Человек может, конечно, под
давлением властной необходимости распространить на самого
себя и на своих ближних законодательство, но при этом он
должен понимать, что все законы, которые он на досуге сочи-
няет и включает в различные свои кодексы, будь то закон
положительный, закон гражданский или уголовный, что все
эти законы таковы, только поскольку они совпадают с закона-
ми предшествующими, которые, по словам Цицерона, не пред-
ставляют ни выдумку человеческого ума, ни волю народов, но
нечто вечное. В силу этих предвечных законов общества жи-
вут и действуют. Безразлично, сознают ли они, или нет,
действие, на них оказываемое; человек должен знать, что,
когда законы, которые, по его мнению, он сам себе дал,
кажутся ему дурными или ложными, это значит одно: или
они противоречат законам истины, или же это вовсе не за-
коны, ибо, повторяю, законы творим не мы, скорее они нас
творят, но мы можем принять за закон то, что вовсе не есть
закон; так мы и поступаем, и это относится и к физической,

W.
и к нравственной области. Наконец, закон есть причина, а не
действие, поэтому считать его плодом человеческого разума
не значит ошибаться насчет самой идеи закона? А тогда я вас
спрашиваю, что такое представляет собой закон выработан-
ный, закон, который вчера еще не существовал, который суще-
ствует лишь с сегодняшнего дня, и, следовательно, мог бы и
вовсе не существовать? Этого понять нельзя.
Хотя русский крепостной - раб в полном смысле слова, он, одна-
ко, с внешней стороны не несет на себе отпечатка рабства. Ни по
правам своим, ни в общественном мнении, ни по расовым отличи-
ям он не выделяется из других классов общества; в доме своего
господина он разделяет труд человека свободного, в деревне он
живет вперемешку с крестьянами свободных общин: всюду он
смешивается со свободными подданными империи безо всякого
видимого отличия. В России все носит печать рабства - нравы,
стремления, просвещение и даже вплоть до самой свободы, если
только последняя может существовать в этой среде.
Как бы то ни было, надо признать, что безотрадное зрелище
представляет у нас выдающийся ум, бьющийся между стремле-
нием предвосхитить слишком медленное поступательное дви-
жение человечества, как это всегда представляется избран-
ным душам, и убожеством младенческой цивилизации, не
затронутой еще серьезной наукой, ум, который таким образом
поневоле кинут во власть всякого рода причуд воображения,
честолюбивых замыслов и иногда, приходится это признать, и
глубоких заблуждений.
Установленная власть всегда для нас священна. Как известно,
основой нашего социального строя служит семья, поэтому рус-
ский народ ничего другого никогда и не способен усматривать
во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с
большей или меньшей суровостью, и только. Всякий государь,
каков бы он ни был, для него - батюшка. Мы не говорим,
например, я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим: это
разрешено, а это не разрешено. В нашем представлении не
закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает
непослушного ребенка. Наша приверженность к семейному
укладу такова, что мы с радостью расточаем права отцовства
по отношению ко всякому, от кого зависим. Идея законности,
идея права для русского народа - бессмыслица, о чем свиде-
тельствует беспорядочная и странная смена наследников пре-
стола, вслед за царствованием Петра Великого, в особенности же
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ужасающий эпизод междуцарствия. Очевидно, если бы приро-
де народа свойственно было воспринимать эти идеи, он бы
понял, что государь, за которого он проливал кровь, не имел
ни малейшего права на престол, а в таком случае ни у первого
самозванца, ни у всех остальных не нашлось бы той массы
приверженцев, производивших опустошения, ужасавшие да-
же чужеземные шайки, шедшие вслед за ними. Никакая сила в
мире не заставит нас выйти из того круга идей, на котором
построена вся наша история, который еще теперь составляет
всю поэзию нашего существования, который признает лишь
право дарованное и отметает всякую мысль о праве естествен-
ном; и что бы ни совершилось в слоях общества, народ в целом
никогда не примет в этом участия; скрестив руки на груди
любимая поза чисто русского человека, - он будет наблю-
дать происходящее и по привычке встретит именем батюшки
своих новых владык, ибо - к чему тут обманывать себя са-
мих - ему снова понадобятся владыки, всякий другой поря-
док он с презрением или гневом отвергнет.
Среди причин, затормозивших наше умственное развитие и
наложивших на него особый отпечаток, следует отметить две:
во-первых, отсутствие тех центров, тех очагов, в которых со-
средоточивались бы живые силы страны, где созревали бы
идеи, откуда по всей поверхности земли излучалось бы плодо-
творное начало; а во-вторых, отсутствие тех знамен, вокруг
которых могли бы объединяться тесно сплоченные и внуши-
тельные массы умов. Появится неизвестно откуда идея, зане-
сенная каким-то случайным ветром, как пробьется через вся-
кого рода преграды, начнет незаметно просачиваться через
умы, и вдруг в один прекрасный день испарится или же забьет-
ся в какой-нибудь темный угол национального сознания, что-
бы затем уж более не всплывать на поверхность: таково у нас
движение идей. Всякий народ несет в самом себе то особое
начало, которое накладывает свой отпечаток на его социаль-
ную жизнь, которая направляет его путь на протяжении веков
и определяет его место среди человечества; это образующее
начало у нас - элемент географический, вот чего не хотят
понять; вся наша история -- продукт природы того необъятно-
го края, который достался нам в удел. Это она рассеяла нас во
всех направлениях и разбросала в пространстве с первых же
дней нашего существования; она внушила нам слепую покор-
ность силе вещей, всякой власти, провозглашавшей себя
-1
?
нашим же владыкой. В такой среде нет места для правильного
повседнегО общения умов между собой; в этой полной обособ-
ленности отдельных сознаний нет места для логического раз-
вития мысли, для непосредственного порыва души к возмож-
ному улучшению, нет места для сочувствия людей между собой,
связывающего их в тесно сплоченные огромные союзы, перед
которыми неизбежно должны склониться все материальные си-
лы; словом, мы лишь геологический продукт обширных про-
странств, куда сбросила нас какая-то неведомая центробеж-
ная сила, лишь любопытная страница физической географии.
Вот почему, насколько велико в мире наше материальное зна-
чение, настолько ничтожно все значение нашей силы нравст-
венной. Мы важнейший фактор в политике и последний из
факторов жизни духовной. Однако эта физиология страны, не-
сомненно, столь выгодная в настоящем, в будущем может пред-
ставить большие преимущества и, закрывая глаза на первые,
рискуешь лишить себя последних.
Религиозное чувство, наивные чаяния, юная вера первых ве-
ков христианства уже невозможны и более не могут овладеть
массами. Они могут служить утешением лишь для некоторых
разрозненных существований, для отдельных душ, вечно пре-
бывающих в младенчестве. Божественная мудрость никогда
не помышляла затормозить движение мира. Это она внушила
человечеству большинство идей, которые его теперь потряса-
ют. Она не могла и не хотела упразднить свободу человеческо-
го духа. Она вложила в сердце человека задатки всех тех
благ, которыми человеку дозволено пользоваться, и затем пре-
доставила действовать человечеству. Посмеете ли вы сказать,
что этот росток погиб среди современных бурь или что он стал
бесплодным, это было бы богохульством более преступным,
чем все зло, принесенное миру революциями, ибо это значило
бы лишать мир надежды, той силы, которую евангелие осмели-
лось признать добродетелью.
Христианство существует. Оно существует не только как рели-
гия, но и как наука, как регилиозная философия; оно было при-
знано не только невежественными народными массами, но и
самыми просвещенными, самыми глубокими умами. Вот чего не
могут отрицать его злейшие враги. Поэтому они должны дока-
зать одно из трех: или что И<исус> Х<ристос> никогда не
существовал и поэтому религия, которая носит его имя, была
основана каким-то ловким фокусником, или же, что если Иисус
ЧААДАЕВ П. Я. (1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
Христос действительно существовал, то он сам был только лов-
ким фокусником; или же, наконец, что он был восторженным
фанатиком, убежденным как в том, с чем он выступал, так и в
своем божественном происхождении. А если допустить какое бы
то ни было из этих трех предположений, пришлось бы еще разъ-
яснить, каким образом христианство, рожденное из лжи, могло
дойти до того положения, в каком мы его ныне видим, и произве-
сти то действие, какое оно оказало.
Не будут, думаю, оспаривать, что логический аппарат самого
ученого мандарина небесной империи функционирует несколь-
ко иначе, чем логический аппарат берлинского профессора.
Как же вы хотите, чтобы ум целого народа, который не испы-
тал на себе влияния ни преданий древнего мира, ни религиоз-
ной иерархии с ее борьбой против светской власти, ни схола-
стической философии, ни феодализма с его рыцарством, ни
протестантизма, словом, ничего того, что более всего воздей-
ствовало на умы на Западе, как хотите вы, чтобы ум этого
народа был построен точь-в-точь, как умы тех, кто всегда жил,
кто вырос и кто теперь еще живет под влиянием всех этих
факторов? Конечно, и среди нас, независимо от этой преемст-
венности мыслей и чувств, могло появиться несколько гени-
альных людей, несколько избранных душ, но тем не менее нель-
зя не пожалеть о том, что в мировом историческом распорядке
нация в целом оказалась обездоленной и лишенной всех этих
предпосылок. На нас, без сомнения, очень сильно сказалось
нравственное влияние христианства; что же касается его логи-
ческого действия, нельзя не признать, что оно было в нашей
стране почти равно нулю. Прибавим, что это один из интерес-
нейших вопросов, которым должна будет заняться философия
нашей истории в тот день, когда она явится на свет.
Известно, что приобретение какой-нибудь вещи происходит
двояким способом: посредством производства ее или посред-
ством обмена, другими словами, для того, чтобы приобрести
вещь, нужно или произвести ее, или купить. Но если вы не
обладаете умением произвести вещь или не имеете средств ку-
пить ее, не имеете также равноценного предмета, который мог-
ли бы предложить в обмен,- что же, добудьте только кредит,
и вы все же сможете приобрести ее; настоящий собственник
вещи охотно уступит ее вам на веру в обмен на равноцен-
ный предмет с уплатой впредь. И, надо сказать, что ничто
так не возбуждает жажды наслаждений, как возможность
а
а
приобретать предмет этим последним путем, ничто не вызыва-
ет столь легкой растраты своего будущего, ничто так не повы-
шает расходов и не предоставляет столь широких средств для
материального существования за счет завтрашнего дня. Но в
порядке интеллектуальном, где приобретение идей и познаний
совершается только посредством умственного труда и науки,
где, стало быть, немыслим простой обмен, где нельзя получить
одну идею взамен другой, случается, что человек оказывает
кредит самому себе, что он потребляет ценности раньше их
приобретения, что он пускает в ход некоторые идеи, не пони-
мая их. В наше время это самая обычная вещь. Это опять та же
жажда наслаждений, ищущая удовлетворения в другой облас-
ти. Как видите, теория кредита, применяемая в области умст-
венной, удивительно усовершенствована.
Мне кажется, что сон есть-настоящая смерть, а то, что смертью
называют, кто знает? - Может быть, оно-то и есть жизнь?.. Дело
в том, что истинная смерть находится в самой жизни. Половину
жизни бываем мы мертвы, мертвы совсем, не гиперболически, не
воображаемо, но действительно, истинно мертвы... Жизнь убега-
ет от нас всеминутно, часто к нам возвращается, но никак нельзя
сказать, чтоб мы жили не переставая. Жизнь разумная прерыва-
ется всякий раз, как исчезает сознание жизни.
4. МЫСЛИ
Что производят люди, живучи вместе? Азот, т. е. истребляют
друг друга.
Во Франции на что нужна мысль? -Чтоб ее высказать. -- В
Англии? -Чтоб привести ее в исполнение. - В Германии? -
Чтоб ее обдумать. - У нас? - Ни на что!
Мы, русские, все имеем вид путешественников. Ни у кого нет
определенной сферы существования, ни для чего нет правил;
нет даже домашнего очага; нет ничего, что привязывало бы,
что пробуждало бы в вас симпатию или любовь, ничего проч-
ного, ничего постоянного; все протекает, все уходит, не остав-
ляя следа ни вне, ни внутри вас.
В русском взгляде есть какая-то странная неопределенность...
В чужих странах, особенно на юге, где физиономии так выра-
зительны и так оживлены, не раз, сравнивая лица моих сооте-
чественников с лицами туземцев, я поражался этой немотой
наших лиц.
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П. Я. (1794-1856 гг.)
d Есть люди, которые умом создают себе сердце, другие - серд-
цем создают себе ум: последние успевают больше первых, по-
тому что в чувстве гораздо больше разума, чем в разуме чувств.
а Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать
ее, предпочитаю унижать ее, - только бы ее не обманывать.
П Нет ничего легче, как полюбить тех, кого любишь; но надо
немножечко любить и тех, кого не любишь.
D Бессильный враг - наш лучший друг; завистливый друг -
злейший из наших врагов.
О Без слепой веры в отвлеченное совершенство невозможно ша-
гу ступить по пути к совершенству, осуществляемому на деле.
Только поверив в недостижимое благо, мы можем приблизить-
ся к благу достижимому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88