старомодное имя! Скажи — что ты искал там? Я тебя не выдам, не бойся.
— Золотую шпагу,— ответил я с гордостью.
— Золотую шпагу?! — воскликнула Лола.
— Что ты сказала? — крикнул отец.— Какую там шпагу?
— Здесь сук согнулся, совсем как шпага,— отозвалась Лола.
— На — вот возьми раков и сложи их в кулек,— сказал отец, протягивая раковину, в которой барахталось несколько раков.
Лола мне понравилась, и я стал помогать ей перекладывать в кулек раков.
— Смотри, какой огромный,— воскликнула Лола, подняв большого рака, и тут же, наклонившись ко мне, прошептала: — Я отцу ничего не скажу. Если хочешь, я помогу тебе. Это так интересно: золотая шпага!
Собрали раков, уложили в багажник снасти, отец Лолы сел за руль и пригласил всех в машину.
— Я не поеду! — проговорил я, чувствуя, что вот-вот заплачу.
— Садись без разговоров! — приказал отец Лолы.
— Папа, оставь его в покое! — рассердилась Лола.— Ведь он не сделал ничего дурного.
— Приедем в район, разберемся. Всякое преступление нужно расследовать.
— В чем его преступление? Он же копал червей! не унималась Лола.
— Честное слово, я копал червей,— вставил я.
— Ну, ладно, так и быть,— уступил отец.— Но чтоб это в последний раз. Что за блажь — тревожить покойников!
— Спасибо, папочка! — воскликнула Лола, и, пожав мне на прощанье руку, прошептала,— Альберт, я приеду к тебе. И тогда... Мы вместе найдем. До свиданья!
Свое обещание приехать ко мне Лола не выполнила. Янка после таких приключений и слышать не желал о продолжении раскопок. Единственно, чего мне удалось добиться от него во имя нашей дружбы, так это никому не рассказывать о ночном происшествии. И Янка сдержал свое слово. В этом я убедился через десять лет, когда судьба вновь привела меня на берега речушки Личупе.
За это время я окончил исторический факультет университета и стал археологом. Разбирая как-то древние архивы, я обнаружил материалы о старом кладбище на берегу речушки Личупе. Оказалось, что на том кладбищенском пригорке вплоть до XVII века было расположено довольно известное городище древних курей, а старый дуб у подножия холма был их жертвенным дубом. И только в XVII веке исконные жители тех мест — латыши, подгоняемые кнутами надсмотрщиков, наволокли туда здоровенных камней и обнесли пригорок валом, чтобы немецким рыцарям после их грешной, бесчинной жизни сладко спалось на костях древних курей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90