С особой внимательностью будет изображено то, на чем есть
печать личности в ее противостоянии общему укладу или хотя бы в обособлении
от него. Исследователь любезно лобызает то, на чем он находит печать духа,
ему родственного, и под этим углом зрения воспринимает все прошлое - не в
его целостности, ему уже чуждой. Только так можно объяснить, что за
пределами его интереса осталось дело жизни митрополита Макария, как нечто
официальное, безличное, казенное".
"Идеологический стержень нашего прошлого оказался вынут и отброшен в
сторону. Все внимание сосредоточено на частных явлениях, а московское
"все", воплотившееся в творении митр. Макария, осталось вовсе без внимания.
Это - пример не исключительный. Вся наша историческая наука проникнута
стремлением уложить события в рамки западной историософии. Будем ли мы
говорить о пионерах: Татищеве, Щербатове, Болтине, Карамзине, или корифеях
последнего времени: Соловьеве, Ключевском, Платонове и их школах, найдем
неизменное расхождение, если не полный разрыв, между сознанием историка и
сознанием церковно-православным. Русское прошлое воспринимается не как
самоценность, а как пройденный этап, поглощенный временем. Вечное
содержание промыслительно заложенное в нашем прошлом, упраздняется. Не
хранение этого вечного сокровища, задача вновь возникающих поколений, а
создание новых ценностей, под углом зрения которых получает оценку и
прошлое".
III
В Московской Руси Православная Церковь через приход, в управлении
которого активное участие принимали прихожане, была тесно связана с
народом, а через патриарха с Царем. Получалось неразрывное единство Церкви,
народа и Царя. В результате уничтожения патриаршества и преследований со
стороны власти, духовные силы православия были сильно подорваны.
Православная Церковь перестала быть могущественным средством единения
народа с Царем и Царя с народом. Вот что говорил по этому поводу в 1906
году на Предсоборном Присутствии епископ Антоний Волынский, позже
митрополит Киевский и Галицкий: "...насильственная противоканоническая
реформа Петра обезличила и затмила религиозное сознание русского народа,
оторвала духовенство от народа, превратила духовенство в касту. Реформа
эта, приведя русскую Церковь под господство государственного чиновника,
лишила Церковь приличествующего ей одушевления и дерзновения и положила
начало отступления от благочестия во исполнения Божьего глагола: "Поражу
пастыря и разойдутся овцы стада".
"Коллегия не может заменить Божьего пастыря и без главы не бывает
Церковь в очах Божьих, но Церковь наша пребывала в духовном пленении, ее
глава был связан в своих высших полномочиях, был вовсе лишен права их
проявлять, так что и узнать его трудно было христианам; Церковь Поместная
оказалась обезглавленной, а потому не имела приличествующего ей
одушевления; лучшие ее силы удалялись в леса и пустыни, светильники
оказывались под спудом и люди, лишенные света в храмине, отыскивая свет,
бежали ночью из ограды Церкви". "С кончиной последнего патриарха (Андрона)
наш быт развил себялюбивые и чувственные начала быта языческого, выработал
тип русского нигилиста, из размножения которого возник теперешний,
ужасающий на всю вселенную безобразный мятеж против родины и против
христианской веры".
"С конца XVII столетия, - пишет протоиерей Смирнов в книге "Златая
Цепь Святости на Руси", - ...началось сближение русских с Западною Европою
сначала через Киев, а затем, в царствование Петра I через Петербург с
отрывом высшего общества от преданий, созданных и хранившихся Святой Русью.
Происходит резкое снижение нашей духовной культуры. За все сто лет
восемнадцатый век воспитал только восемь праведников из которых святой
Иоанн Исповедник провел свой подвиг в Малой Азии и прославлен Греческой
Церковью; в России об этом святом тогда не слышали. Остальные семь святых
этого времени - епископы, т.е. представители высшего духовенства. Ни
аристократия, ни воинство, ни трудовые классы городов и деревень не
пополнили в XVIII "Русского Луга Духовного".
В статье "Где всего сильнее сказалось у нас заморское засилие",
митрополит Антоний объясняет, каким образом создался такой порядок русской
церковной жизни. Он говорит, что здесь всего сильнее сказалось иностранное
влияние. Засилие это было лютеранским, так как основатели Синода
скопировали это учреждение с лютеранских образцов, как и большинство своих
реформ. "По лютеранской системе, - пишет митрополит Антоний, - Церковь
признается, как невидимое единение неведомых друг другу истинных рабов
Христовых, развеянных в разных вероисповеданиях, Церкви же видимые,
объединенные единством вероисповедания и церковной власти, не имеют
никакого благодатного значения, но являются простым департаментом той или
иной народной или государственной жизни, почему и глава последней должен
быть главой поместной Церкви. Эту точку зрения и усвоил Император Петр и
основатель синодального регламента безнравственный и безрелигиозный иерарх
Феофан Прокопович, четыре раза менявший свою религию и отдавший
преимущество религии лютеранской. Дальнейшие Петербургские царствования
18-го века еще глубже проникались влиянием лютеранства и порабощали сим
церковную жизнь еще крепче. Как известно, особенно тяжелая участь постигла
нашу Церковь и нашу иерархию в царствование Анны Иоанновны так что, когда
воцарилась Елизавета, допустившая этот маленький проблеск национальных
начал в русской жизни и объявившая амнистию архиереям, священникам и
монахам, томившимся в тюрьмах и ссылке, то по словам одного придворного
проповедника, началось как бы воскресение из мертвых, которое предсказано в
последние дни мира. Из подземелий, из лесов, с далеких острогов, - так
приблизительно говорил проповедник - выступили и потянулись к свету
полумертвые от принятых пыток и полуживые от продолжительного голода и
других страданий, изувеченные и скорченные епископы, архимандриты, иереи и
иноки, давно потерявшие надежду увидеть свет Божий." "Просвещенное
царствование Екатерины II, исполненное милостей для прочих просвещенных
сословий, в отношении к Церкви и духовенству мало отличалось от
царствования Анны Иоанновны." (Епископ Никон. Жизнеописание Блаженнейшего
Антония, Митрополита Киевского и Галицкого. Том II, стр. 53. В дальнейшем
при ссылке на этот труд будем указывать только "Епископ Никон.
Жизнеописание Блаж. Антония".)
"Под влиянием Вольтера и французских вольнодумцев, - отмечает П. В.
Ковалевский в книге "Исторический путь России", - Екатерина решается на
отобрание у Церкви всех ее ценностей. Гибнет масса церковных сокровищ. В
церквах все старинное заменяется новым. Монастыри закрываются. 1764 год
может считаться для России Черным Годом. Повсюду, на окраинах, русское
влияние, поддерживавшееся монастырями, ослабевает. Уничтожение обители
Трифона Печенгского лишает весь Мурманский край опоры и часть русских
исконных земель переходит вскоре к Норвегии. Для Сибири наступает темное
время. Последние островки просвещения уничтожены и ока становится проклятой
страной. Миссия святого Иннокентия Иркутского - единственная светлая
страница в истории Сибири XVIII века.
...Лучшие церковные силы идут в затвор и уединение. Епископ
Воронежский Тихон поселяется в Задонске, где пишет свои выдающиеся
аскетические произведения, а Паисий Величковский обосновывается в Молдавии,
где восстанавливает древние традиции монашества и старчества и переводит
отцов церкви на русский язык". "Кому неизвестны, - пишет митрополит
Антоний, - жестокие расправы этого царствования с наиболее ревностными
святителями того времени Арсением Мацеевичем и Павлом Тобольским. А
ограбление церковных имуществ и закрытие огромного числа монастырей с
раздачей в достояние придворным фаворитам, явилось вторым, после
уничтожения Патриаршества, этапом порабощения Церкви государством, из рук
которого с этих пор Церковь должна была ожидать поддержки всем своим
учреждениям просветительным, административным, миссионерским. Не говорим
уже о том, что с закрытием монастырей народ лишался своих главнейших
религиозных светочей, из которых он почерпал и почерпает главный источник
нравственного одушевления и церковного образования. Но ведь лютеране не
только не признают монашества, а фанатически его ненавидят, мужицкие же
слезы о попиравшейся святыне не принимались во внимание Петербургским
правительством. Мне и прежде всегда было досадно читать укоры оппозиционной
печати по адресу Церкви за поддержку ее монархическим правительством; в
настоящее же время, когда не скрывается и обратная сторона медали нашего
прошлого, читать такую неправду прямо возмутительно. Объяснимся. Мы хотим
сказать, что отношение правительства к Церкви с 18-го и 19-го веков было не
столько покровительственное, сколько подозрительное, враждебное.
Покровительствовался только известный минимум религиозности, необходимой
для сохранения воинами и гражданами присяги и нравственного благоприличия в
общественной жизни." (Епископ Никон. Жизнеоп. Блажен. Антония... Т. I, стр.
53)
IV
"Но не только на устах бар, - пишет в статье "Роковая двуликость
Императорской России" архимадрид Константин, - было имя Вольтера. Глубже
проникало его влияние. Культ его нашел яркое воплощение в образе Великой
Екатерины, лично привлекательные черты которой, так убедительно оттененные
Пушкиным, только подчеркивают духовную пустоту ее "внутреннего человека".
Развязное поучение, с которым обратилась Екатерина к Синоду в связи с делом
Арсения Мацеевича, лучше всего показывает, что являла собою Православная
Церковь в глазах Екатерины. То уверенный голос "Просвещения", обращенный с
высоты Престола к отсталым архипастырям и научающий их, как надо
осуществлять дело спасения людей в соответствии с духом века. И то
обстоятельство, что не с Царицей - ненависть которой, вообще незлобивой, к
Арсению могла иметь корни только мистические - был конфликт Ростовского
митрополита, а с Синодом, рисует всю значительность духовной порчи века.
Тлетворный был. сам воздух эпохи - более тлетворным, чем то было во время
грубых преследований Церкви при первых преемниках Петра, Ибо внешним было
тогда, по преимуществу, насилие над Церковью, исходя от людей не только
Церкви, но и России чуждых. Ныне отравлен был, русский воздух, которым
дышало высшее общество, пусть и отсутствовал внешний террор. Не случайно
эмигрантом стал обновитель старчества и умно-сердечной молитвы Паисий
Величковский, с которым вели переписку лучшие наши иерархи - но не звали в
Россию". "К этому времени относится внедрение западного искусства в
богослужение. Подчиняется тлетворному воздействию самый вкус, утрачивается
способность ценить духовную красоту былого благочестия. Преемственность
гибнет в области церковного искусства".
А одно время как отмечает митрополит Антоний: "...самое
вероисповедание русского народа, т.е. Православие, было лишено даже права
именоваться таковым с начала 19-го века, а сохранило официальное название
греко-российского вероисповедания, - хотя оно по существу не связано ни с
Россией, ни с греками. Но это еще не все. Лет шесть тому назад мне случайно
пришлось познакомиться с манифестом Императора Александра I-го об
учреждении Тройственного Священного Союза, читавшегося в свое время во всех
храмах Империи. В тексте манифеста приказано русскому православному народу
почитать себя, пруссаков и австрийцев людьми одной веры - христианской и
подданными одного Царя - Христа. Отрицались и национальность русская и
вероисповедание православное, взирающие на последователей тех вер, как на
еретиков."
"Вообще оценить прогресс отступления в России, останавливая свое
внимание преимущественно на явлениях свидетельствующих об отпадениях
русского общества от Православия и даже от христианства было бы
неправильно, - замечает архимадрид Константин. - Гораздо более показательны
явления, свидетельствующие о проникновении чуждых элементов, носящих печать
"греха ума", в самое православие, будь то бытовое православие, будь то
православная мысль мирская, будь то и церковная среда, вплоть до высшей
иерархии. Под этим углом зрения нет вообще более страшного времени периода
Империи, как эпоха т.н. реакции и мистики падающей на вторую половину
царствования Императора Александра I - время, в частности, расцвета
деятельности Карамзина и Шишкова".
"...Шок исторической катастрофы, нависшей, разразившейся, в конечном
итоге обернувшейся беспримерным национальным торжеством, заставил
опамятоваться многих. Но поскольку возвращение в Церковь оказывалось не
покаянно-всецелым, а условным, с большим или меньшим уклоном в сторону тех
или иных явлений религиозности европейской, не приближался ли тем самым
соблазн Отступления непосредственно к самой Церкви? Перед самой Церковью
как бы ставился вопрос ее собственными чадами: не следует ли ей
пересмотреть основы своего бытия в согласии с веком?"
"Во всей силе присущего ему личного обаяния и во всей искренности
его духовных устремлений - с чем шел Александр I к Церкви? Им овладело
мечтательство, родственное современному экуменизму, которое не только во
внешней политике должно было подменить задачи Третьего Рима, но тщилось
определить по новому и внутреннее положение Православной Церкви. С
известным основанием может говорить современный нам исследователь русского
духа в его отношении к протестантизму Рудольф Мюллер об этой эпохе:
"Русская государственная Церковь, по имени находившаяся у власти, могла,
однако, с известным правом, смотреть на себя, как на гонимую, воинствующую
и страждущую".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201