П. Я. Чаадаев:
<Я, благодарение Богу, не богослов и не законник, а просто
христианский философ>.
3. УЧЕНИЕ
Я всегда думал, что общее мнение отнюдь не тождественно с
безусловным разумом, что инстинкты масс бесконечно более
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
страстны, более узки и эгоистичны, чем инстинкты отдельного
человека, что так называемый здравый смысл народа вовсе не
есть здравый смысл; что не в людской толпе рождается истина;
что ее нельзя выразить числом; наконец, что во всем своем
могуществе и блеске человеческое сознание всегда обнаружи-
валось только в одинаковом уме, который является центром и
солнцем его сферы.
Это одна из самых жалких странностей нашего общественного
образования, что истины, давно известные в других странах, и
даже у народов, во многих отношениях менее нас образован-
ных, у нас только что открываются.
Истинное общественное развитие не начиналось еще для наро-
да, если жизнь его не сделалась правильнее, легче, удобнее
неопределенной жизни первых годов его существования. Как
может процветать общество, которое даже в отношении к пред-
метам ежедневности колеблется еще без убеждений, без правил.
Вся история нового общества совершается в области мнения.
Следовательно, здесь настоящее воспитание. Новое общест-
во, основанное на этом начале, двигалось вперед только мыс-
лию. Выгоды всегда следовали за идеями, но никогда им не
предшествовали. Мнения рождали выгоды, но выгоды нико-
гда не рождали мнений. Все успехи Запада в сущности были
успехи нравственные. Искали истину и нашли благосостояние.
Эти рабы, которые вам прислуживают, разве не они составля-
ют окружающий вас воздух? Эти борозды, которые в поте лица
взрыли другие рабы, разве это не та почва, которая вас носит?
И сколько различных сторон, сколько ужасов заключает в
себе одно слово: раб! Вот заколдованный круг, в нем все мы
гибнем, бессильные выйти из него. Вот проклятая действитель-
ность, о нее все мы разбиваемся. Вот что превращает у нас в
ничто самые благородные усилия, самые великодушные поры-
вы. Вот что парализует волю всех нас, вот что пятнает все
наши добродетели.
Прекрасная вещь - любовь к отечеству, но есть еще нечто
более прекрасное - это любовь к истине. Любовь к отечеству
рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благоде-
телей человечества. Любовь к родине разделяет народы, пита-
ет национальную ненависть и подчас одевает землю в траур;
любовь к истине распространяет свет знания.
Я совсем не хочу сказать, что у нас только пороки, а доброде-
тели у европейцев; упаси Боже!
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
Настоящая история нашего народа начнется лишь с того дня,
когда он проникнется идеей, которая ему доверена и которую
он призван осуществить, и когда начнет выполнять ее с тем
настойчивым, хотя и скрытым инстинктом, который ведет на-
роды к их предназначению. Вот момент, который я всеми сила-
ми моего сердца призываю для моей родины, вот какую задачу
я хотел бы, чтобы вы взяли на себя, мои милые друзья и согра-
ждане, живущие в век высокой образованности.
Лишь под влиянием религии человеческий род может испол-
нить свое конечное предназначение.
Как бы ни была сильна вера, разум должен уметь опираться на
силы, заключенные в нем самом.
Пора сознать, что человеческий разум не ограничен той силой,
которую он черпает в узком настоящем, -- что в нем есть и
другая сила, которая, сочетая в одну мысль и времена протек-
шие, и времена обетованные, образует его подлинную сущ-
ность и возносит его в истинную сферу его деятельности.
Каковы естественные основы философии? Я и не-Я, мир внутрен-
ний и мир внешний, субъект и объект. Признаете ли вы эти пер-
вичные факты или нет, вы все равно не можете серьезно занимать-
ся философией, не исходя из них. Между тем, что такое для нас
факты, которые, разумеется, не могут быть ни доказаны сами по
себе, ни выведены из факта предшествующего? Предметы веры.
Затем, когда философская работа завершена, и вы добились ка-
кой-то достоверности, какова логическая форма, в которую в
вашем уме облекается эта достоверность? Форма верования, ве-
рования, налагаемого на вас вашим же разумом. Мы не можем
выйти из этого круга, не разбившись о замыкающие его грани;
вне их безграничное сомнение, полнейшее неведение, небытие.
Поэтому устранять веру из философии -- не значит ли это уничто-
жать самую философию, не значит ли это самую работу мысли
сделать несущественной, более того: не значит ли это свести на
нет самое начало разумения?
Заметьте, что человеческий ум во все времена принимал некото-
рые истины как предметы веры, как истины априорные, элемен-
тарные, без которых нельзя представить себе ни одного акта
разума, истины, которые, следовательно, предшествуют собст-
венному движению разума и, в известном смысле, соответству-
ют той силе вернее, которая некогда потрясла инертную мате-
рию и раскидала миры в пространстве. Долго разум
человеческий жил этими истинами, долго они его удовлетворяли:
ЧААДАБВ П. Я. (1794-1856 гг.)
но затем его собственное развитие привело его к новым исти-
нам, и эти истины, в свою очередь, превратились в верования.
Таков естественный ход умственного развития. Вера стоит в
начале и в конце пути, пройденного человеческим разумом как
в отдельном индивидууме, так и в человечестве в целом. Преж-
де чем знать, он верит, а после того, как узнает, он опять верит.
Всегда он от веры исходит, чтобы к вере вернуться. Не совер-
шаете ли вы двадцать раз в день акт веры, хотя религия тут ни
при чем? Как же вы хотите внести многообразные верования
человеческого разума в единую сферу религиозного чувства?
Это невозможно. Переходим к другой теории.
Великие умы, которые укажут народам путь, сами выйдут из
рядов народа. Вот тогда и случится поворот от власти бездар-
ных вождей, возомнивших о себе, праздных умников, упоен-
ных успехами в салонах и кружках.
Неужели кто-то способен вообразить, будто это такой уж пус-
тяк - вырвать пытливый ум из сферы его мышления и втис-
нуть его в тот узкий и мелочный мир, в котором вращается
людская пошлость?
Вы, власть имущие... Вы думаете, что лишь невинная шут-
ка - бросать под ноги мыслящего человека, чтобы он спо-
ткнулся, чтобы он грохнулся на мостовой во весь рост и мог
подняться лишь облитый грязью, с разбитым лицом, одеждой
в лохмотьях... не вам понять, сколько задатков, какие силы
задушены миром и жизнью, среди которых он, задыхаясь,
влачит свое существование... как дерзнули вы заткнуть ему
рот, посадить его на цепь, а кто знает, что бы вышло, если вы
не преградили его пути.
Прежде всего человек обязан своей родине, как и своим друзь-
ям, правдой.
Я не из тех, кто добровольно застывают в одной идее, кто подво-
дят все -- историю, философию, религию - под свою теорию; я
несколько раз менял свою точку зрения на многое, и уверяю
любого, что всякий раз изменяю ее, когда осознаю свою ошибку.
Я горжусь тем, что сохранил всю независимость своего ума и
характера в том трудном положении, которое было создано для
меня, и я смею надеяться, что мое отечество оценит, кто я.
Без общения с другими существами мы бы мирно щипали траву.
В противоположность всем законам человеческого общежития
Россия шествует только в направлении своего собственного
порабощения и порабощения всех соседних наполов.
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 II.)
Удивительное дело! Даже и низведенное до ничтожнейших раз-
меров, великое явление христианства еще в такой степени но-
сит на себе печать независимого действия высшего разума, что
не может быть объяснено приемами человеческой логики, ка--
кие логические измышления при этом ни пускались в ход.
Как всем известно, христианство с самого возникновения своего
подвергалось живейшим нападкам, и только путем отчаянной,
страстной сознательной борьбы возвысилось до господства над
миром. И все же нашлись в наше время люди, которые в религии
Христа усматривают не что иное, как миф. Между тем, видано
ли, чтобы миф создавался в подобной среде и при таких услови-
ях? Правда, указывают, что христианская легенда явилась на
свет не в образованных слоях, среди евреев, а среди населения
невежественного и весьма склонного воспринимать самые неле-
пые верования. Но это совсем неверно: мы видим, напротив, что
христианство с первого же века поднимается до общественных
верхов и немедленно упрочивается среди самых выдающихся
умов. Другие уверяют нас, будто христианство просто-напросто
еврейская секта, будто все его нравственное учение заключается
в Ветхом завете, что и Иисус Христос присоединил к этому лишь
несколько идей, имевших более общее распространение в его
время. Надо признать, что эта последняя точка зрения, как она ни
отлична от христианской, вносит нечто такое, что может до неко-
торой степени удовлетворить, если не положительное христиан-
ство, то по крайней мере христианство рассудочное. В самом
деле, было ли это простым человеческим действием - придать
жизнь, действительность и власть всем этим разрозненным и бес-
сильным истинам, разрушить мир, создать другой, соорудить из
всей груды разрозненных идей, разнообразных учений однород-
ное целое, единое стройное учение победоносной силы, чреватое
бесчисленными последствиями и заключающее в себе основу бес-
предельного движения вперед? И выразить всю совокупность
рассеянных в мире нравственных истин на языке, доступном всем
сознанием, и, наконец, сделать добро и правду осуществимыми
для каждого?
Религия есть познание бога. Наука есть познание вселенной. Но
с еще большим основанием можно утверждать, что религия нау-
чает познать бога в его сущности, а наука в его деяниях; таким
образом обе в конце концов приходят к богу. В науке имеются
две различные вещи: содержание или достижения, с одной
стороны, приемы или методы - с другой; поэтому, когда
>
ставится вопрос об определении ее отношения к природе, следу-
ет им ясно указать, хотят ли говорить о самой сущности науки
или об ее методе; а вот этого-то и не различают.
Реальное, без сомнения, не естьматериальное, потому что вся-
кая верная мысль становится более или менее реальной вне
зависимости от того, воплотилась ли она в материю; но вместе
с тем не следует забывать, что совершенно реальное, как тако-
вое, обладает свойством осуществляться и материально, пото-
му что всякая совершенная реальность заключает в себе и
форму, в которой она должна явиться на свет. Так это бывает
по отношению к любой математической аксиоме, ко всякой
абсолютной истине; так обстояло дело и с истиной христиан-
ской, пока она еще не обнаружилась в мире и, наконец, так
обстоит дело и с царствием божиим, совершенной реально-
стью пока еще не материализованной.
Ясно, что бог, предоставив человеку свободу воли, отказался
от части своего владычества в мире и предоставил место этому
новому началу в мировом порядке: вот почему можно и долж-
но ежечасно взывать к нему о пришествии царствия его на
земле, т. е. о том, чтобы он соблаговолил восстановить поря-
док вещей, господствовавший в мире, пока злоупотребления
человеческой свободой еще не ввело в него зло. Но просить
его, как этого требуют некоторые из наших учителей, чтобы
царство его наступило на небе, бессмысленно, потому что там
царство его никогда не прерывалось, так как мы знаем, что
создания, 110 своей природе предназначенные обитать в небе,
которые ослушались бога, были оттуда изгнаны, прочие же
просветленные неизъяснимым светом, там сияющим, никогда
не злоупотребляли своей свободой и шествовали всегда по
божьим путям. Надо еще сказать, что если бы указанная систе-
ма была верна, пока не настало царство бога, он не царствует
нигде, ни на земле, ни на небе. Мы хотели бы верить, что это
следствие не было учтено сторонниками этого учения.
Что такое закон? Начало, в силу которого совершается или
должно совершиться явление на своем пути к возможному со-
вершенству. Следовательно, всякий закон предшествует; мы
можем его только знать или не знать, но знаем мы его или нет,
он тем не менее существует и тем не менее действует в соответ-
ствующей ему области; нельзя достаточно повторять то, что в
порядке нравственном или в царстве свободы, точно так же,
как в порядке материальном или в области неизбежного, все
ЧААДАЕВ П. Я. (1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П. Я. (1794 -1856 ir.)
совершается согласно закону, знаем ли мы его или не знаем, с
той только разницей, что если мы знаем первый закон, мы
должны сообразоваться с ним, так как это закон нашего бытия
и условие нашего движения вперед; если же мы знаем второй
закон, нам приходится применять его к своим потребностям
или в форме поучения, или в форме материального использова-
ния. Что касается познания закона, мы можем приобретать его
различными путями: посредством деятельности отдельного ин-
дивидуального разума, непосредственным актом высшего ра-
зума, проявляющегося в разуме человека, или через медленное
поступательное движение всемирного разума на протяжении
веков; но ни водном из возможных случаев мы не можем ни
изобрести, ни создать самый закон. Всякий закон, если он спра-
ведлив или истинен - и только в таком случае он заслуживает
название закона, - предвечно существовал в божественном
разуме. Настанет день, когда человек познает его; закон так
или иначе раскрывается ему, западает в его сознание, тогда
законодатель человеческий встречается с законодателем выс-
шим, и с той поры закон становится для него законом мира.
Таково происхождение всех наших законодательств - поли-
тических, нравственных и иных. Можно, конечно, с точки зре-
ния социальной, допустить фикцию законодательной власти,
принадлежащей человеку, но, с точки зрения общей филосо-
фии, такая фикция недопустима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88