<Немыслимо даже поднимать вопрос о том, какой речи следует нам
придерживаться. Если свойства французской речи объясняются националь-
"1 характером французов, то возможно ли русскому подражать этой речи,
не впадая в противоречие с самим собой>. Точно так же и <Спб. Ведомости>
писали, что <русская натура не расположена к фразерству, постоянным
стремлением к эффектам у нас легче возбудить смех, чем энтузиазм> .
Все эти пожелания и утверждения оказались правильными. При всем
разнообразии приведенных выше характеристик наших ораторов, есть, од-
нако. черта, которая отмечается во всех, один множитель, который может
быть вынесен за скобки, - это простота речи, отсутствие в ней патетич-
ности и всяких, так называемых еiєеiа сiаисiiепсе.
Ярким образцом в этом отношении могут служить напечатанные речи
В.Д, Спасовича. До чего доходила строгость в этом отношении, можно
видеть из того, что, например, в рецензии на сборник речей А.Ф. Кони
К. К. Арсеньев ставил ему в вину употребление таких заключительных фраз:
<Подсудимый сказал, что он прошел сквозь огонь, воду и медные трубы.
Докажите ему, что пройти через ваш суд труднее>. Или: <Подсудимый
сказал, что любили его за то, что у него были мягкие руки. Докажите ему
своим приговором, что у него руки были не только мягкие, но и длинные>.
Иная тенденция замечалась в Москве, и самым сильным ее выразителем
был Ф.Н. Плевако.
<В Плевако, - говорит В.А. Маклаков, - были задатки стать не-
сравненным стилистом, речи которого можно было бы запомнить наизусть,
как, например, речи А.Ф. Кони. Но он оставался к этому весьма равно-
душен, никогда не исправлял ни речей, ни статей, с тем, чтобы отделать,
очистить свой стиль. И если этот великий талант его не был зарыт в землю,
он не был и приумножен. Но исключительная свобода его речи, во-вторых,
имела и худшую сторону: она невольно вела к многословию, к напыщенности,
к искусственности языка, к своеобразному кокетству обилием и разнооб-
разием слов>. В.А. Маклаков, между прочим, вспоминает о речи Плевако
защиту Бакиханова, обвинявшегося в убийстве присяжного поверенного
-таросельского. <Вся его речь, по-видимому, сводилась к одному фей-
Заимствуем эти краткие характеристики у А.Ф. Кони. - Прим. авт.
Кони А.Ф., <3а последние годы. с. 330. - Прим. авт.
Ст. Ведомости>, 1868 г., ЛЄ 356. - Прим.
ерверку. Он кончил эффектным обращением к покойному Старосельскому:
<Товарищ, спящий во гробе>, после чего в зале послышались рыдания,
заплакал один из судей>.
В своих <Заметках о русской адвокатуре> К.К. Арсеньев отмечает тот
прием защиты, распространение которого было бы весьма прискорбно. <В
московском Окружном Суде слушалось дело накануне праздника Благо-
вещения; во время защитительной речи раздался колокольный звон крем-
левских соборов (рядом с которыми, как известно, стоит здание Суда);
защитник, пользуясь этим, напомнил присяжным соединенный с днем Бла-
говещения обычай русского народа выпускать на волю птиц из клеток и
просил их о такой же милости для узника, стоящего перед ними. - Само
собой разумеется, - прибавляет К. Арсеньев, - что все подобные вы-
ходки вдвойне непростительны, когда адвокат, действуя в качестве пове-
ренного частного обвинителя или гражданского истца, прибегает к ним с
целью достигнуть не оправдания, а осуждения подсудимого>.
В будничной работе, которой должны были отдаться судебные учреж-
дения, тот уровень, на который сразу поднялось наше судебное красноречие,
опускался, конечно, значительно ниже. На это и указывал в <Юридическом
Вестнике> П.К. Обнинский , собравший целый ряд примеров отступлений
защитников от истинных заветов Судебных Уставов и предрекавший на
этом основании приближение черного дня для адвокатуры. Но редакция
журнала сопроводила статью г. Обнинского примечанием, в котором ого-
варивала, что <автору удалось собрать несколько примеров, впрочем, не
только ничем не доказанных, но и без указания даже дел, из которых они
извлечены, и если бы кто-нибудь взял на себя труд собрать весь запас
подобных анекдотов, то составился бы целый веселенький том, но весь в
одном и том же виде. Но несчастна страна, в которой от таких случайностей,
от сборника анекдотов могла бы зависеть судьба нового учреждения и, в
особенности, такого, как адвокатура>. Действительно, такие же <анекдоты>
в большом количестве приводятся и в воспоминаниях А.Ф. Кони о дея-
тельности прокуратуры на первых порах. Но здесь они и сообщаются, как
любопытные отступления от нормы, как несоответствие тому уровню, на
который поднялись корифеи, и который энергично поддерживался и в ли-
тературе.
Гораздо труднее выяснить роль и степень участия адвокатуры в раз-
решении и освещения практических вопросов материального и процессу-
ального права. Такое выяснение потребовало бы долгого и кропотливого
<Юридический Ватник>. 1872 г.. " 8 и 10: 1873 г., № 5. - Прим
дда Но можно категорически утверждать, что предстоявшая здесь работа
даровала исключительного напряжения и знаний. Ко времени издания су-
р(}ць№ уставов никакой юриспруденции у нас не существовало. Правда,
тля облегчения деятельности новых судов министр юстиции Замятнин оза-
оотiiлся составлением сборника решений Правительствующего Сената
(в 2 частях и ~) томах, в которые вошли решения общих собраний Прави-
тельствующего Сената с 1833 по 1864 г.), но, - прибавляет историк Се-
рiаi-а, - преемственную связь между старой и новой практикой можно
найти только в очень ограниченном круге вопросов . Иначе и быть не могло,
потому что деятельность старых и новых судебных учреждений построена
была на совершенно противоположных началах. Дореформенные судебные
учреждения обязывались применять закон буквально, не допуская обман-
чивого непостоянства самопроизвольных толкований. При неясности закона
суды доводили свои сомнения до Сената, а при недостатке закона и Сената
должен был воздерживаться от решения конкретного дела. Само собой
разумеется, что держаться в рамках буквального толкования суды не могли,
а какое значение имело требование буквального толкования, это весьма
ярко иллюстрирует в упомянутой истории барон А.Э. Нольде на одном
примере. Разбирая в 1822 г. вопрос о том, должно ли считать родовым
имение, приобретенное куплею у родственника из той же фамилии, вопрос,
вызвавший сомнение разных инстанций, Гос. Совет, в Департаменте За-
конов, находя, что разнообразные решения сего дела разными местами про-
изошли оттого, что из них три судили по словам закона, а три по его
смыслу, заключает, что, если бы решения судебных мест могли быть уч-
реждены на смысле закона, то таковое заключение сих последних трех
мест было бы неоспоримо, а как дела судебные ведено было решать не по
смыслу, но по словам закона, торешения первых трех мест... заслуживают
предпочтительного утверждения .
Вряд ли нужно доказывать, что такая практика не могла служить по-
собием для новых судов, которые должны были основывать свою деятель-
ность не на букве, а на разуме закона, и, соответственно с этим, не вправе
были ссылаться на недостаток, неполноту или противоречие закона. Таким
образом, судебным деятелям приходилось здесь начинать сызнова. А вместе
с тем, введению новых судов сопутствовал очень резкий экономический
подъем страны, вызванный освобождением крестьян, развитием железно-
дорожного строительства, появлением акционерных обществ и учреждений
<История Правительствуюшгго Сената за двести лет (1711-1911)>, Спб. 1911. т. IV,
" - Прим авт.
ы же. с. 423. - Прим. ает
кредита. Возникли новые юридические отношения, совершенно не предус-
мотренные архаическим десятым томом, и новому суду приходилось сразу
выступать в творческой роли. Естественно, что вся тяжесть этого положения
обрушилась в первую голову на адвокатуру, которой приходилось ставить
и разрабатывать вопросы, нередко натыкаясь на застарелые привычки. Так,
барон Нольде отмечает, что Правительствующему Сенату неоднократно
приходилось напоминать судебным палатам, что они сами должны доис-
киваться смысла закона и не вправе обращаться к Сенату с ходатайством
о разрешении его, что закон содержит общие правила, что для уяснения
его смысла есть много способов и признаков, вроде исторического проис-
хождения закона, его цели и пр. Разъяснено право суда применять закон
по аналогии, указана даже возможность обращаться к началам гражданского
права. Можно поэтому утверждать, что без участия адвокатуры, которая
преимущественно и возбуждала все такие вопросы перед Правительству-
ющим Сенатом, наша судебная практика вряд ли справилась бы с сложной
задачей. Да и Правительствующий Сенат в условиях кассационного про-
изводства не мог бы проявить своей правотворческой деятельности, если
бы адвокатура не поднимала тех или других вопросов.
Нужно еще особо отметить дела печати и политические дела. Таких в
то время было очень много, и некоторые из них отличались большой слож-
ностью. Выше было уже упомянуто о делах по обвинению А,С. Суровина
и по обвинению Пыпина и Жуковского, по которым выступал К. К. Ар-
сеньев, привлекший общее внимание своими речами. Точно так же в со-
чинениях В.Д. Спасовича (том V) напечатаны относящиеся к этому периоду
речи по делу Гайдебурова (издание книги Вундта), Щапова (издание пере-
вода Писем об Англии Луи Блана), Полякова (издание Истории рацио-
нализма Лекки), дело о заговоре, т.е. Нечаевское дело, дело Долгушина,
Дмоховского по обвинению в напечатании и распространении прокламаций
преступного содержания. Все эти речи хорошо известны каждому юристу,
а речь по Нечаевскому делу в защиту Кузнецова К.К. Арсеньев считает
<непревзойденным до сих пор образцом русского ораторского искусства> .
Помимо детального изучения всего дела, эти речи блещут глубиной анализа,
ярким освещением тех учений, которые содержатся в инкриминируемых
книгах, и выяснением социальных условий, среди которых возникают по-
литические преступления. В упомянутой речи в защиту Кузнецова
В.Д. Спасович обратил внимание суда на резкий душевный переворот, ко-
и совершился в Кузнецове за самое короткое время. Из доброго сына,
д д друга, внимательного, сострадательного, любящего - он в какие-
д два с половиной месяца превратился в рьяного пропагандиста и
дддид свои руки убийством. Перемена эта объясняется влиянием на
знеиова другого лица, и увлечение его поэтому надо считать для Куз-
иова смягчающим вину обстоятельством. <На этом, - говорит затем
Спасович, - можно бы и покончить защиту, но тогда она была бы весьма
дадьна, потому что, что же значит для судьи увлечение, когда не опре-
"цны ни мера, ни его степень, когда не определено, какая сила увлекла
Кузнецова, легко ли было сопротивляться ей или не легко>. Став на такую
дзицию, В.Д. Спасович рисует, с одной стороны, личность Нечаева, ув-
лекшего Кузнецова, с другой - дает картину тех условий, в которых жила
русская молодежь, и таким путем выясняет, было ли Кузнецову легко со-
противляться.
Такая постановка защиты, естественно, вызывала недовольство, В речи
своей по делу Пыпина и Жуковского, произнесенной во второй инстанции,
К.К. Арсеньеву уже пришлось указать, что <настоящее дело рассматри-
вается при условиях, не совсем нормальных, не вполне спокойных. Я ра-
зумею толки как в печати, так и в некоторых сферах общества, которыми
возбуждено сильное негодование против всех тех, кто принимал какое-ни-
будь участие в настоящем деле> . Как известно, тотчас после дела Пыпина
и Жуковского была издана первая новелла к Судебным Уставам, изме-
нившая подсудность по делам о преступлениях печати, а после Нечаевского
дела, <вследствие всеподданнейшего доклада управлявшего Министерством
Юстиции товарища министра Эссена о существе приговора спб. Судебной
Палаты по делу о злоумышлении Нечаева и его сообщников, направленном
к ниспровержению установленного в Империи порядка правления. Государь
Император Высочайше повелел министру юстиции представить свои сооб-
ражения о том, какие следует принять меры для предупреждения подобных
неудовлетворительных приговоров> . В результате была издана новелла,
изменившая подсудность дел о политических преступлениях. Если же со-
поставить эти факты с отмеченным выше отношением адвокатуры к делам
этого рода, то вряд ли можно сомневаться, что <неудовлетворительные
приговоры> в значительной мере были вызваны влиянием защитительных
речей.
<Политический процесс> (<Вестник Европы> 1871, ноябрь). В личной беседе со мною, спустя
более 40 лет после написания упомянутой статьи, К.К. Лрсеньев категорически подтвердил свой
отзыв. - Прим. авт.
Судебный Вестник>. 1866, № 55. - Прим. авт.
<Игторiiческiiй очерк>, с. 127 - [Iрим авт.
15. ОТНОШЕНИЕ ОБЩЕСТВА К АДВОКАТУРЕ
Такова, в общем, картина деятельности, развитой в первые годы ад-
вокатурой. Как бы ни оценивать эту работу самое по себе. во всяком случае
не может быть двух мнений, что деятельность Советов, являвшаяся первым
опытом в нашей общественности, резко выделялась на фоне господство-
вавших тогда принципов здорового эгоизма, о которых говорено было выше.
Если даже считать правильным отмеченное выше указание И.Я. Фойниц-
кого по поводу отказа Совета возлагать на присяжных поверенных защиту
на выездных сессиях, то во всяком случае этот единственный упрек должен
лишь подтвердить, что в общем направление деятельности руководящего
органа - Совета - было вполне правильным. Тем не менее, роль адво-
катуры не только не импонировала, но с самого начала она стала вызывать
к себе отрицательное отношение.
<Адвокатура наша, - писал Цедрин, самый страстный ее обличи-
тель, - поначалу довольно горячо заявила о своей солидарности с вопро-
сами жизни, а потому весьма естественно встретила со стороны либеральной
прессы самое горячее сочувствие>. Насколько ценна в устах Щедрина
первая часть утверждения, настолько же неверна вторая его половина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71