Никаких остановок до тех пор, пока не будет найдена исходящая
точка всех этих происков - вот мое мнение, такое, какое оно представляется
моему уму".
О том, что главные инициаторы заговора остались нераскрытыми, думал
не только один Цесаревич Константин, так думали и иностранные послы и
политические деятели. Французский посол Лаферроне "продолжал с трепетом
взирать на будущее, в глубоком убеждении, что, несмотря на многочисленные
аресты, истинные руководители заговора не обнаружены, что самое движение 14
декабря было лишь частною вспышкою, и что участники, обреченные на смерть,
только орудия в руках лиц, более искусных, которые и после их казни
останутся продолжать свою преступную деятельность". (13)
Узнав о событиях 14 декабря, Меттерних пишет австрийскому послу в
С.-Петербурге: "Дело 14 декабря - не изолированный факт. Оно находится в
прямой связи с тем духом заблуждения, который обольщает теперь массы наших
современников. Вся Европа больна этой болезнью. Мы не сомневаемся, что
следствие установит сходство тенденций преступного покушения 25 декабря с
теми, от которых в других частях света погибали правительства слабые и в
одинаковой мере непредусмотрительные и плохо организованные. Выяснится, что
нити замысла ведут в тайные общества и что они прикрывались масонскими
формами".
Некоторые из декабристов показали во время следствия, что они
рассчитывали на поддержку заговора членами Государственного Совета
Сперанского, адмирала Мордвинова, сенаторов Баранова, Столыпина,
Муравьева-Апостола, начальника штаба Второй армии генерала Киселева и
генерала Ермолова. Но секретное расследование о причастности этих лиц к
заговору не дало никаких результатов, так как его вел масон Боровиков, член
ложи "Избранного Михаила". Он постарался дать, конечно, благоприятное
заключение о всех подозреваемых.
"Своим духовным отцом сами декабристы считали Сперанского,
секретарем которого (по Сибирскому комитету) был незадолго до этого
декабрист Батенков, автор одного из многочисленных проектов конституции,
составляемых членами тайных обществ".
В состав верховного уголовного суда, кроме других масонов, входил и
масон Сперанский, принимавший активное участие в следствии.
Гр. Толь в книге "Масонское действо" высказывает догадку, похожую на
истину, что масоны - участники суда старались так вести следствие, чтобы не
дать обнаружить главных вождей заговора, и подвергнуть наказанию
руководителей восстания, не сумевших выполнить порученное им задание.
"Павел Пестель, - указывает гр. Толь, - ставленник высшей масонской
иерархии, на сумел или не захотел, - мечтая для себя самого о венце и
бармах Мономаха, - исполнить в точности данные ему приказания. Много
наобещал, но ничего не сделал. Благодаря этому он подлежал высшей каре, не
следует забывать, что он был "Шотландским мастером", что при посвящении в
эту высокую тайную степень у посвященного отнималось всякое оружие и
объяснение гласило, что в случае виновности от масона отнимаются все
способы защиты".
М. Алданов в статье "Сперанский и декабристы" (14) пишет:
"Преемственная связь между воззрениями декабристов (по крайней мере
Северного общества) и идеями Сперанского (его первого блестящего периода)
достаточно очевидна".
"В том, что Сперанский намечался декабристами в состав Временного
Правительства вообще сомневаться не приходится".
Правителем канцелярии у Сперанского был декабрист Батенков.
"Трудно допустить, - пишет Алданов, - что декабрист Батенков,
человек экспансивный и неврастенический по природе, в разговорах с
Сперанским ни разу, даже намеком не коснулся заговора".
Для выяснения роли Сперанского в заговоре была создана особая тайная
комиссия. Комиссией, которая должна была выяснить роль в заговоре масона
Сперанского, руководил правитель дел следственного Комитета масон А. Д.
Боровков. Ворон ворону и масон масону, как известно, глаз не выклюют.
Комиссия, руководимая Боровковым, конечно, ничего преступного в действиях
Сперанского не нашла. В "Автобиографических Записках" А. Д. Боровков
сообщает, что тайное расследование не установило данных, свидетельствующих
об участии Сперанского в заговоре. "По точнейшем изыскании, - пишет
Боровков, - обнаружилось, что надежда эта была только выдуманною и
болтовнею для увлечения легковерных".
М. Алданов пишет, что "Слова Боровкова "по точнейшем изыскании
обнаружилось" вызывают в настоящем случае и некоторое недоумение: это ли
"точнейшее изыскание"? Боровков, который собственно руководил всем
следственным делом, был человек неглупый и прекрасно понимал, что
декабристы могли не губить Сперанского даже в том случае, если он принимал
участие в их деле".
"Следственная комиссия, - пишет дальше М. Алданов, - вопроса по
настоящему не разрешила. Не разрешила его и история. Многое здесь остается
неясным.
Через 30 лет после декабристского дела в 1854 году престарелый
Батенков, бывший ближайшим человеком к Сперанскому, отвечая на вопросы
проф. Пахмана, писал ему: "Биография Сперанского соединяется со множеством
других биографий... об иных вовсе говорить нельзя, а есть и такого много,
что правда не может быть обнаружена".
Сперанский был назначен Николаем I в верховный суд, судивший
декабристов. Как вел себя в нем Сперанский? "Сперанский испугался - и имел
для этого основания, - пишет М. Алданов. - Однако дело не только в испуге.
Отказаться от участия в Верховном суде значило подтвердить подозрения - это
действительно было страшно. Но от места в комиссиях, от составления
всеподданнейшего доклада Сперанский, конечно, мог уклониться без шума.
Всякий знает, что в комиссии выбирают только тех, кто в них желает быть
избранным. Если Сперанский принял избрание, если он вызвал его своим
поведением в заседаниях общего состава суда, если он взялся писать доклад о
казнях, - этого одним страхом не объяснить... Сперанскому, очевидно, было
нужно сыграть первую роль в этом деле".
Доклад суда Николаю I, написанный Сперанским, по оценке М. Алданова
"представляет собой высокий образец гнусности. Достаточно сказать, что в
нем есть такая фраза: "Хотя милосердию, от самодержащей власти исходящему,
закон не может положить никаких пределов; но верховный уголовный суд
приемлет дерзновение представить, что есть степени преступления столь
высокие и с общей безопасностью Государства столь смежные, что самому
милосердию они, кажется, должны быть недоступны". То есть, Сперанский
старался, чтобы большее количество людей, желавших видеть его главой
правительства, было казнено. "Во время вынесения приговора, - пишет М.
Алданов, - М. М. Сперанский мог увидеть людей, осужденных им на смерть за
революцию, которую они устроили для того, чтобы посадить его в Правители
Государства."
"Сперанский хорошо знал многих деятелей декабрьского восстания.
Вдобавок из 121 осужденных 24, в том числе трое приговоренных им к
четвертованию (Пестель, Рылеев и С. Муравьев-Апостол) были братья (т. е.
масоны. - Б. Б.). Сперанский в 1810 г. вступил в масонский орден".
XV. КАК МУЧИЛИ СОСЛАННЫХ ДЕКАБРИСТОВ В СИБИРИ
Сколько бесстыдной лжи и бесстыдного вранья написано по поводу
"невыносимых мук", пережитых декабристами на каторге. Для разоблачения этой
лжи мы сошлемся опять на свидетельства почитателей декабристов, еврея
Цейтлина и книгу проф. Гернета "История царской тюрьмы", изданную
большевиками.
"...Начальником Читинской тюрьмы и Петровского завода, - пишет М.
Цейтлин, - где сосредоточили всех декабристов, был назначен Лепарский,
человек исключительно добрый, который им создал жизнь сносную. Вероятно,
это было сделано Царем сознательно, т.к. он лично знал Лепарского, как
преданного ему, но мягкого и тактичного человека". (15)
"За неимением казенных работ, - писал начальник каторжной тюрьмы в
Чите, - занимаю их летом земляными работами, 3 часа утром и 2 часа
пополудни, а зимою будут они для себя и для заводских магазинов молоть
казенную рожь".
"На самом деле ни для каких "магазинов" в труде декабристов не были
нужны. Лепарский разрешал эту задачу тем, что превратил работу в прогулку
или пикник с полезной гимнастикой".
Материально декабристы ни в чем не нуждались. За 10 лет пребывания
на каторге заключенные получили от родственников, не считая бесчисленных
посылок вещей и продовольствия, 354.758 рублей, а жены их 778.135 рублей и
это только официальным путем; несомненно, им удавалось получать деньги и
тайно от администрации". (16)
"Новый Читинский острог разделялся на четыре комнаты, теплые и
светлые". (17)
"В 1828 году с декабристов сняли кандалы. В том же году Лепарский
"разрешил выстроить во дворе два небольших домика: в одном поставили
столярный, токарный и переплетный станки для желающих заниматься ремеслами,
а в другом фортепьяно". (18)
"Каторжная работа скоро стала чем то вроде гимнастики для желающих.
Летом засыпали они ров, носивший название "Чертовой могилы", суетились
сторожа и прислуга дам, несли к месту работы складные стулья и шахматы.
Караульный офицер и унтер-офицеры кричали: "Господа, пора на работу! Кто
сегодня идет?" Если желающих, т.е. не сказавшихся больными набиралось
недостаточно, офицер умоляюще говорил: "Господа, да прибавьтесь же еще
кто-нибудь! А то комендант заметит, что очень мало!" Кто-нибудь из тех,
кому надо было повидаться с товарищем, живущем в другом каземате, давал
себя упросить: "Ну, пожалуй я пойду".
Сторожа несли лопаты. Под предводительством офицера и под охраной
солдат с ружьями, заключенные отправлялись в путь. Под звон кандалов пели
они свою любимую итальянскую арию, революционную "Отечество наше страдает
под игом твоим", или даже французскую Марсельезу. Офицеры и солдаты мерно
шагали под такт революционных песен. Придя на место, завтракали, пили чай,
играли в шахматы. Солдаты, сложив ружья в козлы, располагались на отдых,
засыпали; унтера и надзиратели доедали завтрак заключенных". (19)
Привилегии женатых были велики.
"Жены постепенно выстроили себе дома на единственной улице и после
их отъезда сохранившей в их память название "Дамской". Мужья сначала имели
с ними ожидания в тюрьме, но постепенно получили разрешение уходить домой,
к женам на целый день. Сначала ходили в сопровождении часового, который
мирно дожидался их на кухне, где его угощала кухарка, а впоследствии они
переехали в домики жен". (20)
Так же хорошо жили декабристы и в Петровском заводе. "Переезд носил
характер пикника. Двигались медленно, летом. Через каждые два дня один день
отдыхали. Декабристы собирали коллекции растений и минералов. Вечерами у
костров пели песни. Переезд оставил у всех приятное воспоминание". (21)
Лунин во время переезда хвастался бурятам, что он хотел сделать царю
"угей" (смерть).
В Петровской их ждало новое помещение на 64 комнаты. Холостякам - по
одной, женатым - по две.
"Номера были большие, - пишет Цейтлин, - у женатых они скоро приняли
вид комнат обыкновенной квартиры, с коврами и мягкой мебелью".
"Получались русские и иностранные газеты и журналы. Декабрист
Завалишин исчисляет общий книжный фонд Петровской тюрьмы в 500.000
названий. Проф. Гернет считает это число возможным, принимая во внимание
огромную библиотеку Муравьева-Апостола". (22)
Кн. Трубецкая и кн. Волконская жили вне тюрьмы, на отдельных
квартирах, имея по 25 человек прислуги каждая". (23)
"Элементов принудительности на Петровском заводе не было" -
принужден констатировать сам проф. Гернет. (24)
"Работали понемногу на дороге и на огородах. Случалось, что дежурный
офицер упрашивал выйти на работу, когда в группе было слишком мало людей.
Завалишин так описывает возвращение с этих работ: "возвращаясь, несли
книги, цветы, ноты, лакомства от дам, а сзади казенные рабочие тащили
кирки, носилки, лопаты... пели революционные песни". (25)
"Декабристы фактически не несли каторжного труда, за исключением
нескольких человек, короткое время работавших в руднике", - признает сам
проф. Гернет. (26)
Высланные на поселение получали по 16 десятин пахотной земли,
солдатский паек и одежду два раза в год. Неимущим выдавались пособия. Так,
Батенков, при выходе на поселение получил от Императора 500 рублей серебром
"на первое обзаведение". Но на землю селились мало. Предпочитали служить,
как Кюхельбекер и др., или работать самостоятельно, как Якушкин, имевший в
Ялуторовске школу, которую окончило 1600 мальчиков. Ни то, ни другое не
запрещалось. (27)
XVI. ОЦЕНКА "ИСТОРИЧЕСКОГО ПОДВИГА" ДЕКАБРИСТОВ ВЫДАЮЩИМИСЯ СОВРЕМЕННИКАМИ
И НАРОДОМ
Восстание декабристов, это дело кучки фанатически настроенных
дворян. Восстание декабристов не имело никаких корней в народе, да по
характеру своему и не могло иметь. Декабристам сочувствовала только
незначительная часть дворянской интеллигенции, из числа "передовых людей,
заразившихся любовью к отвлеченной свободе и ненавистью к реальной России.
Эта категория людей, как во времена декабристов, так и позже, всегда
страдала одной и той же неизлечимой болезнью - отсутствием государственного
смысла. Русской действительности и русской власти эти фантазеры предъявляли
всегда такие претензии, каких не в состоянии выдержать никакая власть на
свете. Действительность и политические утопии, как известно, со времен
Платона, всегда живут как кошка с собакой.
Как отнеслось большинство выдающихся национально-настроенных людей к
"бессмертному историческому подвигу декабристов"?
Выдающийся русский лирический поэт Ф. Тютчев пишет:
...Полна грозы и мрака,
Стремглав на нас рванулась глубина,
Но твоего не помутила зрака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201