творцов русской культуры, за редчайшим
исключением. не был интеллигентом. Не был и не мог быть!
Из всей суммы вопросов идеологического порядка, есть два самых
важных. Первый, это вопрос о распространении правильных представлений о
русском историческом прошлом, создание подлинно русской концепции русской
истории. И второй, не менее важный, - это вопрос о том, почему только в
России появился слой, известный под именем "интеллигенция" и каким образом
он разрушил плоды творчества русских образованных людей, создавших
величественное здание русской государственности и русской культуры.
Без ясных представлений о действительном (а не выдуманном
историками-норманистами и русскими интеллигентами) ходе русской истории и
без того, каким образом русская интеллигенция довела русский народ до
большевизма - невозможно выйти из того идеологического кризиса, в котором
находится сейчас весь русский образованный слой.
Творцы русской культуры не являются интеллигентами. Интеллигенты же
не являются основными торцами великой русской культуры. Подтасовка понятия
"русское образованное общество" понятием "интеллигенция", нанесло
неисчислимый вред русскому национальному сознанию и продолжает ему наносить
до сих пор.
То, что русская интеллигенция не совпадает с русским образованным
слоем, истинным творцом самобытной русской культуры, легко понять, обратив
внимание на три момента.
1. Если для обозначения интеллигенции потребовалось особое обозначение -
значит, интеллигенция это вовсе не образованный слой, который
существовал с момента зарождения Руси, а какая-то особая группа,
имеющая свои специфические особенности.
2. Образованный слой существует во всех странах мира, специфическое
понятие интеллигенция появилось только в России, когда после
совершенной Петром I революции, в России появилась особая
космополитическая прослойка, которую пришлось обозначить позднее
особым именем.
3. Образованный слой всякой страны в своем культурном творчестве
опирается на духовные основы своей национальной культуры. Русская же
интеллигенция с момента появления с яростной ненавистью отрицает все
основы русской самобытной культуры и принципиально отрицает
возможность существования русской самобытной культуры.
Спрашивается, как же люди, отрицающие возможность создания русской
самобытной культуры, то есть интеллигенция, могут составлять русское
образованное общество, создавшее русскую культуру?
Ведь сколько бы ни твердили русские интеллигенты, что никакой
русской самобытной культуры нет, ведь великая самобытная русская культура
тем не менее существует. Наличие совершенно своеобразной русской культуры,
резко отличающейся от европейской культуры - неоспоримый факт, это давным
давно признано величайшими русскими и иностранными мыслителями. Духовную
непохожесть русского ярко чувствуют все другие народы. Даже русских
интеллигентов, как они ни корчат из себя европейцев - европейцы никогда не
признают за своих. Это ли не есть неоспоримое признание того, что даже
европеизированные русские по своему духовному складу принадлежат к иному,
не европейскому миру.
Некоторое время назад на страницах "Нашей Страны" развернулась
оживленная полемика по вопросу о том "Что такое интеллигенция?" Дискуссия,
к сожалению, кончилась ничем. Как Аму-Дарья без следа уходит в пески, так и
в результате дискуссии идеологические работники народно-монархического
движения не пришли к выводу, к которому давно бы уже надлежало прийти
сторонникам национального мировоззрения: что интеллигенция - это одно, а
русское образованное общество, против которого всегда вело яростную войну
интеллигенция - это совсем другое.
В вышедшем в 1960 году в Нью Йорке сборнике "Воздушные пути" новый
эмигрант Н. Ульянов известный публицист и исторический романист (автор
романа "Атосса") в своей статье о русской интеллигенции
"Ignorantia est" дал Ордену Русской Интеллигенции столь же
беспощадную оценку, какую дал я в своей книге "Незаслуженная слава".
Живущие заграницей члены Ордена немедленно набросились на Н. Ульянова с
целью всячески дискредитировать его утверждения и его самого лично, и
всячески затемнить сущность спора. Подобная тактика членов Ордена вполне
понятна.
"Такая подмена, - писал Н. Ульянов в статье "Интеллигенция",
опубликованной в "Новом Русском Слове" (от 7 февраля. 1960 г.), -
наблюдается в отношении термина "интеллигенция". Его стараются употреблять
не в традиционно русском, а в европейском смысле. Нет нужды объяснять,
зачем понадобилось такое растворение революционной элиты во всей массе
образованного люда и всех деятелей культуры. Мимикрия - явление не одного
только животного мира. По той истеричности, с которой публицисты типа М. В.
Вишняка кричат о "суде" над интеллигенцией, можно заключить, что суда этого
боятся и заранее готовят почву, чтобы предстать. на нем в обществе Пушкина
и Лермонтова".
"Невозможно спастись, - пишет Н. Ульянов, - в статье "Интеллигенция"
("НРС", от 7 февраля 1960 г.) и от плоской болтовни, вызванной путаницей в
употреблении и понимании самого слова "интеллигенция".. В одних случаях это
делают по недоразумению, в других - сознательно. Не могу, например,
допустить, чтобы М. В. Вишняк заблуждался и не понимал, почему имена
Пушкина, Лермонтова, Лобачевского нельзя объединить, в одну группу с
именами Желябова, Чернышевского и Ленина. Если у него, тем не менее, такая
тенденция есть, то тут - определенный умысел. Ни сам он в прошлом, ни люди
дореволюционного поколения, не употребляли слово "интеллигенция" в таком
всеобъемлющем духе. Оно имело довольно узкое значение, и лет пятьдесят тому
назад, когда веховцы выступили с развенчанием интеллигенции -
терминологических споров почти не было. Обе стороны знали, о ком идет речь.
Путаница началась после революции, когда пробил час исторического
существования той общественной группы, что именовала себя интеллигенцией. С
этих пор и в Советском Союзе и в эмиграции слово это стало произноситься,
чаще, в общеевропейском понимании".
"Совершенно очевидно, что оценка исторической роли интеллигенции
возможна только в свете событий, служившего конечной целью ее борьбы. Это
сознавали ее враги и друзья. До революции они, несмотря на жаркие споры,
воздерживались от пророчеств и окончательных приговоров; чувствовали, что
совершение ее судеб еще не наступило. Вдруг да и в самом деле, русскому
Прометею удастся принести огонь на землю! Вдруг да "справедливейший"
политический строй восторжествует! Эти сомнения и относительность тогдашних
суждений выразил Д. С. Мережковский: - "Когда свершится "великое дело
любви", когда закончится освободительное движение, которое они начали и
продолжают, только тогда Россия поймет, что эти люди сделали и чего они
стоили". Все, как известно "свершилось" сорок три года назад. По всей
логике, России давно бы пора понять что-нибудь в "великом деле любви". Но
как это, оказывается, трудно! В СССР всем генералам идейного штаба русской
революции поставлены памятники, низшее офицерство занесено в святцы, и горе
тому, кто усомнится в непорочности этих подпольных страстотерпцев,
террористических угодников, социалистических заступников земли русской!
Соловки! Колыма! Расстрел! Оно и понятно: сомнение в их святости равно
сомнению в святости революции. Вот миф, стоящий на пути к нашему духовному
освобождению. На Западе он давно разоблачен. Там, во всех этих прометеевых
огнях и аннибаловых клятвах видят зарницы тоталитарных режимов".
Хотя Ульянов свое понимание интеллигенции уточнил лишь в ответе
Вишняку, все построение его статьи в "Воздушных путях" не оставляет
сомнения в том, что он уже и раньше понимал под интеллигенцией "орден"
Анненкова или, согласно Иванову-Разумнику, "штаб русского революционного
движения". А сторонник Н. Ульянова в своем письме в редакцию "НРС" З.
Аспальф (.ї 17154) пишет: "Критики Н. Ульянова не опровергли, нового не
указали, а постарались главным образом по причинам пристрастия, замутить
вопрос о существовании "закрытого ордена русской интеллигенции"
своеобразной природы, с душком особого НАПРАВЛЕНИЯ".
Скажем открыто то, на что З. Аспальф только туманно намекает -
"своеобразная природа" ордена и его "особое направление" - определяются
масонским происхождением Ордена. Сознавали или не сознавали рядовые члены
Ордена, но с момента возникновения Ордена они были никем иным, как
духовными и политическими лакеями мирового масонства.
II
Русская интеллигенция, как это много раз подчеркивали выдающиеся ее
представители, несмотря на разнородность входящих в нее политических
образований представляет из себя все же нечто в политическом отношении
целое, напоминая собой подобие некоего ордена, имеющего одни и те же
основные верования. Впервые орденом интеллигенцию назвал Анненков, который
характеризуя западников писал, что все они составляли "как бы воюющий
орден, который не имел никакого письменного устава, но знал всех своих
членов, рассеянных по лицу пространной земли нашей, и, который все-таки
стоит по какому-то соглашению, никем в сущности не возбужденному, поперек
всего течения современной ему жизни, мешая ей вполне разгуляться,
ненавидимый одними и страстно любимый другими".
"Когда во вторую половину XIX века, - пишет в "Русской Идее" Н.
Бердяев, - у нас окончательно сформировалась левая интеллигенция, то она
приобрела характер сходный с монашеским (вернее сказать, с масонским
орденом, - Б. Б.) орденом".
В книге "Истоки и смысл русского коммунизма" он опять утверждает:
"Интеллигенция скорее напоминала монашеский орден или религиозную секту со
своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным
миросозерцанием, со своими особыми нравами, и даже со своеобразным
физическим обликом, по которому всегда можно было узнать интеллигента и
отличить его от других социальных групп".
Да, члены Ордена имели даже особый, своеобразный физический облик. В
"Истории моего современника", в главе "В розовом Тумане", Короленко,
например, пишет, что его внимание поразила интеллигентное выражение лицо
одного из пассажиров, разговаривавшего с другим пассажиром: "Я
насторожился, ожидая дальнейшего разговора этих двух симпатичных людей,
которые сразу нашли друг друга в безличной толпе". "Точно члены одного
ордена, - опять нашел я литературную формулу". "Сам человеческий облик
известной категории людей, идейных, изъеденных интеллигентской идеологией,
носил печать этого удушливого, безотрадного "антиэстетизма". Нечесаные
волосы, перхоть на потертом воротнике, черные ногти, неряшливая одежда,
вместо платья (со словом туалет был сопряжен некоторый одиум),
неопределенного цвета блузы, вместо прически - либо по-студенчески
остриженные волосы, либо забранные на затылке неряшливо в чуб - подобного
вида публика в фойе театров, где шли "идейные" пьесы, залы с лекциями и
определенного типа клубы" (Кн. С. Щербатов. Художник в ушедшей России",
стр. 236).
Утверждения Н. Бердяева, что русская интеллигенция представляет
собою особый Орден разделяют и многие другие видные представители этого
Ордена. Г. Федотов утверждает в "Новом граде": "Сознание интеллигенции
ощущает себя почти, как некий орден, хотя и не знающий внешних форм, но
имеющий свой неписанный кодекс - чести, нравственности, - свое призвание,
свои обеты. Нечто вроде средневекового рыцарства, тоже не сводимого к
классовой, феодально-военной группе и связанного с ней, как интеллигенция с
классом работников умственного труда".
Особым духовным Орденом, а отнюдь не русским образованным слоем
считал интеллигенцию и бывший эсер-террорист И. Бунаков-Фондаминский.
Однажды он сделал в Париже даже доклад "Русская интеллигенция, как духовный
орден". Считал, что интеллигенция является своеобразным духовным орденом и
Д. Мережковский.
Русский марксист Валентинов (Е. Юрьевский) писал в статье
"Воспоминания В. А. Маклакова", напечатанной в июне 1954 года в "НРС":
"Русская интеллигенция, неповторимое историческое явление, появление
которой всего правильнее датировать началом 40-х годов - была неким
орденом. Нечто вроде средневекового рыцарства, имевшая, как полагал
Федотов, но к этому следует сделать важные поправки, - свой неписанный
кодекс чести, "свои обеты". К Ордену в какие-то годы несомненно
принадлежала значительная часть и руководящая часть партии к. д. - Милюков,
Винавер, Д. Шаховской и другие".
В возникшей в 1960 году полемике между Н. Ульяновым давшем суровую,
но справедливую оценку Ордену Р. И. и члены Ордена, и сторонники взглядов
Н. Ульянова одинаково прибегают к термину - "Орден Русской Интеллигенции".
Несомненный член Ордена проф. Ф. Степун, например, пишет в своей статье
"Суд или расправа?" ("НРС" ї 17174); "Ссылаясь на Иванова-Разумника, на
Федотова и на английского профессора Хербера Баумена он (Ульянов. - Б. Б.)
приходит к пониманию интеллигенции весьма близкому к тому, которое я
защищал уже в 20-х годах и которое подробнее обосновал в моей последней
статье "Пролетарская революция и революционный орден русской революции"
("Мосты", 3). В основе этого понимания, лежит формула Анненкова, по мнению
которого, интеллигенция есть как бы "воюющий орден, который не имея
никакого письменного устава, но зная всех своих членов, рассеянных по лицу
пространной земли нашей, стоял по какому-то соглашению поперек всего
течения современной ему жизни, мешая ей вполне разгуляться, ненавидимый
одними и страстно любимый другими".
III
По своей организационной структуре Орден Русской Интеллигенции
(будем называть его сокращенно - Орден Р.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201