Провожали, как на фронт. Ребятишки, правда, носились, шумели, но и в их голосах было что-то тревожное: дети Бейрута! Городское небо было еще чистым, потому что и убийцы по ночам спят. Скоро проснутся, выпьют кофе, и... начнется... Нужно выехать за пределы Ливана, пока не началось.
Рач молчал, держался уверенно, только то и дело ощупывал полу пиджака — военная дорога, надо быть готовым ко всему. При этом дерзко смотрел на собравшихся и подмигивал Сирарпи — мол, не трусь, сестренка, с тобой армия.
— В Армении сестру мою горячо за меня поцелуешь,— в минуту прощания дрогнул голос у Багдасара Мугнецяна. Старое сердце подсказывало ему, что он больше никогда не увидит ни Армении, ни сестры.— Скажи, чтоб за Сирака не очень меня ругали. Он попросил: пришли, дядя, приглашение, ну, я и послал. Что мне было делать? Отсохла бы моя рука, лучше б не посылал.
И тут мать зарыдала в голос — слезы, плач, копившиеся в течение долгого времени, вдруг вырвались наружу. Она обняла дочку, принялась ее целовать, гладить ей лицо, словно им предстояла либо вечная, либо, по крайней мере, очень долгая разлука. Сирарпи пыталась успокоить мать, но сама плакала вместе с ней. А вокруг звенела ребячья речь на армянско-французско-арабском языке. Неразбериха, суматоха.
— Привези из Ереван снег, тетя Сирарпи.
— Мороженое привези! Говорят, там очень хорошее!
— В Армении все хорошее!
— Дедушку поцелуй, тетя Сирарпи.
— Книжки с картинками привези. Странное, тревожное было прощание.
— Армянину и на праздник без слез не съездить,— сказал зять Багдасара Мугнецяна.— Вперед, Рач, времени мало, скоро налетят, проклятые...
Ребятишки встали ни свет ни заря — заспанные, бледные, зевают на бегу. Багдасар Мугнецян и вовсе не спал. Мать и Сирарпи часа на два лишь прилегли рядышком — каждая прикидывалась, что спит.
Багдасар Мугнецян посылал в подарок сестре серебряный пояс их матери, были и другие подарки. Детишки велели передать кто свою игрушку, кто сладости, кто цветные открытки. Все уместилось в одном чемоданчике — хорошо лететь налегке.
Рач наконец завел машину, и уже без промедления машина рванулась вперед, вслед за ней помчались и долго бежали ребятишки, а в небе в это время появились первые самолеты и загудели, зарокотали угрожающе, страшно...
Начинался рядовой, будничный день Бейрута — полный ужасов, тревог, как и всякий день теперь. Однако хоть и боязливо, но поскрипывали двери магазинов, в кафе люди уже пили свой утренний кофе, из мечетей доносились медовые звуки намаза, христианские церкви тоже возносили господу молитвы печальными устами своих медных колоколов...
— В Дамаске у меня родня,— сказала Сирарпи.— В Халебе доктор Дальян — уважаемое лицо.— И вдруг в глазах ее появилась озабоченность: — А что, если он в отъезде?.. У тебя там знакомые есть, Рач?
— Есть хорошие парни, мои друзья. Не думай ни о чем, положись на меня.
— И это мне? — не удивилась, а ужаснулась Сирарпи, обнаружив, что возле ее тощего чемоданчика стоят два пузатых.— У вас жалость есть?
— Это наши маленькие подарки твоей бабушке,— успокоительно объяснил доктор Дальян.— Ничего особенного. Так, кое-что на память, от союзов армян Халеба, от наших организаций, от друзей твоего отца.
— Не забудьте и от союза женщин, доктор,— энергично вмешалась тикин Анаис.— Маленький ковер,— и она широко развела руки.— Это бабушке под ноги, в Ереване холодно. Чудесный персидский ковер.
— Вы представляете, как я буду тащить весь этот багаж? — Сирарпи и впрямь была в ужасе.— У меня две слабых руки. А тут три чемодана, сумка, пальто...
— Пальто не считай,— возразил доктор Дальян.— Это здесь жарко, а в России мороз. Так что сразу на себя наденешь.
— Я про пальто то же самое сказал,— вмешался парон Назарет. Несколько минут длилось молчание. Рач курил и ходил взад-вперед.
Застегнут на все пуговицы, правая рука все время в кармане. Сирарпи не отрывала глаз от чемоданов.
Доктор Дальян заговорил словно сам с собой:
— Надо что-то придумать. Вопрос багажа — серьезный вопрос. Как ты доберешься от Москвы до Еревана — вот в чем загвоздка.
— Правильно... Верно...— раздались голоса.— Багаж может и позже прийти.
— Не выйдет,— вмешалась тикин Анаис.— День рождения бабушки восьмого декабря. В этот день она и должна получить подарки.— И опять широко развела руками: — Мы вот такой маленький ковер купили от имени женщин. Персидский. Очень красивый.
Доктор Дальян нервно раздавил носком туфли недокуренную сигарету:
— Тикин Анаис, умоляю тебя, перестань, есть вопрос поважнее, чем твой маленький ковер.— И повернулся к Сирарпи: — Значит, с того аэропорта в Ереван самолеты не летят? Придется ехать в другой?
— В том-то и дело. Больше восьмидесяти километров,— Сирарпи готова была расплакаться.— От Шереметьева до Домодедова больше восьмидесяти километров.
— За час можно доехать.
— За два,— поправил Назарет.— У них машины медленнее едут, а дороги — как кожа сатаны.
— Да, это так,— подтвердил Рач.
— Домодедово, говоришь? — спросил доктор.— А что это значит?
— Так аэропорт называется. Означает: дедушкин дом.
— Дедушкин дом... Это хорошо,— улыбнулся доктор.
— Название как название.— Парон Назарет попросил доктора не отвлекаться: — Ты о деле думай...
До вылета самолета Халеб — Москва оставался час сорок минут. Собралось более шестидесяти человек. Они прохаживались группами,дети с шумом, визгом катались, как на льду, на черном мраморном полу. Доктор Дальян в рассеянной задумчивости оглядел собравшихся и произнес:
— Нужно принять решение. Может, проведем маленькое собрание? Кто здесь из текеяновцев?
— Все здесь,— ответил парон Назарет.— Кроме парона Погоса, а он...— и замолчал, не желая произносить вслух непочтительных слов.
— Что парон Погос?
— Разве я что-то сказал?
— Вы опять начинаете друг друга подкусывать? — кольнул его взглядом доктор.— Значит, текеяновцы здесь.
— И «Новое поколение» здесь: я и товарищ Наапет... Куда он делся?
— Я здесь,— от соседней группы отделился широкоплечий юноша.— Что-нибудь нужно?
-- И Союз возрождения Урфы здесь, трое членов.
— Думаю, достаточно.
— Женская организация здесь в полном составе,— тикин Анаис гордо оглядела группку окружавших ее женщин.
— Это не застолье,— хмуро бросил доктор.— Можем принять решение и без женщин.
Тикин Анаис взорвалась:
— Ах, так мы нужны только для того, чтобы варить кюфту и мыть посуду?! Я от тебя не ожидала, доктор...
Доктор Дальян не желал столкновений, тем паче что через пару дней предстоял торжественный обед в зале Текеяна. Потому он по-дружески погладил руку тикин Анаис:
— Как я могу так думать, тикин Анаис? Что мы без женщин — ноль! Уж ты-то обязательно должна участвовать...
В конце концов группа руководителей собралась в более или менее тихом уголке зала аэропорта, Сирарпи и Рач тоже присутствовали.
— Ты в Бейруте, видимо, состоишь в правлении текеяновцев?..— парон Назарет вопросительно смотрел на Рача.
— Я? — удивился Рач.
— Он приехал с Сирарпи,— отрезал доктор.— Не отвлекайтесь, давайте думать. Положение не из простых: три чемодана, два аэропорта, одна армянская барышня...
— Ты еще про пальто забыл, доктор.
— Да, и пальто притом. Что будем делать?
— Позвоним в Москву, в армянское представительство, приедут, встретят, все решат.
— У тебя есть телефон представительства, Сирарпи?
— Откуда?
— Давайте дадим телеграмму.
— Пока дойдет телеграмма, пока большой начальник представительства даст указание меньшему начальнику, пока...
— Позвоним в Ереван, в Комитет спюрка, там, видимо, есть прямая связь с Москвой.
Доктор Дальян посмотрел на часы и нахмурился еще больше.
— Могу я сказать слово? — робко вмешался Рач. Доктор Дальян взглянул на него безнадежным взглядом:
— Прошу, парон Рач.
— Я деловой человек, я не люблю долго говорить. Отец мне однажды сказал...
— Покороче, Рач.
— Хорошо, скажу покороче, доктор. Русскому служащему в самолете скажем, что нас заботит. Он все устроит.
— Среди них попадаются и летчики-армяне,— вставил парон Назарет.
— Может быть.
— Мне понравилось то, что сказал парон Рач,— парон Назарет по-отечески посмотрел на рослого парня.— Как так вышло, что ты не в правлении? Куда смотрят наши бейрутские соотечественники?
— Я... я...— опять замялся Рач.— Однажды я сказал отцу...
— Это сейчас не бог весть как важно — сегодня не в правлении, завтра может быть. Спюрк нуждается в умных людях, а завтра будет нуждаться в них еще больше.
Доктор Дальян решительным шагом направился к служащему аэропорта, на ходу сказав:
— Парон Рач, иди со мной. И ты, Сирарпи.— Взглянул на Назарета: — И ты, парон Назарет.
Другие руководители в нерешительности сделали было шаг вперед, но остановились.
Служащий-араб очень любезно сообщил, что один из московских летчиков как раз сейчас в соседней комнате пьет кофе, немного погодя он может его позвать.
— Сирарпи, ты сама должна поговорить с русским летчиком.
— Умоляю вас, доктор... я стесняюсь...
— Ты училась в Ереване, можешь объясниться по-русски, и потом, ты была гражданкой Советского Союза целых шесть лет. Это важный факт, он не может, не принять это во внимание.
— Может быть, он знает французский или арабский?..
— В таком случае поговорю я,— решительно сказал доктор Дальян.
Русский летчик подошел,.любезно поздоровался:
— Салам алейкум.
— Знает арабский,— обрадовался парон Назарет.— Говори, доктор. Сначала скажи, что мы армяне.
Однако выяснилось, что летчик знает по-арабски всего несколько слов, а французского не знает вообще. Тут уж все окружили парламентариев. Тикин Анаис позвала всех женщин своего комитета, теперь они с нескрываемым восхищением смотрели на русского летчика и улыбались.
Летчик беспомощно пожал плечами и спросил:
— По-русски никто не говорит?
— Парон Назарет, не можешь перевести?
— Я русского не знаю.
— А еще переводчик.
Парон Назарет подавил вспышку раздражения:
— Будет тебе известно, парон Наапет, что я перевожу с арабского на армянский и с армянского на арабский, могу переводить с французского и немного с английского, я знаю четыре языка.
— Только с женского на мужской не переводит,— засмеялась тикин Анаис,— пятьдесят пять лет, садовая голова, один живет.
— Тикин Анаис,— язвительно прервал ее парон Назарет,— мою женитьбу вы сделали национальной проблемой. Может быть, женский комитет предложит мне невесту?
— С радостью, парон Назарет,— завелась уже тикин Анаис.— Барышню эдак под пятьдесят...
Все весело рассмеялись.
— Постыдились бы русского человека. Что он подумает о нашей нации?
Выхода не было, Сирарпи поняла, что придется говорить ей. Она протянула ему руку, поздоровалась по-русски, представилась. Представился и Виктор Орлов. Сказал, что он штурман, спросил, чем может быть полезен,
— Кто он в самолете? — тихонько спросил доктор.
— Штурман, говорит. По-армянски это, кажется, атакующий. Непонятно.
— Может быть, это военный самолет? — недоумевающе произнес парон Наапет.
Сирарпи в нескольких словах обрисовала свое положение. Сказала, что сегодня, восьмого декабря, она должна быть в Ереване. Из Бейрута самолеты не летают, она доехала на машине сначала до Дамаска, но там сомолет уже улетел, следующий через неделю, -и вот она приехала в Халеб. Сказала, что от всей их родни она летит в Ереван одна.
Доктор Дальян придавил каблуком еще одну сигарету. Толпа провожающих зажала их в кольцо, внизу поблескивали любопытством глазенки ребятни.
— Таково положение нации, шестьсот лет не имеющей своей государственности... Бедная, бедная нация... Что подумает о нас этот почтенный русский человек? — вздохнул парон Наапет.
— Ты прав,— согласился с ним парон Назарет.
Виктор Орлов поначалу слушал Сирарпи с вежливой улыбкой, потом улыбка сделалась душевной. Спросил, сколько лет исполнилось ее тете, пошутил, не забыла лиСирарпи взять подарок. Сирарпи показала на выстроившиеся в ряд около весов чемоданы, тут же оправдавшись: тощий ее, а два пузатых... Неужели это всё ваши родственники? — удивился летчик. Сирарпи сказала, что до вчерашнего дня знала только доктора Дальяна,но, узнав о юбилее бабушки, армяне города... Виктор Орлов поразился: столько незнакомых людей пришло ее провожать, да еще принесли два чемодана подарков для незнакомой ереванской бабушки?
— Переведи, что говорит человек,— рассердился доктор Дальян.— Может он быть тебе полезен?
Сирарпи сказала, что Виктор Орлов удивлен. Собравшиеся заулыбались почти счастливыми улыбками. Доктор Дальян сделал торжественный шаг к центру круга, легким движением поправил галстук:
— Скажи ему, что мы армяне. Сказала? Молодец. Для армянина значения не имеет, родственник или нет. Сказала? Все мы родня друг для друга. Скажи, родина-мать свята для нас, а наша родина, скажи, частица могучего Советского Союза. Переведи это слово в слово. Молодец. Скажи: матушка Нунэ — это для нас бабушка всей Армении, бабушка каждого из нас, и, если бы было возможно, каждый из нас поехал бы на ее святой праздник.
Сирарпи перевела, Виктор Орлов широко улыбнулся, сказал, что его растрогала эта история, сказал, что армяне удивительный народ, что у него в Ереване много друзей. И вдруг зааплодировал: да здравствуют армяне!
Все собравшиеся тоже радостно зааплодировали.
— Что он сказал, Сирарпи?
— Сказал: да здравствует армянский народ.
— Да здравствует русский народ! — выкрикнул Наапет, который подошел и встал рядом с летчиком.
Все опять энергично зааплодировали.
— Переведи, Сирарпи, то, что сказал Наапет; это важно. Сирарпи перевела. Виктор Орлов улыбнулся, поблагодарил, сказал,
что он понял и без перевода.
В конце концов Сирарпи изложила свою просьбу — хочет из Шереметьева ехать прямо в Домодедово, хотя билета на Ереван у нее нет, да еще эти три чемодана...
— Понял, хорошо,— коротко сказал Виктор Орлов и быстро подошел к дежурному представителю Аэрофлота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72