Наконец, мы просто затрудняемся уразуметь выражение: распинать
закон. Когда в общежитии говорят о распинании Христа, то под этими
словами обыкновенно разумеют неисполнение или нарушение заповедей
Христовых, или дурное их истолкование и применение. В этом смысле
наибольшее число распинании пришлось бы на долю судов, которые, дей-
ствуя согласно своему назначению и толкуя закон, то его суживают, то его
растягивают, и часто должны отступаться от сделанных ими же разъяснений.
Если же под распинанием закона понимать его исследование по источникам,
оценку вызвавших его причин и последствий, свободное критическое к нему
отношение, то подобное распинание не только не преступно и не должно
быть запрещено, но оно, напротив того, весьма желательно. Нам памятен
один писатель, который, можно сказать, живой нитки не оставил в целых
разделах нашего уголовного кодекса и вгонял гвоздь за гвоздем, распиная
одну статью этого кодекса за другою. Этот писатель - Н.А. Неклюдов,
автор четырех томов <Руководства к особенной части русского уголовного
права>. Спрашивается, неужели защите будет запрещено приводить про-
сто-напросто выдержки из учебника г. Неклюдова?
Постараемся подвести к сказанному нами итоги. Первая и прямая обя-
занность защиты состоит в том, чтобы отнестись к своей задаче прилежно
и сердечно, употребляя все средства ума и убеждения к облегчению участи
защищаемого. По своему назначению защита вправе предлагать только то,
что располагает в пользу подсудимого. Нравственно она обязана, конечно,
держаться как можно ближе правды, быть по возможности искреннею, но
никаких положительных правил на этот счет предписать ей нельзя, - все
сит от индивидуальных качеств защитника и от его чутья и такта. Все
произносимое защитником находится под контролем ответственного за зло-
употребления защитника словом председателя, который обязан наблюдать,
ооы в речах сторон не было хуления религии, колебания нравственности,
"падений на основы государственного строя. Сомневаемся, бывали ли по-
Їьч? случаи: если бывали, то крайне редко. Кроме того, председатель
21
не должен допускать ни грубых и резких нападок на лица и учреждения,
ни прямого отрицания обязательности действующего закона, - вне этих
пределов защита свободна. Предписывать ей план действий, внушать ей,
какое должно быть ее содержание, равносильно уничтожению ее свободы,
наложению на нее кандалов. Останется от нее только декорация, в дейст-
вительности орган будет атрофирован, а от его бессилия сам судебный ор-
ганизм сделается хромающим и увечным. Большая часть председательст-
вующих останутся, может быть, верными прежним, лучшим преданиям и
не станут брать защиту в тиски, но будут, конечно, и такие, которые запретят
изъяснять законы, прямо не относящиеся к вине подсудимого, и ослаблять
соображениями степень преступности от условий его обстановки, - словом,
превратят защиту в бессодержательный обряд. История защиты поведет
к такой же атрофии обвинения, которое станет деловым и чем-то крайне
сухим. Уже ныне заметно убывание в прокуратуре тех блистательных та-
лантов, которые ее в прежнее время украшали. Думаем, что эти весьма
вероятные результаты предлагаемого не послужили бы к повышению зна-
чения и к прославлению Судебных Уставов 20-го ноября 1864 года, ко-
торые г. Неклюдов называет <словом прошедшего царствования> и в ко-
торых усматривает он ту же самую мысль, которая будто бы виднелась и
на знамени святых Кирилла и Мефодия, - объединение Руси. Заметим,
что воображение автора увлекло его в сторону. Хотя святые Кирилл
(ум. 869) и Мефодий (ум. 885) были современниками пришествия варягов,
но они не бывали на Руси и не имели о ней никакого понятия. Их апос-
тольство относилось вообще ко всему племени славянскому.
Г. Неклюдов не остается верен самому себе в своей речи по делу Мель-
ницких. Он утверждает, что судебное следствие должно быть направлено
к раскрытию материальной истины, составляющей святая святых уголовного
процесса, а между тем, что же считает он коренным нарушением закона
и во имя чего домогается он кассации? Прочтения в заседании той или
другой бумажки, имеющейся в деле, спроса производившего следствие сле-
дователя, прочтения мнения, данного вне суда и бесприсяжно товарищами
одного из подсудимых о его хороших нравственных качествах. Это такой
формализм, который старается ограничить источники исследования истины,
а следовательно извлечь из данных дел одни условные результаты>.
Мы привели письмо председателей Совета целиком, несмотря на не-
которую его растянутость, потому что в нем интересно и важно все, вплоть
до внешней стороны. Здесь, в этом столкновении, произошло как бы ре-
шительное сражение между противниками и защитниками адвокатуры. Кто
же остался победителем? Несомненно, письмо гг. председателей Совета
р\о использовало слабые места заключения и весьма тщательно вскрыло
огочисленные противоречия, которыми заключение изобилует. Но для
ас теперь знаменательным и интересным представляется не содержание,
самый факт этих противоречий, которые меньше всего свойственны были
цому и беспощадному уму Н.А. Неклюдова. Еще более знаменательно,
что. как указывается в письме, Н.А. Неклюдов не счел даже нужным по
дду Мельницких, за отсутствием в протоколе судебного следствия заяв-
\ений сторон о злоупотреблении противников словом, исследовать, пра-
вильны ли указания кассационных протеста и жалобы на эти злоупотреб-
ления. Он делает свои решительные выводы в предположении, что эти
злоупотребления были. Отсюда нужно заключить, что дело Мельницких
было лишь последней каплей, переполнившей чашу терпения магистратуры
и прокуратуры. Отношение к адвокатуре настолько прочно определилось,
что обер-прокурор считает лишним исследовать, правильны ли указания
кассационной жалобы и протеста. Эти указания безусловно совпадают с
его представлением об обычном поведении адвокатуры на суде и потому
они заранее кажутся ему правильными. Дело Мельницких служит только
поводом, чтобы высказать все, что давно накопилось. Если даже в деле
Мельницких и не было тех нарушений, на которые указывают кассационные
протест и жалоба, все равно: по общему правилу, адвокатура ведет себя
так, что нужно установить пределы защиты, наложить на нее узду. Дока-
зывать, что поведение адвокатуры таково именно, приводить конкретные
данные - обер-прокурору представляется бесцельным, в его глазах это
єасiит поiопит.
С другой стороны, председатели Совета, отвечая на заключение обер-
прокурора, с такой же уверенностью и столь же аподиктически утверждают,
что если и бывали случаи нарушения защитниками своих обязанностей, то
эти случаи бывали крайне редко. Но мы <сомневаемся, бывали ли такие
случаи>. Поэтому письмо обсуждает предложение Н.А. Неклюдова не с
точки зрения конкретных условий, а с высоты общих задач защиты, и,
естественно, приходит к выводу, что всякое стеснение защиты, свыше ука-
занной в судебных уставах меры, будет наложением на нее кандалов. Но
письмо совершенно игнорирует то настроение, которое столь бурно про-
явилось в речи Н.А. Неклюдова и которое сумело даже такого сильного
блестящего юриста вовлечь в такие противоречия. Вот почему вопрос о
том, кто победил в отмеченном споре, вовсе и не ставился, по-видимому.
i Iисьмо и заключение не встретились между собою, и можно лишь кон-
- обшсизвсстный факт.
статировать, что письмо председателей прошло совсем незаметно, и ни в
какое сравнение действие его не может идти с впечатлением, произведенным
выступлением Н.А. Неклюдова.
21. ПОНИЖЕНИЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО
УРОВНЯ В СВЯЗИ С ОБЩИМИ УСЛОВИЯМИ
Утверждение письма, будто бы случаи нарушения адвокатами профес-
сиональной этики в речах своих составляют исключение, не могло не вызвать
протеста, потому что фактически такие случаи становились все более част-
ными и, главное, более яркими, возникая в таких делах, в которых выступали
корифеи адвокатуры. Достаточно вспомнить о деле Кетхудова, увекове-
ченном в книге А.Ф. Кони <За последние годы>. Кетхудов и другие об-
винялись в том, что утаили рекомендованное письмо, сданное для отправки
в Берлин, и воспользовались содержащимися в нем ценностями на
120 тысяч рублей. Одним из защитников выступил Н.П. Шубинский, и
речь его была построена так, что, по словам А.Ф. Кони, дававшего в
качестве обер-прокурора заключение в Правительствующем Сенате, она
<представляла ряд положений, из которых каждого было достаточно, чтобы
признать, что в речь защитником Кетхудова был внесен элемент, идущий
вразрез с теми понятиями, на которых зиждется нравственный и правовой
строй благоустроенного общества... Преступное деяние подсудимых, со-
знавшихся в похищении чужих ценных бумаг и сокрытии этого похищения
путем подлога, а следов его посредством зарытая бумаг в землю в окрест-
ностях Москвы, выставляется как прямое последствие действий потерпев-
шего... Потерпевший есть настоящий виновник всего, ибо, поступая согласно
с почтовыми правилами, он должен был, однако, заботиться о том, чтобы
не вводить в соблазн чиновников, памятуя не только пословицы, но и святое
Евангелие, из которого приводится совершенно неуместный текст, возвы-
шенный и глубокий смысл которого толкуется в самом извращенном смысле.
Денежный интерес дела - проводится во втором положении - меркнет
перед тем ущербом, который несла русская казна от посылок денежных
ценностей в заказных письмах. Над этой стороною дела присяжным ре-
комендуется серьезно задуматься, памятуя, что, если иногда нужны обви-
нительные приговоры, чтобы сдержать корыстолюбивые порывы бедняков,
то иногда также необходимы оправдательные приговоры, чтобы сдержать
своекорыстные стремления богачей и напомнить им, что не весь мир су-
ществует для них и для их хищнических вожделений. В следующем поло-
щ, указывается, что <настала пора возвыситься до более серьезной
ц явлений, имеющих государственный смысл, и после сопоставления
дцх хлебных пошлин в Германии с колебанием курса русских бумаг
дрдинской бирже, - объясняется присяжным, что они собрались в
суда не защищать лишь частные интересы, но и отдать долю серьезного
внимания и государственным интересам, если таковые окажутся выдвину-
iдi перед ними данными дела>. А.Ф. Кони находит по поводу этой речи,
что <в подобных случаях пред судом излагает свои доводы уже не лицо,
поизванное самим законом к опровержению и ослаблению доводов обви-
нения, а лицо, которое, пользуясь званием защитника, направляет свое
слово в суетных целях ремесленного успеха - не только на колебание
высказанного пред судом мнения обвинителя о виновности подсудимого, а
на колебание тех начал, которые, связывая и поддерживая общество, ме-
шают развиться между людьми тому, что верно названо Ьеiiит отпшт
соп(.га отпез. Правительствующий Сенат постановил, между прочим, о
действиях присяжного поверенного Шубинского сообщить на постановле-
ние московского Совета. Попутно возникло и другое дело о Iiiубинском
по обвинению в выработке мировой сделки между гражданским истцом и
обвиняемым, причем Совет разъяснил, что поверенный не может участво-
вать в создании безнаказанности для виновного и в содействии незаконному
приобретению имущества . По этому поводу <Журнал Гражданского и Уго-
ловного Права> жаловался, что защитнику было объявлено только предо-
стережение на том основании, что вопрос о правильных приемах уголовной
защиты в практике русской адвокатуры еще мало разработан.
В противоположность Н.А. Неклюдову, А.Ф. Кони, беспощадно за-
клеймив поведение защитника, не решался делать какие-либо выводы о
защите вообще. Но такие случаи обращали на себя, как видно из приве-
денных слов, общественное внимание и служили неиссякаемым источником
для жалоб на падение уровня адвокатуры. Однако самый острый повод
для таких жалоб дал московский Совет, который в официальном документе
сам высказал, что <сословие мельчает; уровень опытности и знаний в массе
понижается, а чувства чести и долга, понятия о порядочности, о границах
дозволенного, принципы общественного служения забываются> . Мы сей-
час увидим, что суждения эти, которые были горячо подхвачены всей прес-
сой, высказаны были в разгар борьбы Совета с сословием, которое он
лат. - война всех против всех
Лат. - война всех против всех.
> <Вестник Европы>, 1889, 5. - Прим. авт.
<Журнал Гражданского и Уголовного Права>, 1889, кн. 3, с. 169. - Прим. авт.
Отчет московского Совета присяжных поверенных за 1889-1890 г., с. 14. - Прим. авт.
215
представлял. Но от этого суждения не только не теряют в своем значении
а, напротив, становятся и сами по себе доказательством высказанных в
них мыслей. Ибо, если допустить, что Совет облыжно возвел на сословие
такое обвинение или даже только сгустил краски, то такое отношение между
Советом и сословием действительно вопиет о забвении чувства чести и
долга.
Как менялись в этом направлении нравы на протяжении времени, может
иллюстрировать сопоставление таких двух фактов: в отчете за 1876 год
московский Совет <считает своим долгом довести до сведения общего со-
брания об одном прискорбном и выходящем из ряда обыкновенных случае.
Один из присяжных поверенных счел возможным подать в Совет бумагу,
хотя и облеченную в форму жалобы на действия одного из помощников
присяжного поверенного, но заключающую в себе прямое глумление над
действиями самого Совета>. Проходит десять-двенадцать лет, и в 1889 г.
<Журнал Гражданского и Уголовного Права> отметил такой факт, что
<член Совета публично однажды позволил себе утверждать, что в обще-
ственном мнении адвокаты и ростовщики стоят на одной нравственной вы-
соте>. Этот случай уже не только не отмечен особо в отчете, но вообще
Совет не привлек его за это к ответственности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71