Но не только среди рыболовов есть любители посидеть на живописном берегу речки. Всякий, у кого в душе есть хоть капля романтики, кто чувствует и понимает природу, склонен к этому.
Ежедневно, как только у Айвара кончался рабочий день в прокуратуре, мы отправлялись в поход и до самого рассвета бродили вдоль речек и озер. И лишь последний вечер перед расставанием мы решили провести дома, чтобы еще раз в задушевной беседе перебрать далекие, но такие прекрасные воспоминания о полузабытых днях детства.
Около полуночи, когда мы собирались ложиться спать, вдруг загудел церковный колокол. По звону можно было судить, что колокол дергала неумелая рука.
— Что это значит? — спросил я.— Набат?
Айвар подошел к окну и всмотрелся в ночную тьму.
— Нет, это не набат.
— Но кто же так поздно звонит?
— Это какой-то необычный церковный звон,— сказал, пожимая плечами, Айвар.— Такое я слышу впервые. Я позвоню в милицию.— Он подошел к письменному столу и снял телефонную трубку.— Милиция? Говорит прокурор Лицис. Выясните, кто там звонит на колокольне, нарушает ночной покой! — Положив трубку, он засунул руки в карманы брюк и нервно заходил взад-вперед.— Кто бы это мог быть? Наверно, старый Витум сошел с ума.
— Кто это — старый Витум? — спросил я.
— Пономарь. Очень странный старик,— с откровенной неприязнью пояснил Айвар.— В прошлом подрядчик-строитель, по образованию архитектор.
— Архитектор — пономарь? — с недоверием переспросил я.
— Да,— подтвердил Айвар.— Когда-то, говорят, был хорошим специалистом. После войны махнул на все рукой, живет в домике пономаря и целыми днями играет на церковном органе.
— Почему ему не поручают работу по специальности? — спросил я.— Разве нам ничего не надо строить?
— Как же не надо! — воскликнул Айвар.— В прошлом году построили промышленный комбинат, большой магазин. Нынче осенью должна быть открыта вновь возведенная средняя школа, которую во время войны разбомбили. Хотели назначить Витума руководителем работ, но он и слышать не хочет. «Стар, говорит, надо в церкви убирать да и за могилой сына следить...»
— У Витума умер сын?
— Да. Погиб,— сказал Айвар и закурил. Заметно было, что он с неприязнью относится даже к родственникам старого пономаря
Меня это заинтересовало, и я решил допытаться, в чем дело.
— Когда он погиб? — спросил я.— Во время Отечественной войны?
— Сгорел в курземском котле. В конце войны, за несколько дней до капитуляции гитлеровцев...— пояснил Айвар. Глубоко затянувшись дымом сигареты и выпустив к потолку синюю струйку, он сел к письменному столу и продолжал: — Бывший шуцман, настоящий гитлеровский прислужник. Второй сын Витума — эсэсовец, служили здесь в тайной полиции. Местные жители говорят, что оба они были настоящими живодерами.
— А старый Витум? — спросил я.
— Жил спокойно. Строил себе и сыновьям дома. Мы их национализировали.
— Это его и озлобило,— заметил я, но Айвар был иного мнения.
— Ему не на что обижаться. Мы не тревожили его. Привез из лесу погибшего сына и похоронил здесь же, на кладбище у церкви. Второй сын сейчас в эмиграции, за границей. Присылает письма, посылки. Ему не на что обижаться...
Пока мы разговаривали, звон на колокольне прекратился.
— Перестал! — воскликнул Айвар, вставая.— Милиция, наверно, уже там. Может быть, поехать и нам?
— Съездим! — почти умоляюще проговорил я. Мне очень хотелось увидеть старого Витума.
Айвар сунул в карман электрический фонарик, мы вышли из дому.
Открыв гараж, я завел машину. Айвар сел рядом, и мы помчались по улицам затихшего городка к церкви, расположенной поодаль, у старого кладбища, и наполовину утопавшей в густой зелени деревьев. Улицы освещала яркая луна. Городок спал, лишь в некоторых окнах виднелся слабый свет и кое-где на перекрестках стояли запоздалые прохожие, обсуждая причину непонятного ночного звона.
— Витум и эту церковь строил,— рассказывал Айвар.— Во время войны в колокольню попала граната, и Витум своими руками починил повреждение. Люди болтали, что, мол, хотел бога задобрить за грехи сыновей. Так вот он со своей старой мадам и живет здесь как у Христа за пазухой, ненавидимый людьми и отвергнутый дьяволом.
Подъехав к воротам церкви, я затормозил. Мы выскочили из машины. Из тени деревьев вышли два милиционера.
— Товарищ прокурор,— сообщил один из милиционеров,— старый Витум не дает нам ключи от церкви.
— Почему? — спросил Айвар.
— Говорит, там ничего нет. Просто в веревке колокола запуталась сова. Он ее вынул и отпустил на волю,— объяснил второй милиционер.
— Наблюдайте за церковью! — приказал Айвар.— Мы сходим за ключами.
Милиционеры исчезли в тени деревьев. Мы с прокурором подошли к дверям домика пономаря и постучали. Послышался сердитый лай собаки, но никто не отозвался. Мы стучали еще и еще, но все безрезультатно, только исступленно лаяла и кидалась на дверь собака. Раздвинув покрытые густой росой кладбищенские цветы, мы вошли в огороженный косыми жердями палисадник и остановились у окна.
Лицис вытащил карманный фонарик и зажег его. Из-за стекла на нас смотрело расстроенное лицо мужчины с длинной седой бородой. Это был старый Витум. Позади него на полу на коленях стояла его жена. Видимо, она молилась.
— Гражданин Витум, с вами говорит прокурор Лицис. Возьмите ключи от церкви и сейчас же выходите сюда!
Мы вернулись назад к дверям. Лай собаки затих. Заскрежетал ключ, и старый Витум приоткрыл дверь, снабженную для безопасности цепочкой.
— Товарищ прокурор, я же объяснил милиционерам, что там ничего нет. В веревке колокола запуталась большая сова, вот она-то и дергала её. Я поймал сову и отпустил.
— Все равно пойдемте посмотрим,— приказал Айвар.
» — Как же вы на ночь глядя полезете туда? На лестнице, которая ведет на колокольню, можно шею свернуть. Приезжайте днем!
-— Ничего, наши шеи выносливые,— настаивал прокурор Лицис.— Берите ключи, и пойдем.
— Ей-богу, там никого нет. Идите с богом домой. Мой друг потерял терпение.
— Если вы не отдадите ключи добровольно, мы взломаем дверь.
— Ради бога, товарищ прокурор! — воскликнул старый Витум.— Я просто не хочу тревожить зря ваш ночной покой. Поезжайте с богом домой, а завтра чуть свет поднимемся на колокольню. Я вам даже покажу вырванные у совы перья, так крепко она уцепилась за веревку.
— Я хочу это видеть сейчас. Принесите ключи! Откинув дверную цепочку, старый Витум вышел из
дому. Высокий рост в сочетании с седой бородой делали его фигуру очень внушительной.
— Товарищ прокурор,— голос Витума звучал твердо и непреклонно,— вы не имеете права в ночное время вламываться в церковь без всякого повода.
— Не учите меня законам! — вскипел Лицис.— Берите ключи и следуйте за нами.
— Я не дам ключей без ведома священника.
— Дайте ключи!
— Это самоуправство. Я этого не сделаю.
— В таком случае мы вас заставим это сделать.
— У меня нет ключей. Когда я возвращался из церкви, я в темноте споткнулся и выронил их.
— Принесите другой комплект.
— Он у священника.
— Пойдемте с нами, мы сами откроем,— настаивал Лицис.— Не думаете ли вы, что мы не сумеем дверь открыть?
Старый Витум сдался.
— Ладно. Если уж так, то...
Он заковылял обратно в домик и некоторое время задержался там.
— Гражданин Витум,— громко крикнул Лицис,— мы вас ждем!
Витум вышел со связкой ключей в руке.
— Товарищ прокурор,— растерянно мямлил он, топчась на месте.— Товарищ прокурор... Я не хотел нарушать ваш ночной покой. На колокольне повесился какой-то неизвестный мужчина...
— Повесился?
— Замотался веревкой от колокола и повесился. Прокурор взглянул на освещенную лунным светом
колокольню.
— Как он туда взобрался?
— По громоотводу.
— По громоотводу?
— Что же тут удивительного! — сказал пономарь.— Колокольня Святого Петра в Риге гораздо выше. Священник рассказывал, что в тридцать пятом году туда тоже кто-то ни с того ни с сего забрался по громоотводу. Всякие люди бывают на свете, товарищ прокурор.
— Да, всякие люди встречаются,— ответил Айвар, зажигая карманный фонарик и освещая дверь церкви.— Открывайте!
Старик долго гремел ключами, прежде чем открыл дверь. Одного милиционера мы оставили у открытых дверей, второго пригласили с собой. Мы вошли в большое
прохладное помещение. Сквозь цветные витражи готических окон пробивался лунный свет, бросая радужные отблески на скамьи и каменный пол. Остановившись в тени, мы прислушались. Ни малейшего шума. Айвар Лицис сделал несколько шагов вперед и беглым светом карманного фонаря осветил все углы просторного и мрачного помещения. Луч света задержался на алтаре, вырвав из темноты сломанное и брошенное на пол распятие. Даже не слишком наблюдательному человеку было ясно, что по распятию колотили каким-то твердым предметом.
— Что здесь произошло? — спросил прокурор.
— Я ничего не понимаю.
— Вы же здесь недавно проходили?
— Я был расстроен, испуган. Этого я... не заметил.
— Хорошо, пойдем дальше,— сказал прокурор и кивнул Витуму.— Идите вперед. Осмотрим ризницу.
— Там ничего нет! — воскликнул Витум.
— Пойдем,— торопил прокурор.
Витум пошел впереди, за ним мой друг, потом я, милиционер замыкал шествие. Дверь ризницы была открыта. Айвар осветил помещение. На столе стояли посуда, пустая бутылка из-под вина и стопка.
— Что это значит? — спросил прокурор.— Кто здесь угощался?
Старый Витум удивленно пожал плечами:
— Я ничего не понимаю.
— Это ваша посуда?
— Нет.
— Как она здесь очутилась?
— Не знаю. Здесь был какой-то хулиган или сумасшедший. Видимо, хотел осквернить церковь, пустить дурную славу о храме божьем...
— И после этого повесился?
— И после этого... повесился,— проговорил Витум, крестясь.
— Вы так думаете? — недоверчиво спросил Айвар.
— Я так думаю,— твердо ответил старик.
— Хорошо, пойдем дальше,— торопил прокурор, проверив, закрыта ли дверь ризницы, ведущая наружу.
Мы возвратились в церковь. Старый Витум молча плелся впереда. По скрипучим ступенькам мы гуськом поднялись наверх и остановились на балконе возле органа.
— Вы здесь играете? — спросил прокурор, осветив небольшой балкончик, и Витум важно ответил:
— Здесь я играю. Я играю ежедневно. В то время как я играю на хорах, двери храма и ризницы открыты. Возможно, что негодяй воспользовался этим, прокрался и спрятался в церкви, чтобы совершить это греховное дело и осквернить храм божий.
Айвар Лицис ничего не ответил. Бегло осмотрев балкон, он опять заспешил:
— Пошли дальше! Гражданин Витум, поднимайтесь первым!
— Куда вы хотите подняться? — точно не поняв распоряжения прокурора, спросил Витум.
— Поднимемся на колокольню,— ответил Лицис.— Посмотрим, что за ночная птица здесь орудовала.
— Он скончался, товарищ прокурор,— сказал Витум, и я заметил дрожь в его голосе.— Я только что... там был. Я его... вынул из петли... пытался оживить, но... напрасно.
— Ничего, поднимайтесь наверх! — настаивал Айвар. Витум нехотя повиновался.
Ветхие, покосившиеся ступеньки лестницы, ведущей на колокольню, так неистово скрипели под нами, что казалось, вот-вот рухнут и мы сломаем себе шею на каменном полу.
— Осторожно! — предупредил меня Айвар, освещая фонариком нижние ступеньки.— Держись крепче за перила!
Наконец в лицо пахнуло свежим воздухом, струившимся из открытых люков звонницы. С трудом переводя дыхание от волнения и подъема, мы все остановились на площадке. При свете фонарика Айвара мы увидели укрепленный на качающейся перекладине колокол, в медной пасти которого, раскрытой точно для крика, торчал тяжелый свинцовый язык. Веревка колокола была перерезана. Отрезанный конец лежал на полу серой извивающейся змеей с круглой петлей на одном конце.
У стены на переломленной пополам стремянке неподвижно лежал человек с густыми бакенбардами и плешью, окаймленной с затылка венчиком длинных волос.
Это был он, таинственный полуночный звонарь. Милиционер подошел, потрогал окоченевшие руки и установил:
— Мертв...
— Мертв,— повторил старый Витум.— Я его вынул из петли.
— Что это за стремянка, на которой он лежит? — спросил прокурор.
Витум помедлил.
— Эта стремянка с колокольни. По ней можно взобраться на крышу. Наверху есть еще одна стремянка. Они тут с того времени, когда я делал ремонт.
— Почему эта стремянка сломана? — спросил прокурор.
— Мальчишки по воскресеньям лазали и сломали. Прямо беда с ними! — пожаловался Витум.
Айвар осмотрел сломанную стремянку.
— Перелом свежий,— заявил он.
— Не может быть! — воскликнул Витум.
— Перелом свежий,— подтвердил и милиционер.
— Стремянка сломана давно,— настаивал Витум.— После ремонта крыши ею никто не пользовался. Мальчишки сломали.
— Почему вы сегодня так хромаете? — поинтересовался Лицис.
— Это к дождю,— ответил Витум.— Ревматизм...
— Прежде у вас была более уверенная походка.
— Раньше было лучше. За плечами годы, старость ,у порога.
Прокурор осветил лицо мертвеца.
— Вы его знаете?
— Нет. Свидетель бог! Я его не знаю... Милиционер нашел брошенный в углу колокольни
топор.
— Это ваш топор? — спросил он Витума.
— Да,— чистосердечно сознался Витум и добавил: — Он, наверно, остался еще с тех пор, как я ремонтировал церковь.
— Хорошо. Пока мы не выясним обстоятельства загадочного происшествия, мы вас задержим. Вы поедете с нами в милицию,— спокойно заявил Айвар старому Витуму.
Витум вдруг выпрямился:
— Товарищ прокурор, что вы делаете? Я его не знаю. Бог свидетель! Я впервые вижу его. Товарищ прокурор...
— Не теряйте попусту время! Спускайтесь вниз! — торопил прокурор.— Здесь пока все останется так, как есть. Церковь будет охраняться, ничего тут без вас не случится. Вашей жене я сообщу сам.
— Эмилия этого не переживет! — почти закричал Витум.— Она потеряла двух сыновей, и теперь... Она этого не переживет!
— Она еще крепкая женщина,— успокаивал прокурор старого Витума.— Чего ей бояться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90